Увидев меня в храме, Настя замерла. И замерло время. Она смотрела не мигая, потом подошла и обняла. Я почувствовала Настину тоску – перенесенную из старой в новую жизнь.
Если бы жива была Настина мама, она бы порадовалась за дочь. Дом Насти был полная чаша. После монастыря мы отправились туда – знакомиться с Олегом Нестеровичем. Это был муж. Он был ненамного старшее Насти, но она называла его по имени-отчеству. Как в старые дореволюционные времена. И дом у них выглядел как дореволюционный – с большими белыми колоннадами и фонтаном, укрощающим внутридворовый пруд.
Никогда до этого я не бывала в таких домах. Мне не нравился дворцовый интерьер – мебель с позолотой, камин из полудрагоценных камней, картины в стиле неоклассицизма. Мне не нравился ОН. Успешный и высокомерный, Олег Нестерович, кажется, снисходил до общения с нами, то и дело отвлекаясь на важные телефонные звонки. Мне не нравилось, что Настя, как мне показалось тогда, была не более чем красивым украшением этого холодного дома. Я не узнавала ее. Где ее серебристый смех? Где искрящаяся радость? Казалось, смысл ее теперешней жизни состоял в одном – искуплении греха и служении какой-то неведомой мне идее. За деньги Олега Нестеровича она помогала детдомам, храмам и просто тем, кто обращался с нуждой.
Обнимая меня на прощание, Настя тогда сказала: «Кристина, у меня очень мало близких людей. Я очень благодарна тебе за то, что ты была рядом. Я всегда помнила о тебе. Не звонила, потому что тяжело было возвращаться в прошлое. Хорошо, что мы встретились. На то Божья воля. Не пропадай». Я и не пропадала. С тех пор – вот уже несколько лет подряд – мы созваниваемся на Рождество, Пасху и дни рождения друг друга – пожелать счастья и сказать «многие лет…» А еще, куда бы я ни ехала и ни летела, Настина икона теперь всегда была со мной – тогда, в Полесском храме, она подарила мне ее на счастье.
Звоню. Настин голос в трубе.
– Кристина, дорогая, как хорошо, что ты позвонила!
– Конечно, хорошо! Значит, память еще не отшибло, – смеюсь. – День рождения все-таки! Вот и звоню, чтобы поздравить. Многие лета и тому подобное пожелать!
– Спасибо большое, Кристиночка. Спасибо огромное, что не забываешь. Только на этот раз просьба у меня к тебе есть.
– Просьба?? – изумляюсь я. – Что же ты у меня попросить-то можешь?
Перед глазами мелькают камины из сверкающих камней и дивные люстры из заморских стекол…
– Могу-могу, – смеется Настя. – Скажи, пожалуйста, ты могла бы к нам прилететь?
– К вам?? Прилететь??? – теряюсь…
– Ты же еще докторант, насколько я понимаю? В прошлый раз ты мне говорила, что защищаться будешь только в следующем году. Ничего не изменилось?
– Ну, почти ничего. Защищаться планирую осенью. А что?
– Осенью? А летом ты свободна? Занятий же летом нет?
– Ну, как сказать? Занятий нет, но диссертацию нужно писать. К тому же я договорилась об исследовательской работе…
– А отговориться можешь?
– Да что случилось-то, Настя? Лететь-то зачем??
– Понимаешь, Олег Нестерович решил политикой заняться. В парламент хочет идти. Ну, в общем, помочь ему нужно. Ты же по политическому PR в Америке магистерскую свою защищала? Вот он и хотел бы получить от тебя консультации. Тебя здесь никто не знает, я тебе полностью доверяю – в общем, идеальный для него вариант. Да и преподаешь ты курс по идеологическому критицизму, то есть манипуляциям общественного сознания…
– Настенька, дорогая, но ведь я анализирую манипуляции и учу студентов, как их распознавать, а не даю рекомендации, как их лучше воплотить в жизнь! Чувствуешь разницу?
Настя замолкает, и я понимаю, что моя отповедь прозвучала обидно.
– Послушай, Настя, я не люблю PR. Да, я хорошо понимаю, как он работает, но именно поэтому его и не люблю. Это же обман. Та самая манипуляция, о которой ты упомянула. Ты изучаешь свою потенциальную жертву с тем, чтобы заставить ее поступить так, как нужно тебе. Ты же верующий человек, Настя. Зачем тебе это?
– Понимаешь, – тихо отвечает она, – если он сможет стать успешным политиком, я смогу больше помогать людям. Ты же знаешь…
Да, я знаю. Жизнь – сложная штука. У каждого свой крест, своя вера и своя блаженность.
Обещая подумать и перезвонить, кладу трубку. Подумать есть о чем. Во-первых, деньги. Мне неудобно обсуждать этот вопрос с Настей, но для меня этот вопрос, по сути, главный. Если он заплатит больше, чем я могу заработать летом здесь, то почему не поехать? Во-вторых, университет. Сначала просила об этой летней работе – теперь отказываюсь… Ладно, это не страшно. Придумаю что-нибудь. И, наконец, Лешка. Если я улечу, то увидеться мы сможем только в августе… Два месяца. Трудно даже представить. Хорошо, а если останусь? Как часто мы будем видеться, если он в Калифорнии, а я в Колорадо? К тому же есть опасность того, что какое-то время он будет без работы. Нужно что-то иметь про запас. Нужно. Поднимаю глаза к иконе, подаренной Настей. Вспоминаю слова: «Хорошо, что мы встретились. На все Божья воля».
* * *
– Как в Украину?
Лешка не готов к такому повороту событий.
– Ну, а почему бы и нет, если есть возможность заработать? С Женькой повидаюсь, к бабушке на могилку съезжу…
Лешка молчит. Молчу и я. Да, два месяца. Но это шанс. Господь дает шанс. От этого нельзя отказаться. Нужно лететь. Ничего этого мы вслух не произносим. Все и так понятно. Я еду.
Никогда раньше я не летала в бизнес-классе. Чувствую себя полноценным буржуем. Мне даже не так страшно пронизывать облака своим телом, помещенным в железный сосуд! Вытянув ноги и потягивая шампанское, смотрю в иллюминатор и не могу поверить в то, что это не мираж. Всего месяц, а как все изменилось! Перед глазами дешевые мотели, прокуренные игровые залы, замызганные попрошайки, униженные мигранты, презрение добропорядочных горожан… «Какая ирония судьбы», – думаю я. К социальному дну мне было суждено прикоснуться в процветающих Штатах. А встреча с богатством, наоборот, ждет в бедной Украине. Только встреча. Потому как богатой я от нее, конечно, не стану. Но стану спокойнее. Через Настю я договорилась с Олегом Нестеровичем о сумме в два раза больше той, что мне заплатили бы в университете.
В Борисполе меня встречает Настя и ее охранник. С аккуратно приглаженными волосами, в строгом классическом платье, элегантных туфлях и безупречным маникюром под цвет убийственно актуальной сумки-кошелька, Настя представляет собой мою полную противоположность. Я в видавших виды джинсах, университетской футболке, летних шлепанцах и с растрепанной шевелюрой наэлектризованных от перелета волос.
– Ах, какая красотка! – искренне восторгаюсь я, целуя Настю. – А я как бомж.
