— Они часто ругались?
— Да нет, не очень. Но, если это случалось, то всегда по моей вине. Я говорила себе, мол, дело в том, что я — старший ребенок в семье. У меня два младших брата, и, естественно, отец любил своих сыновей больше, чем дочь, вернее даже — падчерицу.
— Я тоже — старший, — вставил Фрэнк, когда она замолчала. — И знаю, что такое быть всегда во всем виноватым.
— Думаю, иногда я заслуживала наказания. В тот раз они ругались из—за того, что меня поймали, когда я бросала из окна липучки для мух на людей с ближайшей парковки.
— Липучки для мух? Какой кошмар! И это в двенадцать лет!
— Ну вообще—то они были просроченные, мы нашли их в контейнере у комбината. Но нам удалось восстановить их липучесть, подержав немного в кипятке.
— О!..
— Мистер Флэш, преподаватель географии в нашей школе, случайно оказался первой жертвой наших проделок. От его пышной шевелюры на следующий день остался лишь короткий ежик. А миссис Тод, как выяснилось, носила парик. Потому что лента одной стороной приклеилась к ее волосам, а другой упала на дверцу автобуса. Автобус поехал и…
Фрэнк хихикнул.
— Дверца слетела?
— Если бы!
Вспомнив, чем все закончилось, Джина призналась:
— Я никогда больше в жизни не слышала такого пронзительного визга.
— Фрэнк рухнул на стул рядом с Джиной. Он так смеялся, что на глазах выступили слезы. Девушка только покачала головой:
— Когда ты дочь одного из самых уважаемых людей в городе, а шериф ловит тебя с подружкой, в то время как вы кидаете на головы бедных прохожих липучки для мух, отцу, естественно, приходится несладко.
— Да уж, представляю.
— Как бы то ни было, той ночью я услышала то, что не предназначалось для моих ушей. Отец был в бешенстве. Я ужасно боялась, что он выйдет из комнаты. Так я узнала, что равнодушие, которое я всегда ощущала с его стороны, было вызвано тем, что, на самом деле, он не был моим отцом.
— И что ты сделала?
— Спросила на следующий день об этом мать, но она ничего толком не рассказала, только умоляла меня вести себя хорошо, чтобы любой мужчина почел за честь назвать меня своей дочерью. Тогда с нашей семьей, по ее словам, все будет в порядке.
Улыбка Фрэнка поблекла.
— Тебе, наверное, нелегко было пережить такое известие? Она кивнула.
— К тому же я впервые осознала, что могу разрушить брак родителей, и решила стать примерной девочкой.
Фрэнк протянул руку и убрал выбившуюся прядь волос с ее лба. Прикосновение было таким нежным.
— Однако история запала мне в душу, — продолжила Джина, как только он убрал руку. — Я решила узнать, кто мой отец. Порылась и нашла шкатулку с мамиными документами, а в ней — ее фотографию с Марвином. На обороте стояла дата — год моего рождения. И я написала ему.
— Как ты все это вынесла, тебе ведь было всего двенадцать лет, удивился он. Его очаровательная ухмылка исчезла, в глазах появилось сочувствие и даже понимание. — Полагаю, король послал гонцов за любимой дочерью?
Она засмеялась.
— Да, верно. Спустя несколько месяцев личные детективы Марвина узнали все о моем прошлом, а потом появились в доме моих родителей, чтобы поговорить со мной.
— Ого!
— Двойное «ого!» Это было во время собрания членов церкви, прямо в нашей гостиной, где в качестве почетного гостя присутствовал мой отец. Я даже не помню, какую отговорку придумала мать для собравшихся.
— А что сделала маленькая Джина? — То же, что сделала бы на ее месте принцесса, живущая в доме дровосека. Спустилась с упакованным чемоданом, готовая покинуть родной дом навсегда. — Джина вздохнула, вспоминая заплаканное лицо матери. — Двенадцатилетние дети иногда бывают очень эгоистичными.
Фрэнк сел рядом, взял девушку за руку и сказал:
— Ты была удивительным ребенком. Она посмотрела на их переплетенные пальцы, вспоминая, как его руки ласкали ее в пятницу вечером и во вторник утром. И вдруг поняла, что забыла, о чем говорила.
Фрэнк проследил за ее взглядом, потом убрал руку и вернулся на свое место.
— Но каким—то образом твоим родителям удалось сохранить секрет, никто ничего не узнал, и принцесса не уехала во дворец, — сказал он, напомнив, о чем шла речь, а заодно пытаясь избавиться от физического влечения, вспыхнувшего между ними.
— Марвин пообещал не вызывать мать в суд и не претендовать на отцовство, если она согласится на то, чтобы я ездила к нему в гости время от времени, — объяснила Джина. — Итак, начиная со следующего лета, я стала уезжать на две недели в лагерь, о котором никто, кроме моих родителей, не знал. И мне запретили обсуждать это с другими, даже с братьями.
— Они не знают? — спросил он.
— Все известно только Бену. Он сейчас в колледже, А младший брат, Джастин, до сих пор уверен, что мы дети одного отца.
Фрэнк нахмурился:
— Не представляю, чтобы родители заставляли двенадцатилетнего ребенка лгать всему миру, включая родных братьев.
— Особенно тяжело было с бабушкой и дедушкой, родителями отчима, пояснила она. — Мы были очень близки.
— Не говоря о другой атмосфере, — продолжал Фрэнк, качая головой. Превратиться из дочери известного и уважаемого политического деятеля в дочь миллионера—бабника.
Джина невесело усмехнулась.
— Да, это был культурный шок. В лагере Марвина были поездки за границу, подарки и вечеринки. Но на тринадцатый день, когда приходило время паковать вещи и ехать домой, я уставала от этой роскоши и начинала скучать по маме, бабушке с дедушкой и братьям..
— Держу пари, Марвин своей бешеной энергией пробуждал в тебе страстную натуру. Джина пожала плечами:
— Во всяком случае, он закрывал глаза на все мои шалости. Да и в нем самом многое оставалось от ребенка. Все его проделки, махинации… В общем, пожив с ним, я начинала чувствовать, что ему нужна стабильная семья.
Фрэнк помолчал несколько секунд, потом кивнул, как будто до него дошло, что она имела в виду. Что касается самой Джины, то она не смогла поверить, что как на духу все рассказала почти постороннему человеку. Она выболтала историю всей своей жизни мужчине, которого всего лишь неделю назад презирала. Это было так не похоже на нее. Но, с другой стороны, все, что ей приходилось делать с тех пор, как судьба свела ее с Фрэнком Дэвисом, частенько поражало даже ее саму.
— Ну вот, теперь ты в курсе моей семейной тайны. Не стоило мне тебе все рассказывать.
— Неужели так опасно мне доверять? — пожал плечами Фрэнк. В его карих глазах светился дружеский интерес.
Нет. Вовсе нет, подумала она. И это самое ужасное. Ей действительно хотелось доверять ему. О Боже, теперь птичка завязла по самые коготки! Сначала сумасшедшее физическое влечение, потом искренняя симпатия, а теперь — полное доверие? «Эй, будь осторожней! — напомнила себе Джина. — Иначе сама не заметишь, как влюбишься в этого мужчину, который явно не подходит на роль нежного и заботливого мужа».
