Калерия Андреевна вышла из комнаты, а Настя еще долго сидела над книгой, глядя в расплывающиеся буквы и молча глотая наворачивающиеся слезы.
Утром в учительской квартире раздался телефонный звонок, невыспавшаяся Настя сняла трубку.
— Анастасия Григорьевна? Доброе утро! Не могли бы вы объяснить мне, как варится манная каша? Вернее, как варит кашу ваша мама?
— Доброе утро! Я не понимаю, зачем вам это?
— Марианна сказала, что у нее сегодня по расписанию манная каша.
— Валерий Петрович, но Марианна не любит кашу, дайте ей что-нибудь другое, зажарьте яичницу, например.
Насте было слышно, как Валерий Петрович хмыкнул в трубку.
— Но вы мне на всякий случай расскажите, как варится эта каша. Понимаете, у меня нет опыта в этой области.
— Очень просто, сначала вскипятите молоко, чуть посолите его, помешивая всыпьте крупу.
— А сахар?
— Мама кладет немного варенья в тарелку или добавляет моченный изюм.
— Так, я записал, большое спасибо. До свидания.
— Подождите, позовите мне ее, я с ней поговорю. Она перестанет капризничать.
— Не волнуйтесь, в этом нет необходимости. Еще раз до свидания. Извините за ранний звонок.
Настя положила трубку и, поеживаясь, побрела в свою комнату.
— Настя, кто это звонил? — раздался из соседней комнаты голос Калерии Андреевны.
— Звонил отец Марианны, спрашивал, как ты варишь кашу, Марианна потребовала манную кашу по расписанию.
Дело в том, что по утрам, к большому неудовольствию Марианны, напрочь отвыкшей от полноценного сбалансированного питания, Калерия Андреевна по давно устоявшейся привычке варила через день то манную, то овсяную кашу. Марьяшка ела кашу со скандалом, требуя на завтрак что-нибудь повкуснее.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — довольно рассмеялась Калерия Андреевна. — Как я и думала, эта девочка сумеет постоять за себя.
Ребенок, действительно, стоял на середине кухни и, упрямо наклонив голову, исподлобья рассматривал в упор Оксану Дмитриевну, одетую в зеленый бархатный халат.
— Ну что, ты узнал?
— Да, мне рассказали, как варится эта замечательная каша.
— Ты смеешься? Здесь нет никакой крупы. И потом, я не умею варить манную кашу.
— Ну не оставлять же ребенка голодным, придумай что-нибудь.
Оксана Дмитриевна улыбнулась, как бы говоря: «Я иду на это только ради тебя, посмотри, я на все готова ради тебя», повернулась к Марианне и ласковым голосом спросила: «А может быть, мы сегодня съедим на завтрак что-нибудь вкусненькое?» Марианна слегка пожала плечами, всем своим видом показывая, что она уже давно поняла всю бесполезность своих усилий объяснить взрослым совершенно очевидные вещи, но, несмотря ни на что, она попробует еще раз.
— По утрам детям нужно есть кашу, вчера баба Лера варила овсяную, значит, сегодня — манная.
— Но мы можем зажарить яичницу, я сделаю тосты, дам тебе сок, это будет очень вкусно.
— А каша?
— Кашу по утрам едят только люди, у которых нет денег на более вкусную еду, — теряя терпение, прошипела Оксана Дмитриевна.
— Баба Лера говорила, что овсяную кашу по утрам ест даже английская королева. Разве это неправда? — Марианна вопросительно посмотрела на отца.
— Калерия Андреевна совершенно права. Извини, что я не приготовил к твоему приезду кашу, — серьезным тоном ответил Валерий Петрович.
— Как, ты еще и извиняешься перед ней? В чем твоя вина? В том, что работаешь больше всех и не думаешь о мелочах? Единственная твоя ошибка заключается в том, что ты на время доверил своего ребенка педантичной маньячке. Да, да, маньячке!
— Что такое «маньячка»? — прозвучал голосок Марианны, переставшей на время прокручивать дырку в яркой клеенке, лежащей на столе.
— Вот видишь, она надо мной еще и издевается.
— Оксана! — Валерий Петрович слегка повысил голос, но раздраженная женщина уже еле сдерживала себя.
— А что означает это слово?
— Не совсем нормальный человек, — серьезно глядя на Марианну, ответил Валерий Петрович.
— Почему эта тетя так называет Анастасию Григорьевну?
— Потому что нормальный человек не может внушить ребенку столько идиотских мыслей за такое короткое время. — Оксана Дмитриевна теперь уже даже не пыталась скрыть свое раздражение. — Подумать только, она называет ее по имени-отчеству. Какое уважение! Надо еще проверить, как она потратила твои деньги.
— Оксана! — Валерий Петрович строго посмотрел на кусающую губы женщину и, повернувшись к Марианне, спокойно заметил: — Я думаю, что будет лучше, если ты сядешь за стол и съешь то, что тебе дают, а потом мы вместе поедем погулять. Покатаемся на каруселях. Ты не возражаешь?
Марианна скептически скривила губы, с притворным сожалением вздохнула и села за стол. Завтрак прошел вполне мирно, если не считать того, что Оксана Дмитриевна все время нервно поглядывала на Марианну, ожидая какого-нибудь очередного подвоха с ее стороны.
После завтрака Марианну повезли в парк, где дали возможность покататься на всех аттракционах. Оксане Дмитриевне под конец даже понравилось играть роль заботливой мамы. Втроем они действительно напоминали семью, выбравшуюся на прогулку в парк в поисках развлечений. Ей льстило, что мужчины и даже женщины поглядывают в их сторону, с удовольствием рассматривая интересную, высокую, элегантно одетую женщину и задумчивого, чуть бледного мужчину. Внимательного наблюдателя, правда, могло несколько удивить, что маленькая девочка, идущая между ними, даже и не пытается дать им руку, не просит, чтобы папа взял ее на плечи.
Когда взрослые устали вместе с девочкой кататься на аттракционах и бродить по аллеям, они присели перекусить на веранде открытого кафе. Пока Марианна поедала бутерброды и пила сок, не забывая при этом облизывать пальцы, Оксана Дмитриевна оживленным голосом рассказывала ей о поездках ее папы.
— Подумаешь, а Анастасия Григорьевна зато скоро будет работать на рынке, на вещевом, вот! Когда место освободится.
— Откуда ты это знаешь?
— Я сама слышала, как она говорила по телефону со своей подругой.
— Ну и подруги у нее. Марианна, разве можно сравнивать работу на рынке и то, чем занимается твой папа?
— Конечно, нет, на рынке гораздо интереснее: там людей много и весело.
— Марианна! Что ты говоришь? — Возмущению Оксаны Дмитриевны не было предела.
— Оксана, оставь ребенка в покое, — еле сдерживая смех, попросил Валерий Петрович.
— Как ты можешь так спокойно относиться к тому, что у ребенка в голове столько мусора?
