— Нет, — возразила Дайан. — Он был не из неудачников.
— Тогда кто же он? — воскликнула Либерти. — Почему ты не хочешь мне сказать?
— На самом деле, я его почти не знала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мне было восемнадцать лет, я была на гастролях в Европе, на подпевках у Айзека Хейза.
— Ты мне никогда не говорила, что была в Европе, — упрекнула Либерти.
— Помню, я тогда думала: «Ну, вот, карьера вроде в гору пошла», — сказала Дайан. И после паузы продолжила: — И тут в Берлине я знакомлюсь с одним ударником. Красивый был парень — мать немка, отец черный. Веселый, симпатичный… Вечер закончился в постели.
— Да? — Либерти жадно ловила каждое слово.
— На следующий день группа уехала из Берлина. — Дайан отвернулась. — А чуть позже я узнала, что беременна.
— Мной, — уточнила Либерти.
— Да, тобой. — Еще один тяжкий вздох. — Я ужасно испугалась. Хотела с ним связаться, но было уже поздно.
— Поздно? Для чего?
— Либби, я ведь не просто так тебе ничего не рассказывала. На то есть причина.
— Причина?
— Я… я узнала, что на другой день после моего отъезда он погиб в автокатастрофе.
— Ты… ты хочешь сказать, он умер? — пролепетала Либерти. В голове вихрем неслись мысли. — Мой отец умер? И это ты столько лет от меня скрывала? Мой отец умер!
— Прости меня, дочка, — сказала Дайан и протянула руку.
— Ради бога, мама! — Либерти отдернула руку. — Почему ты столько лет от меня это скрывала?
— А ты думаешь, легко признаться ребенку, что он — плод случайного знакомства? Я хотела для тебя большего. Я искренне думала, что тебе лучше этого не знать.
Зеленые глаза Либерти сверкнули праведным гневом.
— Это я должна была решать, а не ты!
— Ты права. — Дайан опустила голову.
— Как его звали?
— Это неважно.
— Для тебя, может, и неважно, — огрызнулась Либерти. После долгой паузы Дайан сказала:
— Мервин.
— А фамилия?
— Браун.
Мервин Браун. Теперь она хотя бы знает, как звали ее отца. Сколько лет мама от нее скрывала правду! Это нечестно. Она давно должна была все знать.
— Как он выглядел? — спросила она, сдерживая слезы.
— Я же тебе сказала, он был симпатичный.
Либерти помолчала, стараясь переварить ошеломляющую информацию. Да, отец у нее был. Но он умер.
— Я хочу видеть его фотографию, — наконец сказала она.
— Прости…
— Перестань! — вдруг рассердилась Либерти. — От него ничего не осталось? Даже фотографии?
— Прости.
— Перестань повторять одно и то же!
Дайан беспомощно развела руками.
— У него же были родственники, — сказала она, чувствуя, как все внутри переворачивается. — Ты им когда-нибудь говорила о моем существовании?
— Нет.
— Но почему?
— Либби, он был женат. Женат, понимаешь?
— Так. Час от часу не легче.
— Я подумала, его семье и так досталось, что я еще буду усугублять?
— Господи, мама, они же и моя семья тоже! — воскликнула Либерти, глотая слезы обиды. — Значит, у меня есть бабушка и дедушка. Мне следовало бы их разыскать.
— Даже не думай.
— Почему? — рассердилась она. — Почему нет, черт возьми?
— Если уж говорить всю правду, то я им звонила.
— И?
— Они обозвали меня чернокожей американской шлюхой и велели никогда больше не напоминать о себе.
— О боже!
— Ну вот. Теперь ты все знаешь. Больше мне тебе сказать нечего.
Либерти мотнула головой, будто не веря услышанному. Внутри образовалась пустота. Почему-то до сих пор в ней жила сказка о том, что где-то есть человек, готовый признать ее своей дочерью, что он станет ее любить, заботиться о ней и будет ею гордиться.
И вот эта мечта рухнула.
Черт, она не даст себе раскиснуть. Так или иначе, но она добьется успеха. Никто и ничто ее не остановит!
Они стояли на тротуаре перед домом Реда Даймонда и гадали, что за игру затеял отец.
— Мне пора, — проговорил Макс, в нетерпении щелкая пальцами. — Позвоните моему секретарю, она вам объяснит, куда и в котором часу приезжать.
— Может, пообедаем вместе? — предложил Джет Крису, когда старший брат ушел.
— У меня куча звонков. И встреч, — ответил Крис, обеспокоенный тем, как будет оправдываться перед Росом Джаганте, который ждет его в Вегасе, причем с большим нетерпением. Но при виде разочарованной физиономии Джета решил, что от него не убудет, если он проведет какое-то время с братишкой. Семья для них обоих была дело святое, если не брать в расчет Реда — а зачем его брать в расчет? Реду никогда не было дела ни до кого, кроме собственной персоны. — Вот что, — сказал Крис. — Подъезжай-ка к часу к «Временам года». Перекусим там в ресторане. А потом помчусь к Берди Марвел.
— Той самой Берди Марвел? — ахнул Джет.
— Она моя клиентка.
— Ну, старик, ты даешь! Она такая… — Джет причмокнул.
— Вижу, ты ничуть не изменился, — рассмеялся Крис. — По-прежнему за юбками гоняешься.
— Между прочим, очень даже изменился, — вдруг посерьезнел Джет. — Я вчера с такой девушкой познакомился…
— Потом расскажешь, — сказал Крис и остановил такси. — А сейчас мне пора, не то ничего не успею.
Джет проводил брата взглядом. Он был рад новой встрече, с Крисом они всегда были дружны, и сейчас, когда оба в Нью-Йорке, неплохо было бы пообщаться поплотнее. Братская тусовка. Почему бы нет?
Он зашагал по улице, и тут зазвонил телефон. На дисплее высветился номер Джанны.
Хм-ммм… Он совсем забыл о своей итальянской подружке и о том, что она умеет вытворять своим проворным язычком.
— Привет, bello! — проворковала Джанна, как всегда весело и энергично. — Что же ты вчера не позвонил? Как добрался?
Вот тебе на! Ему даже в голову не пришло, что Джанна будет ждать звонка.
— Как у тебя дела, солнышко? — спросил он и поспешил напомнить себе, что, при всей «современности» их отношений Джанна все же является его постоянной девушкой.
— Perfectto! — промурлыкала та.
— Рад, что ты там не скучаешь.
— Послушай, carino, — продолжала девушка своим низком грудным голосом, — я тебе сейчас скажу хорошую новость.
— Давай, — улыбнулся он, — хорошим новостям я всегда рад.
— Крупный контракт. Ты и я. Вместе. Мой агент… как это по-английски? — мастер вести переговоры. В воскресенье я лечу в Нью-Йорк. Понедельник — на оргвопросы. Во вторник снимаемся в рекламе новой коллекции Куртенелли. София Куртенелли попросила меня, а я предложила ей твою кандидатуру. Они хотели снимать Марка Вандерлоо или Брэда Кренига, но я настояла на тебе. — Она сделала победную паузу. — Ты понял, какая удача?! Ты рад?
