Она спешила — времени не оставалось совсем, — но идти приходилось медленно, выбирая места почище, особенно когда жилые кварталы кончились и Лена вышла на финишную прямую — к переезду. По унылой колонне машин, выстроившейся в неровный ряд, поняла, что горит красный свет: вот-вот к станции подойдет электричка. Можно, конечно, перебежать, взглянув направо-налево, но тетка с флажком однажды так наорала на Лену, что нарываться снова на этот безобразный ор не хотелось.
— Куда, шалава, несешься? — грозила она Лене флажком и даже ногой топнула от негодования. — Ростишь вас, ростишь… Успеешь еще на тот свет!
Тетка была, конечно, права. Кажется, проще простого — перебежать, но кто-то же попадает под поезд.
Лена вздохнула и послушно остановилась на своей стороне. Электричка, подвывая, как раненый зверь, подлетела к станции. Через пару минут, надрывно взвыв, устремилась дальше. Унеслась, как видение, испарилась, как дух, оставив позади подрагивающие теплые рельсы, и все, остановленное ею, разом пришло в движение: двинулись вперевалочку с обеих сторон машины, заторопились туда-сюда пешеходы, и среди них почти бежала, совсем уже опоздав, Лена.
Дождь припустил с новой силой. Казалось, сама природа рвалась остановить Лену, но она решительно шла вперед по пропитанным влагой кочкам, через мокрый лес, срезая дорогу, сокращая путь, стараясь держаться поближе к высоким, разлапистым елям, которые защищали как-никак от дождя. Мокрый зонт давно был в раздражении сложен, потому что, как только Лена ступила в лес, беспрестанно цеплялся за ветки да и закрывал столь необходимый Лене обзор.
«Куда я иду? Зачем? — терзалась Лена. — Мы почти незнакомы… С какой стати попрется мой Горбачев на мостик в такой-то дождь? Ну видел меня прежде, ну постояли рядом, поговорили, ну проводил — даже не до дома, всего лишь до переезда, — зачем-то уговаривал встретиться… Он, может, уже и забыл, а я… Ничего, никто не узнает, — утешала она себя, — Увижу, что нет никого, и пойду потихоньку назад. Никому не скажу, даже Кате…»
Никого, конечно, и не было. Сиротливый, почерневший от влаги мостик печально разглядывал себя в рябой от дождя воде и был так же одинок и несчастен, как Лена. Ноги сами понесли ее к мостику. Лена оперлась о перила и стала смотреть вниз, на безрадостную серую воду. Дождь барабанил по капюшону, но зонт раскрывать не хотелось, вообще было лень шевельнуться. Ни души… Все серо вокруг — и вода, и небо, и сама жизнь.
Вдруг чьи-то руки обняли ее сзади, повернули к себе, и Лена увидела совсем близко знакомое лицо, глаза смотрели радостно и открыто, капли дождя стекали с капюшона на лоб.
— Я уж думал, все пропало, конец, ты не придешь, — бормотал Миша и целовал ее мокрые щеки, губы, глаза. — Ну как я тебя найду? Не проводил, дурак, до дому, броди теперь, как леший, по здешним лесам, ищи свою Лену. Но если зарядят дожди, ты скорее всего вообще у нас не появишься.
— Как же я вас не заметила, — с запинкой сказала Лена. От радости, что ли, он перешел на ты?
— Прятался, как заяц, под елью, — хмыкнул Миша. Казалось, он посмеивается над собой. — Прибежал без пятнадцати, понимал, что глупо, но очень спешил. Знал, что ты обязательно опоздаешь, а летел к мостику со всех ног.
Лена смотрела на него удивленно, и он поспешил объяснить.
— Женщины всегда опаздывают — имеют право. Даже принято слегка задержаться, чтобы мы, мужики, не зазнавались. К тому же дождь, могла вообще не прийти. Что бы я тогда делал?.. Ну, пошли, а то ты у меня простудишься.
Его открытость, его неожиданное «ты» смущали и радовали. Они шли к нему, хотя Миша не сказал об этом ни слова, но ведь хлещет дождь, невозможно бродить по мокрому лесу, да и Переделкино — не Москва: деваться некуда. Лена плыла по течению, послушно шагая с этим неожиданным человеком, и только раз ее кольнула тревога, когда вошли они в белый красивый дом и пошли мимо лифта по аккуратной ковровой дорожке к широкой, тоже покрытой ковром лестнице. Но дежурная за стойкой что-то читала и даже не подняла головы; было тихо, безлюдно и очень спокойно.
— Прошу!
Перед Леной открылась дверь вовсе не в комнату, как она себе представляла, а в настоящую двухкомнатную квартиру. Мокрые куртки были повешены в стенной шкаф в прихожей, в просторной комнате, на столе, в высокой вазе лежали фрукты. Была приоткрыта дверь на балкон, которую Миша сразу закрыл, но запах свежести, прелой листвы остался. Альков вел, безусловно, в спальню.
— Хочешь привести себя в порядок? — угадал Миша. — Вот здесь. — Он зажег свет в туалете и ванной. — А давай примем душ? Не то, пожалуй, простудимся. — Он засмеялся, угадав страх Лены; похоже, он все про нее угадывал. — Не бойся, не как в сериалах наших новых друзей, не вместе, когда герои почему-то любят друг друга под душем, а по старинке — сначала ты, потом я. Как раз сегодня поменяли полотенце и все такое…
Лена стояла под душем, отдыхая от пережитого: когда ждала у переезда, почти бежала по мокрому лесу, а на мостике — никого… Горячие струйки стекали по телу, согревая и успокаивая.
— Леночка, — стукнул в дверь костяшками пальцев Миша. — Там, на стене, махровый халат, можешь надеть.
— Спасибо, — ответила Лена.
Халат — это уж слишком! Это почти провокация. Она вышла, как вошла, в брюках и свитере; ее встретил понимающий взгляд серых глаз и сервированный стол.
— Упер харчи из столовки, — доверительно сообщил Миша.
— И вино?
— Нет, вино, фрукты, кофе и там, — он кивнул в сторону холодильника, — мороженое — все приобретено на честно заработанное печатными строчками. Располагайся, я мигом.
Он скрылся в ванной, а Лена осторожно прошлась по роскошным, на ее взгляд, апартаментам. Еще и балкон! Неплохо устроились труженики пера. Хотя все это возведено было, кажется, до перестройки, когда писателей уважали, побаивались и баловали.
— Вот и я, — вышел Миша. — Халат, по примеру гостьи, надеть не посмел.
Господи, как он все понимал!
Миша подошел к столу, взял бутылку, взглянул на этикетку.
— «Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?» — галантно поинтересовался он.
Лена засмеялась.
— Тоже любите «Мастера и Маргариту»?
— Еще бы!
— И я! — обрадовалась сходству литературных вкусов Лена. — Что до вина, то, если я правильно понимаю, выбора у нас нет?
— Ну как же, как же, есть выбор! — с нарочитым возмущением возразил Миша. — Вот, пожалуйста!
Он распахнул холодильник.
— Ого! — воскликнула Лена. — Так вы небось пьяница?
— Увы, — с показным смирением признал Миша. — Хотя нет, наверное, нет: пьяницы, по слухам, хорошее вино не жалуют, им подавай «бормотуху». Так что почетный титул сей отрицаю. Но я буду работать здесь до глубокой осени, к чему затруднять себя поездками в город? А на станции, пожалуй, отравят. Так что? С какого начнем?
