сказать: —Если я заставлю тебя кончить вот так, я хочу, чтобы мне разрешили написать письмо моей семье.
Рука в моих волосах болезненно изогнулась, и удовольствие, прежде пропитывавшее его черты, окаменело. — Ты снова пытаешься подняться с самого низа, Мышонок?
Его голос был угрожающим шипением, которое пронзало меня страхом, как иголка с ниткой.
Я не ответила, потому что это было неблагоразумно.
— Позволь мне перефразировать это для тебя. Если ты заставишь меня кончить достаточно сильно своим неопытным ртом, я не буду привязывать тебя и давать девятихвостого лиса в твою нежную задницу.
Я чувствовала, как мои глаза горят, словно раскаленные угли, когда я смотрела на него снизу вверх, но его не смутила моя враждебность, и, прежде чем я успела возразить, он двинул бедрами вперед, чтобы ввести кончик своего члена в мои приоткрытые губы.
Исчезла возможность узнать о его удовольствии, исследовать его так, как девственница могла бы иметь возможность изучать своего любовника. Я лишилась этой привилегии и взгляда на мужчину с каким-то подобием нежной души из-за своей наглости, и теперь я была всего лишь сосудом для его члена.
Рабыня.
Унижение от того, что меня так использовали, жгло мои кости и излучало тепло по всему моему телу, пока я не почувствовала, что налилась огнем. Тем не менее, это пламя не было сделано из стыда. Они текли по моей крови прямо к кончикам сморщенных грудей и вершинам бедер, где бушевали, как лесные пожары.
Меня это возбудило. Сосущие, влажные звуки, которые я издавала вокруг его твердой плоти, когда он качал мне в горло, то, как моя челюсть болела от борьбы, чтобы приспособиться к его обхвату, и боль, покалывающая мой скальп, когда он слишком сильно сжимал мои волосы обеими руками.
Это было слишком, все слишком горячо. Парящий воздух, брызги воды из душа и мужчина, возвышающийся надо мной и безжалостно использующий меня для собственного удовольствия.
Я почувствовала легкое головокружение от желания и замешательства.
Как я могла наслаждаться этим?
Прежде чем я смогла найти ответ на этот вопрос, руки Александра сжались в моих волосах, а ноги задрожали, когда он начал кончать. В отличие от первого раза, он вырвался из моего горла, так что первая струя его соленой спермы попала мне на язык. Я сглотнула вокруг него, затем ахнула, когда он выдвинулся дальше, сжимая свой гневный красный стержень в кулаке большой рукой. Я была ошеломлена и загипнотизирована, когда он почти яростно дернул себя за плоть, его сперма вылетела на мою щеку, шею и мою распухшую от похоти грудь.
Окрашенная грехом и погрязшая в постыдной похоти, я преклонила колени перед своим Мастером, чувствуя себя новорожденной и уязвимой, как котенок. Так что я была податлива, когда он наклонился, чтобы поднять меня на ноги, а затем прижал к холодной плитке душа. И только когда он прижался всем своим телом к моему, а одна из его рук безошибочно прошла между моих ног, чтобы обхватить мой мокрый клитор, я вырвалась из забвения своего разума.
— Промокшая до нитки, — прохрипел он мне в ухо, проводя носом по моему горлу.
Я извивалась, когда он впивался зубами в плоть там, где моя шея соприкасалась с плечом. Его рука крепко обхватила мою киску, два пальца погрузились внутрь меня, чтобы мягко удариться о барьер моей девственности.
— Моя Красавица любит, когда ее Хозяин использует ее, — продолжал он, прижимая ладонь к моему клитору.
Мгновение, и я была на грани оргазма. Я тяжело дышала и морщилась, пытаясь сдержать невыносимый жар и необходимость прижаться к его руке для дальнейшего трения.
— Рабыня со стальным хребтом тает от одного прикосновения к ее набухшей пизде. Я запомню это в следующий раз, когда ты попытаешься противостоять мне.
Я проглотила рваный стон.
— Но я не позволю тебе прийти сегодня утром. Он улыбнулся моей мокрой щеке, когда я протестующе захныкала. — Радуйся, я не наказываю тебя за попытку манипулировать мной. Я не буду обвиваться вокруг твоего мизинца, рабыня. Помни, что сегодня каждый раз твоя жадная пизда жаждет прикосновения моих пальцев и языка.
Он резко отстранился от меня и без дальнейших церемоний вышел из душа. Я смотрела, слегка ошеломленно, как он вытирался и обвязывал полотенцем свои худые бедра.
— У тебя есть ровно девяносто секунд, чтобы закончить мытье, а затем я жду, что ты оденешь меня. Если ты попытаешься прикоснуться к себе, я познакомлю тебя с древним частоколом, который мы держим на заднем дворе.
Немедленно, когда моя киска все еще пульсировала, а мой разум, сидящий на моей голове, как кривая шляпа, я все же сделала, как он сказал.
Я часами ходила по дому после того, как Александр ушел на день. Он был назван Жемчужным залом весьма удачно, так как жемчуг инкрустировал изысканную мебель, украшал края бра и штукатурку дверных косяков. Куда бы я ни посмотрела, повсюду были бесценные исторические атрибуты, от многовековых гобеленов, покрывающих стены, до изящных драпировок, отодвинутых от каждого окна. Везде также велась слежка. Камеры, датчики и клавиатуры рядом с запертыми дверями, которые, казалось, требовали отпечатков пальцев или сканирования сетчатки глаза.
Я чувствовала, как эти технологические глаза наблюдают за мной, пока я задерживалась за картинами, и я ненавидела то, что единственная вещь, которую мне дали носить, была одна из тонких хлопчатобумажных рубашек Александра. Кто-то следил за каждым моим шагом по усадьбе, и это знание заставляло меня чувствовать себя «Маленькой мышкой» Александра, хотя его не было дома, чтобы охотиться на меня лично.
Когда я попыталась открыть входную дверь, чтобы подышать свежим воздухом, позади меня появился Риддик, молчаливый, но полный осуждения. Я знала, что он остановит меня, если я каким-то образом найду способ обойти тяжелый замок. Он появился снова, когда я слишком долго задерживалась над набором деревянных дверей с замысловатой резьбой. Он не прикоснулся ко мне, но его присутствия было достаточно, чтобы я бросилась вперед, как обруганный ребенок.
Около полудня у меня заурчало в животе, и я отправилась на поиски кухонь, спустившись по парадной лестнице на первый этаж, а затем по меньшей и темной в подвал дома.
Мгновенно жуткая тишина, пронизывающая верхние уровни, была пронизана хихиканьем и беспорядочной болтовней.
Я хотела быть частью шума. Я хотела сесть с другой женщиной и поговорить о странных вещах, происходящих с моим телом. Мое причудливое влечение к Александру сбивало с толку еще больше, чем