Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина

Я тер пальцами виски, думая, предполагая, бросая взгляд на Глеба, который оставался все таким же спокойным в ожидании моего очередного вопроса.

— Глеб, возможен ли вариант, что ее ноутбуком кто-то мог пользоваться на расстоянии?

— Все возможно. Я не знаю, в данном случае это вас обрадует или огорчит…

Понимал парнишка все. Что это та самая соломинка, за которую утопающий хочет схватиться. Что переписка эта — не доказательство. Такой же фальшивкой оказаться может. Только как умудрились? Когда недоглядели мы? Все люди проверенные работали. Всех до седьмого колена проверяли. И опять эта мысль, словно занозой в сердце: а если она… Если Дарина — что тогда? Долго вы еще будете в романтиков сопливых играть?

Неизвестность способна свести с ума. Взорвать наш мозг. Иногда она даже ведет человека на край моста, с которого тот потом сиганет вниз. Потому что она выпивает наши силы. Она наматывает на кулак наши нервы. Она заставляет нас напиваться до беспамятства, совершать необдуманные поступки, подавляя волю, постепенно, шаг за шагом, пока ты не превратишься в жалкое подобие себя.

И мы тонули в ней. Эта неизвестность попадала в легкие, обжигая их, заставляя задыхаться и не находить себе места.

Мне позвонили и наконец-то доложили все детали по отправке живого товара в Турцию. Бакит и Ахмед. Я уже видел их синие и изуродованные трупы. Им недолго осталось. Только это потом… И если тварь Давыдов имел хоть какую-то достоверную информацию, то мы выйдем на след Дарины. Эти два ублюдка не просто объявили нам войну, они уже ступили на тропу своей смерти. Длинной. Мучительной. Жестокой. Которая будет скрашена звуками их криков, ломающихся костей, разорванной в клочья кожей, унижением и мольбами прикончить их поскорее…

Решил набрать Макса. Голос его хотел услышать. Убедиться, что держится как-то.

— Здравствуй, брат. Насчет Бакита узнал. Гнать надо — времени в обрез. Их на закрытом чартере через полчаса отправят.

— Я близко… успею… новости есть еще? — он говорил коротко, не так, как обычно, словно мыслями далеко, словно боль притупилась. Мне почему-то не нравилось это. Это не тот Макс, которого я знаю. Может, ситуация влияет… но не мог он быть таким… Я одернул сам себя, не время сейчас думать об этом. Увидимся — тогда и посмотрю. Нервы на пределе — что угодно почудиться сможет.

— По переписке есть. Только все белыми нитками шито… Вариантов подстав много — я бы не стал даже внимания обращать. Век цифровых технологий, мать их так.

Сам не верил в то, что говорю. Понимал, что звучит глупо и жалко. Словно корчащемуся от боли на смертном одре человеку рассказать, как здорово ему предстоит провести отпуск в горах. Только Максу нужно было сейчас это услышать. Как глоток воздуха получить, чистого, среди всего этого смрада из подлости и ненависти. Он, как и я, хватался за эту возможность верить, вгрызался зубами, затыкая пасть разочарованию, которое истекало слюной в предчувствии скорой трапезы. Пусть это станет отсрочкой. Пусть поживет еще… мы поживем…

Меня разбудило размеренное покачивание и ощущение движения. В голове сильно шумело. Так сильно, что подташнивало и сводило желудок. Вскочила резко, да так, что от боли потемнело перед глазами. В ужасе оглядываясь по сторонам, дернулась и поняла, что руки связаны. Затянуты так, что веревка впивается до костей. Паника обрушилась мгновенно, мешая дышать. Глаза лихорадочно осматривали помещение. Изо всех сил старалась понять где я. Но так и не смогла потому что вокруг тьма непроглядная, глаза должны к ней привыкнуть сначала, а их режет от боли в висках. Еще раз дернула руками и застонала от бессилия… а потом с ужасом услышала, как застонал еще кто-то. Надрывно, со всхлипом и дышать стало нечем. По спине покатился пот градом.

Тихо…тихо. Надо дышать. Считать и дышать. Это когда-то помогало. Иначе паника сведет с ума. Я больше всего боялась именно этих удушливых приступов безысходности.

Просто дышать и думать, вспоминать. Последнее, что я помню это как зашла в примерочную. Вот здесь надо сосредоточится. Именно здесь что-то произошло.

Каждое свое движение вспоминать по секундам. Все, что может помочь понять. Я тога сняла верхнюю одежду и повесила на вешалку, потом сняла сапоги, начала расстегивать кофту. Смотрела в зеркало…Боже! Как болит голова. Теперь я слышала стоны отовсюду. Я здесь не одна. Нас, как минимум, человек пять. Женщин.

Зеркало…В примерочной. Прямоугольное во весь рост. Кто-то отодвинул шторку, и я увидела лицо. Расплывчато очень, а потом меня схватили за шею и что-то прижали ко рту. Что-то с резким запахом. Перед глазами вспыхнула яркая вспышка и от боли в висках я согнулась пополам.

Значит меня выкрали и куда-то везут. Не только меня, судя по звукам.

Я снова дернула руками — точно веревка, не цепь. Но очень короткая и руки связаны сзади. Глаза постепенно привыкли ко мраку и теперь я выхватывала взглядом какие-то трубы, мешки, картонные коробки. Похоже на склад. Но если я чувствую колебания…то мы двигаемся. Шума колес нет, сигналов машин тоже. Не самолет однозначно. Мы плывем. Да. Вот оно это покачивание. Монотонное. Паника снова начала подбираться к затылку. Меня похитили и куда-то везут, вместе с такими же как я. С км такими же и где я? Где, черт бы всех побрал?

— Эй! Где мы?! — крикнула в темноту и прислушалась.

Мне не отвечали, кто-то копошился и плакал неподалеку, а я снова дернула руками, понимая, что они привязаны к чему-то. Скорей всего к одной из труб.

Я опять закричала и вдруг кто-то мне крикнул в ответ:

— Заткнись. Хватит орать. Итак голова болит. Нахватают шавок для количества.

— Где мы? Куда и кто нас везет? — не унималась я. Звук голосов немного успокаивал. Так всегда бывает, когда понимаешь, что в дерьмо вляпался не один.

— А то ты не знаешь где мы? На корабле. В трюме сидим. Границу пересекаем. Потом нас развяжут и наверх поднимут.

— Каком корабле?! Что за бред. Куда наверх?

Я понимала, что спрашиваю что-то не то и не так. Я, наверное, должна рыдать и орать, требовать, чтоб меня выпустили, а я не могла. Я пока не осознавала, что именно происходит.

— Свет, она из нежданчиков. Этих, которых скорей всего для количества отлавливают перед самым отплытием.

— Да мне по фиг кто она. Пусть не орет. А то когда эти придут и ей, и нам достанется.

Я снова всматривалась в темноту и теперь уже различала силуэты людей. Женщин. Теперь я видела, что нас человек двадцать.

— Кто отлавливает? — спросила я. Ответа не последовало.

— Кто, мать вашу, отлавливает? Я сейчас такой ор подниму, что у вас уши позакладывает!