— Айсис? — снизу доносится мамин голос. — Айсис, ты дома?
Я вскакиваю и несусь вниз, поскальзываюсь на нижней ступеньке, но изящно балансирую и врезаюсь прямо в ее грудь.
— Я поступила! — кричу я. — Я поступила в Стэнфорд!
Мамины глаза расширяются.
— Ч-что? Стэнфорд? Как…
Я сую ей в руки письмо и дрожу на острие ножа целых десять секунд, пока она читает. Ее лицо светится изнутри, словно свечка сквозь замерзшее оконное стекло, сверкающая во всех направлениях. Она обнимает меня, сильнее, чем когда я очнулась в больнице, сильнее, чем когда я вернулась домой из больницы, сильнее, чем когда я прилетела в аэропорт Огайо из Флориды.
— Ох, милая. Я…я так тобой горжусь. Это потрясающе! Когда ты успела подать заявление в Стэнфорд? И почему ты ничего не сказала мне?
— Я просто… просто подала его для прикола. Я не ожидала, что на самом деле поступлю, — лгу я. Мамина радость омрачается тревожными морщинками, но она изо всех сил старается скрыть их от меня. И тогда я замечаю ее пальто и новый рецепт таблеток, торчащий из ее сумки.
— Давай поговорим об этом после ужина, хорошо? Позвони отцу и расскажи ему! — настаивает мама.
Папа просто в восторге. Он предлагает помочь мне с некоторыми расходами, гордость в его голосе так очевидна.
— Келли! Келли! — Я слышу, как он зовет мою мачеху. — Айсис поступила в Стэнфорд!
— Стэнфорд! — приторный голос Келли просачивается через телефон. — Быстро, дай мне трубку.
Я глубоко вздыхаю и собираюсь с духом для неизбежного решающего поединка.
— Айсис! — восклицает Келли.
— Келли! — подражаю я. — Так приятно снова тебя слышать! Раз в два года явно недостаточно!
— Согласна! Стэнфорд… вау. Это невероятно! Надеюсь, что Шарлотта и Марисса будут такими же умными, как ты, когда вырастут.
— Они могут попытаться, — ласково произношу я. Она смеется, но за этим смехом скрывается очевидное: мы не любим друг друга. Просто мы никогда не говорим это вслух.
— Этим летом ты действительно должна к нам приехать, — давит Келли. — Мы с твоим папой везем детей… — Она делает акцент на слове «детей», втирая мне в лицо, что я не включена в эту категорию. — …на Гавайи. Мы должны отправиться туда все вместе, прежде чем ты уедешь в Стэнфорд.
— Ах, но ты мне нравишься гораздо больше, когда находишься на гигантском расстоянии от меня.
Она смеется, коротко и резко.
— Ну что ж, возвращаю телефон твоему отцу. Еще раз поздравляю!
— Итак, каков план? — говорит папа. — Надо заполнить FAFSA[14]? Я приеду на твою церемонию вручения дипломов, о-о, я могу отвезти тебя туда. Дорожное путешествие только для нас с тобой! Как тебе? Нравится?
Я улыбаюсь в пол. Ага. Это было бы здорово. Если бы мне было пять лет. Он пытается наверстать упущенное время. Это так очевидно и так нелепо. Я больше не ребенок. Он упустил свой шанс меня воспитать. Мама, по крайней мере, пыталась, даже если на тот момент я уже была подростком.
— Не знаю, пап. Я об этом подумаю.
— Хорошо! Продолжай хорошо учиться, мы поговорим об этом позже. Люблю тебя.
— И я тебя.
Эти слова ничего не значат. Но это нормально, как и большинство вещей в эти дни.
Мама суетится на кухне, готовя праздничный ужин. Она заставляет себя быть счастливой ради меня, но я знаю, что-то не так, и на этот раз это не предстоящее судебное разбирательство. Она настолько поглощена приготовлением сэндвича с беконом, салатом латук и помидором, что я не смогу получить от нее серьезный ответ, поэтому я поднимаюсь наверх, включаю свой лэптоп и просматриваю фотографии Стэнфорда. Затем расширяю свое исследование: существует множество замечательных заграничных программ. Англия, Франция, Италия, Бельгия. Кампус выглядит потрясающе, словно картинка из журнала: идеальные зеленые лужайки и чистые здания, а калифорнийский солнечный свет превращает все в золото. Их математическая программа невероятна, у них действительно знаменитые профессора, о которых я только читала в научных журналах. Не то, чтобы я читаю это ботаническое дерьмо. Я просто, эм, иногда просматриваю их, пока какаю.
Но все же.
Это все, чего я хотела, хотя даже и не подозревала об этом.
Я копаюсь в своей электронной почте, чтобы поблагодарить их за стипендию и рассказать Эвансу, но останавливаюсь на одном специфичном сообщении. Оно новое — отправлено всего четыре часа назад со странного адреса. Сначала я думаю, что это спам, но затем я читаю заголовок сообщения:
«Айсис, я знаю, что ты там».
Жуткий-возможно-от-серийного-убийцы заголовок, я щелкаю на него. Что ужасного может произойти? У меня отличный брандмауэр[15], а если это фишинг-письмо[16], то я просто не буду ничего в нем нажимать. В сообщении всего одна строчка:
«Джек Хантер — зло».
Это что шутка? Это должно быть дрянное, шутливое сообщение от кого-то из школы. Я слышала именно такие слова от людей в школе, но в подобном сообщении, это пугает. Это каким-то образом кажется более угрожающим и реальным. Я пытаюсь выследить электронный адрес, проверяя его через Гугл, но ничего не выходит. Это просто беспорядочный набор букв и цифр, который также может оказаться и спам-бот[17], но это не так. Это кто-то, кто знает мое имя, кто-то, кто считает, что Джек Хантер — зло. Я, конечно, с ним конфликтую, но я не думаю, что он зло. Он жестокий и черствый. Но зло? Реальное, подлинное зло? Это немного далеко от правды.
И именно тогда я вижу ее.
К сообщению прикреплена фотография.
Я открываю ее. Она расплывчата, но я вижу деревья и сосновые иголки, покрывающие землю. Вижу темную глыбу, которая выглядит так, будто имеет конечности (человек?), лежащую на земле, а в углу я вижу руку, держащую биту. Биту с каким-то темным пятном на конце.
У меня пересыхает во рту. Я знаю эту руку. Воспоминания нарастают, как стремительная волна. Я схватила эту руку с тонкими, нежными и длинными пальцами. Держала ее, пока мы оба сидели на кровати, и я в чем-то признавалась. В чем-то, что много для меня значило. Грохочущая музыка. Вкус выпивки. Танец. Кровать.
Я знаю, чья рука держит эту запятнанную бейсбольную биту.
Это рука Джека.
Джек нависает над чем-то, что похоже на мертвое тело.
3 года
26 недель
5 дней
Добро пожаловать в ад. Население: я, какие-то идиоты и моя мама.
