ее и тяжело дыша.
Невероятно, нереально же просто от нее оторваться.
— Там…еда, надо поесть, надо… — произносит она тихо и сбивчиво, точно также как и я, тщетно пытаясь отдышаться и взять себя в руки.
— Надо, — соглашаюсь и с огромным трудом заставляю себя отпустить свою Александровну, сделать шаг назад, уговаривая себя не набрасываться на нее словно зверь оголодавший.
Она разворачивается, нервно дергает ручку и в этот момент у меня в кармане начинает вибрировать телефон, а комната наполняется громкой мелодией.
И я готов просто прибить звонящего, потому что не вовремя, вообще не вовремя. И чертыхаюсь громко, когда, достав из кармана телефон, вижу на экране слово «мама».
Кажется, я обещал перезвонить. Вот же.
Поднимаю вверх указательный палец, жестом прося Ксюшу подождать и, отвернувшись, отвечаю на звонок.
— Да, мама, — произношу слишком резко, это я уже потом понимаю. — Привет, я немного занят, — добавляю спокойнее.
— Егор, отец в больнице, — начинает мать, явно меня не слушая, а замираю как вкопанный.
— Что…что с ним, — едва выдавив из себя слова, прокручиваю в голове самые страшные картины.
— Ничего, аппендицит, говорила ему, иди к врачу, а он пройдет, да пройдет, идиот старый, — сокрушается мать, а я едва ли на пол не грохаюсь от облегчения. Нет, ну кто так вообще делает? Кто так начинает разговор?
— Ты меня до инфаркта доведешь, мам. И отец не старый.
— А с тем, что он идиот ты согласен, я полагаю, — хмыкает мама в своем репертуаре. — В общем я за городом, уже еду, но здесь пробки, так что давай-ка дуй к отцу, его уже оперируют.
— Хорошо, мам, я понял.
— Сообщать ему, что он идиот необязательно.
— Мама он еще от наркоза будет отходить и меня к нему не пустят сразу, к тому же ты без меня прекрасно справишься.
— Ты мне поговори еще, все, езжай, он в клинике…
— Да в курсе, я в курсе, куда его повезли.
Закатываю глаза, прекрасно зная, что в этом городе есть только одна клиника, где отец, пусть из-под пинка, но иногда соглашается проверяться.
— Ну давай, я подъеду… да чего ты сигналишь, придурок, понакупили права, а на мозги не осталось, — сокрушается маман, явно обращаясь не ко мне. — Все Егор, до встречи.
И отключается.
Нет, эту женщину ничего не берет, хоть ты тресни.
Усмехаюсь и развернувшись, произношу:
— Ксю…
Но договорить не успеваю, в комнате я один.
Выхожу, Александровна стоит у стены, смотрит на меня своими глазищами синими, и я понимаю, что изменилось что-то за время моего разговора с матерью. Ксюша вроде все та же, но глаза… взгляд…
Я не могу понять, но отчего-то появляется ощущение тотальной задницы.
— Ты чего, что…
— Кажется, тебе пора, — перебивает меня холодно Александровна и я окончательно убеждаюсь в том, что в этой красивой головке напротив вновь забегали огромные такеи, придурочные тараканы.
— Ксюш.
— Волков, я тебя прошу, уходи. Не надо.
— Ты из-за звонка что ли? Так это мама, Ксюш, отец в больницу по…
— Это все не важно, господи, Егор, просто уйди, я тебя прошу.
Собираюсь возразить, но, как на зло, в помещении появляется малявка и я затыкаюсь, не успев вымолвить ни слова.
— Давай ты успокоишься, и мы поговорим позже.
— Ты уходишь? — вклинивается ребенок.
— Да, принцесса, мне нужно уехать.
— А ты еще приедешь?
— Конечно, приеду…
— Егор, — предостерегает меня Александровна, явно не понимая, что мне вот вообще фиолетово ее по этому поводу мнение.
— Мы еще поговорим.
Повторяю, чтобы точно уловила суть и двигаюсь в прихожую. Ни черта не понимая, одеваюсь спешно, и пообещав себе разобраться, прощаюсь и выхожу из квартиры, под пристальные взгляды девчонок.
Не вовремя, как же все это не вовремя. Я отца люблю и волнуюсь, конечно, но как же, сука,
сложно просто взять и уйти не оборачиваясь, понимая, что Александровна моя опять себя накрутит, накрутит же, и победа моя маленькая просто вдребезги разобьется.
Ну что за женщина?
И как же хочется вернуться, встряхнуть ее к чертовой матери и вытрясти всю дурь из красивой головки. Чтобы не думала, не тянула в нее ерунду всякую. И как я так вляпался?
Вообще я, наверное, хреновый сын, потому что все дорогу, пока еду к отцу, думаю об Александровне и ни черта с собой поделать не могу. Клинит, сука, как же меня на ней клинит, я ведь и понятия не имел, что может быть вот так, чтобы только она перед глазами и в мыслях, двадцать четыре на семь.
В клинику приезжаю спустя добрых полчаса, где, черт его дери, нахожу отца уже прооперированным, довольным и в VIP, мать его, палате.
— Объяснить ничего не хочешь? — спрашиваю прямо с порога, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на повышенные тона.
— Тон смени. Гляди, Паш, совсем засранец от рук отбился. И что мне с ним делать?
— Евгений Николаевич, можно я уже поеду.
Я только сейчас замечаю, что отец в палате не один.
Помощник отца поднимается с кресла в углу комнаты, смотрит на меня виновато, понимает, что скоро явится маман и надо валить, пока жив-здоров. Я его понимаю в общем-то.
— Павел Андреевич, может хоть вы объясните, какого черта?
— Иди, Паш, иди, я позвоню, — разрешает отец и Паша, кажется, даже выдыхает от облегчения. Парень он хороший, молодой, ненамного старше меня, от того, может, и побаивается мою мать, не отрастил еще достаточную броню.
— До свидания, — он прощается и практически вылетает за дверь.
—
