Доктор честно сказал ей, что у нее нет почти никаких шансов на то, что опухоль окажется доброкачественной. Ему не раз приходилось видеть опухоли такого типа. Единственное, на что он надеялся, — это на неглубокую степень проникновения и отсутствие метастазов, что позволит сделать вмешательство минимальным. И разумеется, он рассчитывал, что рак не зашел дальше первой стадии. При этих словах Алекс почувствовала, что у нее перед глазами снова все расплывается, и силой воли заставила себя вслушаться в его слова и понять их.
Ей захотелось, чтобы рядом оказался Сэм, но он так активно отрицал наличие хотя бы малейшей проблемы, что ей даже в голову не пришло попросить его присутствовать.
— А ваша предполагаемая беременность? — спросил Питер Герман, когда она уже собралась уходить. — Насколько это возможно?
Этот фактор мог повлиять на некоторые их действия.
— Сейчас я не могу этого знать, — печально сказала она. В выходные это должно было выясниться.
— Вы не хотите ни с кем проконсультироваться перед биопсией? — спросил доктор, снова показывая свою «человечную» сторону. Он делал это редко и скупо, но то, что он все-таки пытался проявить какое-то участие, было приятно. — Это особенно важно, если вы решите сделать обе операции в один день, на случай подтверждения предположения о злокачественной опухоли. Тогда вам имеет смысл поговорить с психотерапевтом или другими женщинами, которые через это прошли. Обычно мы рекомендуем группы психологической помощи, особенно после операции. Это очень эффективно.
Алекс посмотрела; на него и сокрушенно покачала головой:
— На это у меня нет времени. В особенности если я буду вынуждена не появляться в офисе в течение нескольких недель.
Ей необходимо было сдать дела, и она уже попросила Мэтта Биллингса поработать за нее, а значительную часть работы скинула на Брока, будучи уверена в том, что он ее не подведет. Но она не стала объяснять им, в чем причина ее временного исчезновения, признавшись только в том, что собирается пройти курс лечения, который может продолжаться от двух дней до двух недель. Оба ее коллеги были готовы помочь ей. Брок выразил надежду, что ничего серьезного с ней не происходит, а Мэттью даже и в голову не пришло, что это нечто большее, чем изменение формы носа или подбор контактных линз. Его жена сделала нечто подобное около года назад, и ему казалось, что Алекс в таких вещах совершенно не нуждается; впрочем, он всегда был убежден в том, что все женщины помешаны на своей внешности. Алекс выглядела совершенно здоровой, и он даже предположить не мог, насколько серьезно ее состояние.
— Как вы считаете, когда я смогу вернуться к работе? — в открытую спросила она врача.
— Скорее всего через две или три недели — это будет зависеть от того, как вы перенесете операцию. И потом, неизвестно, как ваш организм отреагирует на химиотерапию, которую мы начнем примерно через четыре недели после операции. Некоторые женщины справляются с этим легко, у других же возникают проблемы.
Питер Герман уже все решил. У нее рак, грудь надо отрезать, а потом делать химию. Может быть, Сэм и прав, и это всего лишь фабрика мясников, режущих груди, чтобы заплатить за аренду, но поверить в это было трудно. Сам тон доктора Германа свидетельствовал о том, что у нее была серьезная проблема.
На выходные он пригласил ее в больницу для анализов крови и рентгена груди, после чего они обсудили невозможность переливания ей ее собственной крови через такой короткий промежуток времени. Однако доктор сказал ей, что даже при радикальной мастэктомии переливание крови требуется крайне редко и, если это понадобится, он организует сдачу донорской крови. Больше говорить было не о чем.
Выразив желание связаться с ней в выходные, когда она поймет, беременна или нет, и, получив ее согласие, Герман отпустил свою пациентку. Алекс вышла из его кабинета на деревянных ногах.
Вернувшись в офис, она провела там остаток дня, а потом пришла домой к обеду. Только Кармен заметила, какой притихшей и замкнутой стала ее хозяйка. Алекс не стала рассказывать Сэму о своем визите к доктору Герману, пока они не легли спать. Когда она наконец заговорила, Сэм уже проваливался в дрему и почти никак не отреагировал на ее слова. Закончив свои подробные объяснения, Алекс обнаружила, что ее муж спит сном праведника.
Утром в пятницу она разобрала свой рабочий стол. Брок пришел к ней, чтобы забрать некоторые бумаги и пожелать удачи на следующей неделе.
— Я надеюсь, что все пойдет так, как ты хочешь, что бы это ни было.
Брок догадывался, в чем дело, потому что в одном из ее телефонных разговоров случайно услышал слово «биопсия» и весь похолодел. Но все равно он надеялся, что ничего серьезного с ней не произойдет и она быстро вернется к работе.
Поспешно попрощавшись с напарником, Алекс дала Лиз свои последние инструкции. Она пообещала звонить, чтобы передавать сообщения, а через несколько дней, если она еще не вернется, прислать ей работу на дом.
— Берегите себя, — тихо сказала Лиз, нежно обняв Алекс, которая с трудом сдерживала слезы и вынуждена была отвернуться.
— И вы берегите себя, Лиз. До скорой встречи, — ответила она, пытаясь казаться уверенной. Сидя в такси по дороге к садику Аннабел, она беспрестанно рыдала. Была пятница, и они должны были идти на балет.
Съев ленч в кафе, Алекс и Аннабел отправились прямиком к мисс Тилли. Девочка была счастлива. Мама снова принадлежала только ей, а не «разговаривала с судьей». Доедая мороженое с горячим сиропом, Аннабел не терпящим возражений тоном заявила, что ей совершенно не нравится, когда мама пропадает на своих процессах.
— Я попытаюсь не делать этого часто, — ответила Алекс.
Она еще не говорила дочери о том, что в понедельник уедет в больницу, поэтому в субботу она попыталась обсудить эту проблему с Сэмом. Она считала, что лучше всего будет сказать, что она едет в командировку, потому что слова «больница» девочка испугается.
— Даже не думай об этом, — раздраженно сказал Сэм, — ты вернешься домой в тот же день.
Он казался сердитым и говорил злым голосом.
— Я не уверена в этом, — тихо ответила Алекс, расстроенная тем, что он отказывается посмотреть правде в глаза. Он избрал самый легкий путь — путь отрицания. — Если они сделают операцию, я буду лежать в больнице по крайней мере неделю.
Она пыталась заставить себя, да я Сэма тоже, смириться с этим, но он даже не хотел ни о чем слышать.
— Слушай, ты перестанешь или нет? Ты начинаешь меня сердить. Что случилось? Тебе что, сочувствие нужно?
Алекс никогда не видела его в такой ярости — как будто она коснулась какого-то нерва. Она вдруг подумала, что его беспокойство, по-видимому, связано с воспоминаниями о его матери. Но каковы бы ни были причины его раздраженности, Алекс все это заставляло нервничать еще больше.
