А на Разумовского мне сейчас плевать. Старик вспыльчив, но отходчив. Нарисовал в голове слезливую картину, типо возвращения блудного сына, где он меня великодушно прощает. А тут — хоп, и вышло не по его. Вот он и взбеленился, но я благодарен шефу до чертиков за то, что пришлось остаться.
Мне приятно оказаться с ней рядом. Знать бы только, как себя правильно вести. Лишь свист ветра чувствую в башке и одиноко перекатывается в черепной коробке перекати-поле.
Отхожу к окну и, скрестив руки на груди, смотрю в ночную тьму. Прячу от нее улыбку. Поймал себя на мысли, что боюсь ее. Надо же! Я боюсь женщину, которая силой своего темперамента уже загоняла меня в угол. Вижу, что она напряжена до предела. Насупилась, сидит в кресле и делает вид, что увлечена телефоном. А я спиной чувствую ее негодующие взгляды. Знать бы еще, чего она ждет от меня? Она же еще и вина хлебнула в запале, как бывалый гусар. Интересно, какая часть ее натуры берет верх после алкоголя?
Мне не по себе, честное слово. Боюсь обидеть, сказать или сделать что-то неправильно. И вспугнуть.
И не знаю, как поступить дальше. Мы же из разных миров — у нее вон дочка и мама, своя жизнь. Куда я полезу-то? И даже отъезд мне не поможет, я не смогу выкинуть из своей пустой головы этот жест, которым она отводит волосы с лица. Ее дыхание на моей шее, когда мы мчались на мотоцикле. Смех, когда мы убегали от собак… Черт, я не забуду ни одной секунды рядом с ней!
Я бы сейчас с огромным удовольствием схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул, чтобы она уставилась на меня своими огромными глазищами. А потом бы я закричал прямо ей в лицо:
«Что мне делать? Я не знаю… Вероника, я так тебя боюсь обидеть и так хочу сделать тебя счастливой. Подскажи, как мне быть?»
Но вместо этого из меня лезет какая-то банальщина, самому противно:
— Спасибо, что заступилась за меня. Разговор был сложным, без тебя я бы не справился.
Несколько секунд молчания, и Ника громко выдыхает через нос. Массирует переносицу и поднимает на меня взгляд.
Вероника
Казалось бы, что может быть романтичнее, мы с Игорем остаемся наедине. Я так хотела этого и так боялась. А сейчас его напряжение давит на меня, словно бетонная плита. В темных развалинах он мне был ближе и роднее. А сейчас кажется, что прикоснусь, и меня пронзит током.
А он, будто специально, отходит подальше и, скрестив руки на груди, смотрит в темное окно. Стоит и молчит, будто я его глубоко оскорбила.
Я вижу его таким, какой он есть на самом деле — высокий, красивый и очень мрачный. Нет, я со школы знала, что он привлекательный, но даже тогда он мне нравился, как экспонат в музее, чья красота принадлежит всем. За эти дни я уже который раз ловлю себя на мысли, что я думаю о нем, как о своем мужчине! Но это все неправда!
Мне хочется быть с ним каждый день, вместе грустить, радоваться, гулять, смотреть на водопады… Мне хочется принадлежать ему без остатка, просыпаться на его руке и ждать дома с работы. Мне столько всего хочется, но еще пара-тройка дней и он уедет. А еще через неделю уже забудет, как меня зовут! И от этой мысли мне так больно, словно сердце рвут на части черными когтями.
Уверена, он тоже чувствует теплоту ко мне и влечение, я ему нравлюсь. Но это все игра! Это все временно… Это понарошку!
У нас контракт, просто договоренность. Он не мой. Возможно он даже чей-то… И я ничего не знаю про него. И сейчас он стоит, как истукан, и его не трогают мои переживания. Все, он думает сейчас — ссора с бывшим шефом и утраченный навсегда патент, будь он проклят.
А нам, между прочим, здесь предстоит провести совместную ночь! Интересно, как мы спать-то будем? Надо перебраться на кровать и сделать вид, что я уснула. А он пусть хоть до утра чахнет у своего ненаглядного окна, оплакивая упущенные возможности.
Внутри все клокочет от негодования, но я не собираюсь нарушать наше тяжелое молчание и нервно тыкаю в смартфон, пытаясь его разблокировать. Пальцы не слушаются, не знаю, что это — эмоции или вино, но сейчас главное — написать маме сообщение и предупредить, что не вернусь.
Ого, куча непринятых звонков, смс… Как хорошо, есть чем занять голову. Отвлекаюсь от своих переживаний, сочиняю маме проникновенное послание и погружаюсь в разбор сообщений.
— Спасибо, что заступилась за меня. Разговор был сложным, без тебя я бы не справился.
Я только абстрагировалась от этого бесчувственного эгоиста, как он решил подал голос. Специально что ли?
— Пожалуйста, — буркаю ему в ответ и вновь склоняюсь над экраном.
Пока одна половина меня захлебывается в нежных девичьих слезах по несбывшейся любви, другая — ведет себя, как суровая тетка, не склонная к сантиментам и истерикам и продолжает увлеченно рыться в телефоне.
Не обращаешь внимания на меня, я буду делать вид, что мне абсолютно плевать на тебя.
31. Опс!
Я скролю экран, делаю вид, что мне ужас, как интересно, что там написано. На самом деле, что может быть скучнее, переписки учительницы английского, у которой нет личной жизни. Быстро пробегаю глазами сообщения от заказчиков и учеников. Успеваю перенести несколько занятий, мало ли — вдруг придется задержаться. Даже не открываю СМС от Артема, не хочу портить себе настроение.
А вот Танькино сообщение с просьбой срочно перезвонить заставляет меня забыть про то, что я в образе снежной королевы. Меня охватывает азарт, будто гончую, напавшую на след. Явно разговор пойдет о том, что нарыл Жорик. Нужно срочно с ней связаться, но при Игоре же говорить. Почему-то мне не хочется, чтобы он слышал наш разговор. У него свои спецы, мои жалкие детективные попытки для него детский лепет. Только посмеется. Ну его!
Лениво потянувшись, прячу телефон в карман и, как бы между прочим, бросаю:
— Я в ванную, — гордо удаляюсь в помещение, которому больше подходит название "будуар", примыкающей к нашей комнате.
С удовольствием бы здесь поселилась — так красиво и уютно. Или гостей принимала. Никакого отношения местная обстановка не имеет к маргинальному слову "санузел". Даже стыдно так называть здешние красоты. Теплые полы, пушистые ковры, мелкая искрящаяся плитка на стенах, зеркала в рамах, изящный туалетный столик. Даже люстра с подвесками! Разве может быть люстра в санузле?
Когда мы с Игорем осматривали наши владения, я сделала вид, что картины на стенах и небольшая кушетка, как во францезских салонах времен Жозефины и мадам Рекамье меня вообще не удивляют. Чтоб не решил, что я краше ванной комнаты в хрущевке ничего не видела.
А еще меня восхитила огромная ванна на литых ножках в виде грифонов. У нас бы такая даже в кухне не поместилась, а здесь — легко!
Закрываю дверь и включаю воду. Присаживаюсь на белоснежный краешек и набираю подругу. Танька берет трубку сразу, будто ждала моего звонка.
— Ника, ты где?
— Я в гостях, в каком-то Логиново. А что? — громким шёпотом сообщаю я.
— В Логиново? — в голосе Таньки слышу неподдельный испуг, и ее волнение передается мне. — Сваливай оттуда быстро.
— Что случилось, говори.
— Ты там с Романом?
— С каким еще Романом? — Таня не в курсе моих дел и неожиданное напоминание о «темной лошадке» меня вводит в ступор.
— Так это его дом.
— Чей дом?
— Романа! Логиново принадлежит Роману Маркелову.
— Не… Жорик твой путает все или ты неправильно поняла. Здесь живет Разумовский Николай Сергеевич.
— Ника, не знаю, в какую авантюру ты вляпалась, но разберись в мужиках своих. Логиново было куплено Романом Маркеловым пару дней назад у Николая Разумовского за кучу денег, я эту сумму даже прочитать не могу. Жорик все нашел. Но это еще не все…
— Это что — совпадение? — Я испуганно закрываю воду. Смысла прятаться от Игоря нет, пусть слышит.
— Какое совпадение! Разумовский твой с Романом совместный бизнес мутят, партнеры… — Танька горячится и бешено тараторит. — Слушай, твой красавчик Ромка — очень сомнительная личность. Прямых доказательств его темных делишек Жорик не нашел, но это не значит, что Ромашечка чист, как тот цветок. Скорее, хорошо заметает следы. Ника, ты слышишь меня? Что ты делаешь?
