— Все, Жень. Уймись.
— Краев, я серьезно! Только попробуй снова все просрать! — Измайлов сердито ткнул в его сторону пальцем, — Только! Попробуй! Я сам лично тебя тогда закопаю!
Глава 14
Боже…
Я не знаю, как мне удалось устоять на ногах. Закрыла дверь в его кабинет, прислонилась к стене и едва не сползла по ней на пол. В груди — взрыв ядерной бомбы. Так больно, что кажется, шевельнись и острые обломки ребер распорют измученное сердце.
Реветь захотелось. Горько и отчаянно. Как тогда, той ночью, когда предал меня, прогнал, а сам связался с Тимофеевой. Нельзя. Больше никаких слез. Я не одна, и мне нужно думать не только о себе, но и о ребенке, о том, что он все чувствует и переживает. Как только я начинаю нервничать и думать о прошлом, так начинаются пляски в животе, и поднимается тонус.
Выдыхаю, плотнее запахиваю полы пальто и закрываю глаза, пытаясь не вспоминать его взгляд и то отчаяние, которое сквозило в нем.
Поздно жалеть, Краев. Поздно. Ты сам все решил за нас. Предпочел поверить другим, а не мне. Выбрал ревность и обиду, а не разговор по душам. Выбрал ее, а не нас. Зачем теперь жалеть? Наслаждайся.
Я вот наслаждаюсь. Изо всех сил. Стиснув зубы и запрещая себе вспоминать.
Отталкиваюсь от стены и иду прочь от кабинета, в котором остался он. Сердце стонет и тянет обратно, но я давно привыкла держать его на цепи. Ничего, поболит и перестанет. Когда-нибудь. Я верю в это.
Возле лестницы мне попадается Измайлов. Смотрит на меня как на привидение, всеми силами старается не пялиться на живот, но взгляд сам сползает ниже. Бедняга. Он в шоке. Я просила Анечку не говорить ему о моем положении, и сестра не подвела.
— Как дела? — спрашиваю первое, что приходит в голову.
— Хорошо, — на последнем слоге дает петуха, прокашливается, — отлично.
— Ну и здорово, — подмигиваю ему и ухожу, чувствую, что смотрит вслед.
Я улыбаюсь, горько, через силу. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не разреветься.
Как мне не хватает того времени, когда все было иначе, когда мы вчетвером были одной командой. С ума схожу. Невольно снова откатываюсь на несколько месяцев назад, к тому времени, когда все сломалось.
Новость о том, что я беременна, застала меня врасплох.
Одна в другом городе, с твердым намерением начать жизнь с нового листа. Я работала, училась, и даже встречаться начала. С интересным парнем по имени Никита. У нас все развивалось быстро — познакомились, на следующий день отправились в кино, а через неделю я уже хозяйничала у него на кухне в рубашке на голое тело, старательно делая вид, что все у меня зашибись.
Да, я не из тех трепетных дам, которые годами хранят верность бывшему. Вспоминают, нежно перебирая в памяти крупицы счастливых моментов, и бьются в истерике от одной мысли о поцелуях с кем-то другим. Наоборот, я изо всех сил старалась вытравить его из себя, выбить клин клином, забыть. Вычеркнуть и из памяти, и из сердца.
Не получалось. Прикрывала глаза, и он снова рядом. Спала на мужской груди и по утрам спросонья, каждый раз думала, что это Краев рядом со мной, что это его руки меня обнимают. Злилась оттого, что не могла избавиться от чувств, что замена в лице Ника не работала, не помогала.
А потом, меня вдруг начало тошнить по утрам. Сильно, до болезненных спазмов и искр из глаз. Купила тест — две полосы. Дальше — паника. Дикая, липкая, как паутина.
Вот уж чего совсем не хотелось, так это беременности в отношениях, которые были просто заменой, способом избавиться от боли. Пошла к врачу и снова шок. По срокам Ник никак не мог быть отцом. Десять недель. Мы тогда еще даже не были знакомы.
Значит, Миша…
Я думала, что сдохну той ночью. Истерика на максималках. В туалете на полу, в обнимку с унитазом. Ревела и блевала, блевала и ревела. И страшно было до одури. И как дальше жить — не представляла. Только выла раненой волчицей:
— Краев, сука, что же ты натворил?!
Конечно, я не сделала аборт. Не смогла, не захотела, потому что не смотря на страх и отчаяние, этот ребенок стал дороже всего на свете, сразу, как только я про него узнала.
На следующий день я рассталась с Никитой. Он искренне не понимал почему, а я не могла заставить себя признаться, что просто использовала его как заменитель, средство от сердечной боли. Сказала банальное:
— Дело не в тебе, а во мне.
Так началась моя беременная жизнь. В новом городе, среди новых людей.
Конечно, я рассказала о своем положении родителям и Ане. Надо было слышать, как она орала. Собиралась взять топор и отправиться к Краеву, чтобы отрубить ему «корень зла», из-за которого все проблемы.
Это было бы смешно, если бы не было так больно.
Самому Краеву я не собиралась говорить о своей беременности. Не заслужил. Пусть валит к своей Любаше, делает ребенка ей и радуется. К себе и своему сыну я его подпускать не собиралась. Злилась. Утопала в мстительных фантазиях, в которых рядом со мной был достойный мужчина, а Миша где-то там, далеко, барахтается в своих девках и ни с кем не находит покоя. Я даже представляла, как он узнает про ребенка, когда тому исполнится лет пять, и он будет искренне считать другого мужчину своим настоящим отцом.
Представляла, как Краеву будет хреново, как будет волосы рвать на голове и остальных местах, из-за того, что потерял. Представляла и млела, находя утешение в этих никчемных фантазиях.
А потом, в какой-то момент просветления, в голове щелкнуло и встало на места. Я поняла, что неправильно это, что так нельзя. Я могу сколько угодно ненавидеть Михаила и мечтать отомстить, но ребенка мы сделали вдвоем, и он, как отец, имеет права знать. Что он будет делать с этими знаниями — другой вопрос, а я не хотела быть той женщиной, которая отводит глаза в сторону и врет своему ребенку о том, что его папа космонавт.
Его папа козел. Но имеет право знать.
И вот я здесь. И с одной стороны, мне снова так больно, что невозможно вдохнуть полной грудью, а с другой — я рада, что вернулась. Мне не хватало дома, не хватало родных и привычной жизни. Да что врать, мне не хватало вероятности случайно встретить Мишу где-нибудь в супермаркете или на улице.
***
После Краева у меня встреча с Аней. Она как раз сбежала со скучного заседания, и мы отправились в кафешку неподалеку от университета.
— Может зайдешь на кафедру, пообщаешься? — в шутку предложила она.
— Вот еще. Я в декрете. Мне положено пить ромашковый чай и мазать живот кремом от растяжек, а не бегать по корпусам.
— Я тоже хочу в декрет, — мечтательно выдала она, — а не вот это вот все.
Мы занимаем уютный столик возле окошка, и Аня бесцеремонно прилипает к моему животу, а у сына как раз период активности.
— Пинается. Ты чувствуешь? Шевелится! Представляешь?
— Невероятно, — не могу сдержаться от иронии, — вот это сюрприз.
— Ладно тебе Златка, не умничай. У меня шок культурный, племянника своего впервые трогаю.
— Вообще-то, ты трогаешь меня, и все вокруг это видят.
— Плевать, — сестра только отмахнулась и продолжила ощупывать мой «барабан», — эх ты, сильно как. Каратистом будет. Или футболистом.
Бороться с ней бесполезно. Я машу рукой и меланхолично жду свой кофе, улыбаясь проходящим мимо людям, когда ловлю их удивленный взгляд.
Да-да, у меня немного чокнутая сестра. Она хорошая, просто мы не виделись давно, вот и буянит.
— Хорошо, что ты вернулась, — наконец, успокаивается Аня и отлипает от моего глубоко беременного пуза, — ты не представляешь, как я соскучилась.
— Я тоже.
Я действительно соскучилась. Несмотря на то, что в этом городе было очень больно, стоило только сюда вернуться, и мне стало легче дышать.
— Какие планы?
— Никаких. Спокойно доходить оставшееся время до родов. Вязать пинетки, рыдать над мультиками и обжираться имбирными пряниками.
