Она его мобилизует. Оживляет. Она — его батарейка.
Она, и маленькая дочь, которая точно не даст заскучать.
— Мм, вино, — вытащила она из какого-то шкафа пыльную бутылку. Повертела в руках, с умным видом почитала этикетку, словно всерьез в этом разбиралась. — Франция. Это ты принес? — ткнула в него горлышком.
— Конечно, — соврал он. — Там и штопор где-то был.
Штопор действительно нашелся — его просто не могло там не быть. Поставив пятнадцатилетнее французское на барную стойку, Артур мастерски выудил пробку, оставив ту на спиралевидном наконечнике.
— Поищи бокалы.
Она кивнула и со словами "я их точно где-то видела" открыла правильный шкаф. Достала коробку с еще не распакованными фужерами, аккуратно вытащила оттуда два и на мгновение зависла.
— А как мы поедем домой? Ты же за рулем.
— Такси вызовем, — бесцеремонно соврал он, думая о том, что вряд ли тому бывать.
Она не слишком уверенно поставила перед ним бокалы, с настороженным выражением на лице наблюдая, как он наливает рубиновую жидкость на донышко каждого.
— Вообще-то, я не пью…
— Вообще-то, я тоже, — протянул ей фужер, удерживая в другой руке свой.
И замолчали оба. Она смотрела на него пусть слегка робко, но все-таки довольно открыто: чуть задрав подбородок, явными усилиями удерживая в узде настоящие эмоции и миллион не заданных вопросов.
А он просто на нее смотрел, ощущая вдруг, что ничего ему в этот момент больше не нужно. Ни карьеры, ни новых проектов, ни признания. Ни-че-го. Вот просто стоять с ней здесь и сейчас, с бокалом пятнадцатилетнего французского.
Хотелось законсервировать этот момент и убрать в капсулу времени. Запечатать в себе. Вытатуировать на извилине, отвечающей за память. Чтобы даже будучи дряхлым стариком помнить этот день и свои мысли в этот момент.
И вроде бы ничего не произошло же, но он ощущал себя счастливым. Пять долбаных дней она его морозила. Ну кто так делает?
— За тебя? — неуверенно произнесла она, чуть приподняв бокал.
— Ну, давай за меня. Сам предложить хотел, — не стал артачиться он, специально, чтобы вызвать ее улыбку. И трюк удался: кончики губ улыбка все-таки тронула.
Они соприкоснулись краешками фужеров и, не отрывая взгляд друг от друга, сделали по большому глотку. Потом так же вместе, не сговариваясь, поставили тару на каменную барную стойку.
Момент благоволил начать разговор о чем-то нужном и очень серьезном, но говорить так сильно не хотелось, и словно почувствовав важность момента, человек из спального района Москвы решил разрушить эту молчаливую идиллию.
Вишневский даже по тональности стандартной мелодии сразу понял, что это он.
Валя.
Валя, Валя, Валентин.
Артур поставил мысленную галку в мысленный ежедневник поинтересоваться в даркнете, сколько же стоят услуги профессионального киллера.
— Извини, вдруг это мама, — смущенно пробормотал Аглая и посмотрела на дисплей телефона. Затем поднесла аппарат к уху. — Алло… Привет, Валь.
Может, прямо сейчас и поискать?
— Я… — стрельнула взглядом на Вишневского, — я здесь… в гостях. Угу… Не знаю, Валюша у мамы…
Вишневский закатил глаза и вцепился в свой бокал. Сделал глоток. Все-таки хорошо, что здесь нет рядом соседей. Соседи — зло.
— Угу, пока, — сбросила вызов и опустила телефон в карман. — Это Валя.
— Правда? — наигранно поднял густые брови Артур. — И чего хотел?
— Думал зайти на чай, а нас нет.
— И часто он к тебе захаживал на чай за эти дни?
— Пару раз. А что?
Интересно, "долго и мучительно" входит в стоимость или оплачивается отдельно?..
— И о чем болтали? — припечатав обтянутый джинсами зад к барной стойке, как бы между прочим поинтересовался Вишневский. А сам мысленно готовил черный плотный пакет.
— Да так… — поджала губки, — как обычно. Ни о чем особенном.
Вообще, она немного слукавила — Валентин заходил к ним не пару раз, а приходил каждый вечер. Просто как с цепи сорвался. И даже видя, что она занята, все равно пытался урвать хотя бы минуту ее внимания: поджидал ее после работы у двери, много улыбался и пытался шутить. В общем, был просто ду́шкой, не понимая, что все его поползновения просто бесполезны — у нее и так никогда не было к нему даже зачатков чувств, а теперь, когда появился Вишневский, шансы соседа с ноль целых, ноль десятых, скатились до минуса. И если бы он открыто заявил о своих на нее намерениях, она так же бы открыто ответила четкое "нет". Но он не заявлял, и выглядеть идиоткой, отшивая его заочно, она не хотела. Ну ходит на чай и пусть себе ходит. К тому же он всегда довольно неплохо ей помогал: и в супермаркет заходил со списком продуктов, когда она болела и не могла выйти из дома, и даже пару раз забирал Валюшу, когда ну никак не удавалось вырваться с работы до семи. Она ценила их дружбу, но только именно ее. А он, кажется, точно хотел большего. И с появлением в ее жизни Вишневского особенно активизировался, как почувствовал, что в воздухе повеяло серьезным соперником. Аглая прямо-таки слышала свист скрещенных шпаг.
Обо всем этом она Вишневскому не рассказала, решив, что не буди лихо. А он, не будучи экстрасенсом, догадаться об этом не мог. Поэтому оставалось только представлять, что там за чай такой они пьют.
Было или нет? — осмотрел ее ревниво новым взглядом с головы до ног.
Интуиция отчеканила: нет. Определенно ничего не было. Но ревность… та не помалкивала. Выглядывала из-за угла подсознания и мерзко хихикала, доводя его до состояния бешенства.
Стоило только представить… о-ой, нет, лучше не надо ничего представлять.
Тончайшее богемское стекло едва не треснуло в напряженной руке дуэлянта.
— Значит, ты теперь будешь жить здесь? — вмешалась в его мысли своим вопросом Аглая. Вишневский перевел на нее тяжелый взгляд из-под нахмуренный бровей.
— Мыбудем здесь жить. Ты, я и наша дочь.
Она явно опешила.
— То есть?
— То есть когда закончится ремонт вы переедете сюда.
— Подожди. Постой, — ножка фужера со звоном ударила о камень барной стойки. — То есть ты хочешь сказать…
— Не хочу, а говорю. Извини, что без этой романтической мути в виде бантика на ключах и фейерверков, я слегка не по этой части. Но считаю, что ребенок должен видеть отца чаще, чем раз в неделю и вообще…
Ну давай, говори.
Озвучить подобное решение оказалось сложнее, чем он думал. Это не просто изменит его жизнь — это изменит целых три жизни. Изменит кардинально. Морально подготовить себя к этим переменам оказалось проще, чем произнести данные слова.
— И вообще? — задала она наводящий вопрос, не сводя с него пристального взгляда.
Вишневский молча посмотрел на остатки вина и залпом допил содержимое. А затем с силой удара молота Тора поставил свой опустевший фужер рядом с ее.
— И вообще, я думаю, нам стоит попробовать.
— Попробовать что?
— Серьезные отношения.
— Из твоих уст это прозвучало почти как предложение, — она не смогла скрыть улыбку. Он же прищурился.
Это что, вызов?
— Когда будет предложение, ты ни с чем его не спутаешь, поверь, — не повелся-таки на провокацию.
Так далеко в своих мыслях он еще не заходил, но вдруг подумал — а чем не шутит черт. Это было странно и совершенно на него не похоже — ну где он и где брак, но ведь когда-то он даже и помыслить не мог о собственных детях, а вон, уже бегает целый человек. Так что, как говорится, не зарекайся…
— И что ты обо всем этом думаешь? — скрестив ноги, прислонился к стойке.
Он прекрасно знал, что она думает об этом, все красноречиво читалось по ее лицу: немного недоверия, плохо прикрытая тревога, осторожная радость. Последнего было в разы больше, столько, что вуалировать за остальным получалось плохо.
— Ты решил это только что? Ну, чтобы мы с Валюшей перебрались к тебе.
— Нет, когда выбирал дом.
— Так это же было несколько дней назад! — искренне изумилась она. — То есть получается, ты давно все решил, но даже не соизволил позвонить и поделиться?
