– Так это вы и есть Таня, надо полагать? Матвейкина ангелоподобная спасительница?
– Да, это я… Только почему спасительница? И почему ангелоподобная? Как-то у вас звучит это…
– Как?
– Насмешливо.
– А вам бы как хотелось, чтоб звучало? – удивленно приподняла красивую бровь женщина.
– А вы, наверное, Лена? Сестра Кости? – ответила вопросом на вопрос Таня. – Тетя Матвейкина, стало быть?
– Ну, стало быть, так… – усмехнулась Лена, в упор ее разглядывая. И разглядывание это не сулило Тане абсолютно никаких комплиментов. Сразу было заметно – не понравилась она Отиной тетке. Ну и ладно. Пусть. Не с ней же она нянькаться сюда прилетела, в самом деле…
– Очень приятно познакомиться с вами, Лена. Что ж делать, так уж получилось, что я в тот момент рядом с вашим племянником оказалась…
– Да ладно, чего вы извиняетесь, Татьяна. Не надо. Мы с мамой и в самом деле очень вам благодарны за ваш человеческий подвиг. И постараемся по мере сил компенсировать ваше трогательное участие в судьбе Матвея. Тем более, насколько я знаю, мама уже счет на ваше имя открыла…
– Мне ничего не надо! Что вы! Я уже и Аде говорила! Я же не из-за денег сюда прилетела…
– Ну-ну… – поморщила полные губы в легкой ухмылке Лена, поднимаясь с ковра. – Ладно, Татьяна, идите завтракать. И ребенка пора кормить. Я пробовала, но он ничего не ест. Видимо, у него на вас инстинкт успел выработаться. И еще он все какую-то Пею зовет. Отталкивает ложку и бормочет – Пея да Пея… Что еще за Пея? Еще одна спасительница?
– Нет. Это не спасительница, это бабушка моя, Пелагея Даниловна. Я когда на дежурство уходила, он с ней оставался. Она его и кормила всегда. Вот и привык.
– А, бабушка… Ну хорошо, хорошо, идите…
Махнув небрежно рукой, Лена быстро отвернулась от Тани, будто боялась обнаружить перед ней свое холодное раздражение. Но оно все равно проглядывало за нарочитым равнодушием – так знатная леди разговаривает со своей служанкой, стараясь не показать перед ней ни одной эмоции. Не пристало потому что настоящей леди эмоции перед прислугой обнажать. А Лена эта, как Таня сразу подметила, очень уж на ту самую леди претендовала. Прямо из кожи вон лезла. Если б не знать, что обыкновенной девчонкой когда-то в глубокой российской провинции родилась, то и впрямь можно было подумать – леди. Ну чистая леди, ни дать ни взять…
– Что, познакомились? – встретила Таню в гостиной первого этажа Ада. Была она во вчерашнем смешном халате, так же трепыхалась во все стороны испуганными розовыми перышками. – Вижу, вижу, что познакомились… Ну да, такая вот она. Стерва, одним словом. А что делать? Давай привыкай, ты с Матвейкой теперь у Ленки жить станешь. Она будет над ним опекунша. Так мы решили на семейном совете. По правилам мне б самой надо его в люди вывести, да не смогу. Больная стала совсем. Шуму лишнего не переношу, голову сразу с плеч сносит. Давление высокое меня мучает, гипертония, будь она неладна. Да и злая я стала к тому же – от собственной старости и злая. Все. Предел мой наступил. Даже косметические доктора и те уже рожу мою тянуть отказываются, говорят, некуда…
– Ну что вы, Ада. Вы очень даже хорошо выглядите… – неуверенно проговорила Таня, отводя взгляд от ее сухого желчного лица.
– Да ладно врать-то, комплиментщица нашлась! – беззлобно проворчала Ада, махнув в ее сторону рукой. – Вот скажи, сколько мне лет? Как думаешь? Только честно!
– Ну, я не знаю… Около семидесяти, наверное…
– А как – около? В какую сторону? В большую, в меньшую?
– Я думаю, в меньшую…
– Ладно. Правильно думаешь. Молодец. Я ведь и впрямь еще не старая, просто выгляжу плохо. Да и характер у меня не из легких, очень уж крут. Командовать люблю, чтоб по-моему все было. А с таким характером бабы быстрее старятся. Эмоции у них внутри горят, всю молодость с лица моментом съедают. Это у покладистых лицо до старости наивным остается, вот и кажется, что они моложе… Ты вот долго молодой будешь, наверное. Эк у тебя глаза-то миру распахнуты, как у малолетки какой восторженной.
– Так он, мир-то, того и стоит, наверное… – тихо улыбнулась ей Таня.
– Ну да. Может, и стоит. Хотя это вряд ли… Ладно, хватит философствовать. Голова у меня разболелась. Иди лучше ребенка накорми, а то он в Ленку успел уже йогуртом плюнуть…
– Так он их не любит, йогурты эти, – торопливо пояснила, будто извинилась за некультурное Отино поведение Таня. – Он по утрам кашу ест – манную или овсянку на молоке, чтоб с солью и с сахаром…
– Хорошо, овсянку так овсянку. Ты свари ему сама, найдешь там все в холодильнике. У нас тут не готовит никто, мы еду на дом заказываем.
– Хорошо, Ада, я сварю. А потом можно погулять немного пойти? Так на улице хорошо…
– Да, конечно. Мы сейчас с Ленкой по делам уедем на весь день, а ты тут с Серегой останешься. Вечером приедем, все с тобой обговорим, что да как…
– Хорошо, Ада.
– Ну, иди. Прямо по коридору и налево. Смотри-ка, крепко как Матвей за тебя ухватился… А ко мне так и не пошел, засранец! Не признал бабку родную…
Отя еще крепче стиснул ручонками Танину шею, будто мстил за непонятного детскому уху «засранца», сопел сердито. Таня похлопала его успокаивающе по спинке, пошла по длинному коридору в сторону кухни. А уже на ее пороге остановилась, чтобы перевести дух, как давеча на пороге ванной в своей комнате. Потому что кухонь таких Таня Селиверстова тоже отродясь не видывала. Только разглядывать да трогать все это нарядное, белое и блестящее у нее времени не было – надо было кашу варить срочно, не морить же ребенка голодом ради своего любопытного интересу…
Пока они с Отей завтракали, Ада с Леной успели уехать. Сергей с удовольствием показал ей дом, демонстрируя по пути функциональные штучки и особые приспособления каждого предмета, призванного обеспечить полнейший домашний комфорт. И проделал он это с такой гордо-забавной снисходительностью, словно и был здесь главным всего хозяином. Таня к концу экскурсии уж и удивляться перестала – все в голове смешалось в одну кучу. Потом они с Отей пошли гулять, и долго расхаживали по белым дорожкам меж квадратных кустов и круглых деревьев, и бегали по зеленой траве, и даже бассейн обнаружили за домом, но без воды. Усадьба была совсем не большой, гораздо меньше по размеру, чем показалось ей ночью, – при лунном свете всегда окружающее человека пространство кажется более значительным и объемным. А потом они обедали привезенной в судках едой – ничего особенного, протертый суп да отбивные котлеты с овощным гарниром. Таня решила было и сыру французского хваленого отведать для полного счастья, и уж баночку открыла, да тут же от нее нос и отдернула – вонью понесло из той баночки несусветной. Испортился, наверное. Хотя обедавший вместе с ними Сергей ее обсмеял, пояснив, что она в этом деле ничегошеньки не понимает. Что сыр, мол, это французский, специальный такой, камамбер называется, и он запашистый такой и есть. И чем противнее запах, тем дороже и стоит. Таня улыбнулась понимающе, но все ж ему не поверила. И коробочку с сыром на всякий случай отодвинула от себя подальше. Где ж это видано – такую вонь в себя принимать за здорово живешь, да еще и за деньги! Нет уж. Пусть сами свою тухлятину едят да хвалят, их дело. А она поостережется пока, даже и на язык пробовать не будет. Может, потом, когда уж попривыкнет к здешним вкусам. А после обеда они с Отей уснули на Танином диване мертвецким сном – короткая ночь дала о себе знать…
