— Юрий Григорьевич дома?
— Да-да, — прозвучал очень приятный голос, — проходите, пожалуйста… Он ужинает, я ему сейчас скажу, что вы пришли. Как вас зовут?
— Скажите, что пришла Наташа Орехова, писательница. Он знает.
Наталия осталась в ярко освещенной комнате, напоминающей приемную частных врачей в заграничных фильмах: толстый ковер, цветы в кадках на полу, кресла и столик, заваленный иллюстрированными журналами…
Через минуту в комнату буквально ворвался Ошеров. Глаза его светились радостью:
— Ты.., пришла? Боже, как я рад… Сначала я тебя, конечно, познакомлю с Ольгой, а потом мы сходим с тобой ко мне в лабораторию.
Я просто ушам своим не поверил… Дай-ка я до тебя дотронусь.
Он провел ее в дом, где было тепло, пахло горячим печеньем, яблоками и еще чем-то вкусным. Крохотная девочка в красном домашнем платьице встала, облокотясь на пуф и прижав к груди большую рыжеволосую куклу Барби. Ольга, жена Ошерова, в длинном желтом халате, светловолосая, немного вялая и, судя по всему, изнеженная, улыбнулась Наталии и предложила выпить чашку чаю с домашним печеньем.
— Спасибо, но я сыта… Мне надо бы поговорить с Юрием Григорьевичем. Вы не возражаете?
— Нет, конечно… Давайте, я помогу вам снять шубу…
Она приняла из рук Наталии шубу, а Ошеров все это время, оказывается, разливал по крохотным рюмкам ликер. Появившись в гостиной, он протянул одну рюмку Наталии, а другую — жене, после чего умчался на кухню за третьей — для себя.
«Какая хорошая и спокойная семья…» Ей, быть может, впервые в своей жизни захотелось иметь свой дом, мужа-очкарика и целый выводок детей.
— Оля, мы уединимся в лаборатории, если ты не возражаешь… — И он, взяв за руку Наталию, потянул ее за собой в прихожую. Там возле вешалки была дверь, открыв которую они оказались в холодном, застекленном, как веранда, коридоре. Пройдя дальше, они зашли в длинную узкую лабораторию, заставленную металлическими столами, на которых стояли химические склянки, колбы, банки с заспиртованными лягушками, тритонами, червями, змеями и крысами… Здесь было относительно тепло, но как-то жутковато.
— Вот здесь я отдыхаю душой и телом…
Наталия подошла к окну, пытаясь сориентироваться, куда же оно выходит, и, к своему удивлению, увидела больничный сад, который располагался сразу же за садом Ошерова. Больше того, дверь, противоположная той, в которую они только что вошли, вела к тропинке, упирающейся прямо в крыльцо больницы.
— Как же удобно ты устроился… Раз — и уже на работе. А вон тот высокий забор, это что, тоже больница?
— Нет, это ферма.
— А слева, значит, дом Постновых?
— А ты откуда знаешь?
— Я вообще уже много чего знаю. Например, что вы с женой были частыми гостями у Ванеевых…
— Да, это так… Оля до сих пор не может в себя прийти после ее смерти.
— У тебя вчера утром была целая делегация из наших правоохранительных органов. Что нового? Ты мне расскажешь?
— Конечно. Изъяли при понятых нож, которым была убита Люба, расспрашивали меня обо всем… Затем привезли Курочкина, и я помогал ему при вскрытии.
— Значит, ничего особенного?
— Ну, если нож в сердце, это для тебя «ничего особенного», тогда… — Он развел руками. — Да что ты все о трупах… Я никак не могу забыть того, чем мы занимались с тобой. Ты сможешь прийти ко мне завтра утром? У меня вроде бы командировка в райцентр, но я вернусь очень рано. Часов в одиннадцать буду тебя уже ждать…
— У тебя была вчера Люся Романова?
— Да, она просила посмотреть ей горло. Неужели она заболела? Она больше всего на свете боится заболеть гриппом.
— Похоже, она уже заболела… Чувствует себя неважно.
— Ты только затем и пришла, чтобы поговорить со мной о Людмиле?
— Нет, я пришла поговорить с тобой совсем о другом. Ты же не станешь отрицать, что у Прудниковой и Ванеевой были стертые пятки… Я бы хотела знать происхождение этих странных синяков, ссадин и трещин.
Вот ты, врач, объясни мне, откуда они взялись?
— Да, я тоже заметил это… Такие случаи наблюдались в моей практике при изнасиловании. Женщина, которую насилуют, упирается ногами в землю, во что угодно, чтобы только найти точку опоры и сбросить с себя насильника. Иначе объяснить эти стертые пятки, как ты говоришь, я никак не могу.
— А что, если они перед смертью танцевали?
— Что-о-о! — Ошеров даже привстал со стула, на котором сидел, и, сняв очки, протер глаза и присвистнул:
— Вот это фантазия! Где, с кем и, вообще, с какой стати они бы танцевали? Особенно Лариса Ванеева… Это пришло тебе в голову только из-за того, что она — бывшая балерина?
— Да нет… Просто она была одета в танцевальный костюм… Итальянский.
— Вот даже как? Ты имеешь в виду красную юбку и белую блузку? Но ведь то, что Ванеев ее в этой одежде никогда не видел, еще не свидетельствует о том, что у нее ее не было. Она могла заказать ее где угодно. Да любой портнихе в Вязовке…
— Может, оно и так, да только красная ткань, из которой сшита, к примеру, юбка, не продается ни в одном из магазинов не только Вязовки, но и в радиусе пятисот километров от города. Что ты на это скажешь?
— Но откуда ты все это знаешь?
— Знаю. У меня есть приятельница-переводчица с итальянского. Она видела танцевальную группу из двенадцати молоденьких итальянок, которые приезжали на юбилей нашего города. Они танцевали именно в этих костюмах… Я только что приехала из города, чтобы ты знал…
— А зачем тебе все это?
— Говорю же, я — писательница. А потому любопытная донельзя. Тебя это раздражает?
— Нет, напротив, меня это восхищает. Так, может, ты и напишешь об этом?
— Нет, скучная тема: деревня, какие-то убийства, красные юбки… Читатели любят читать о чистеньких городских шлюхах, разъезжающих в «мерсах» и «кадиллаках» в норковых манто и с пистолетиками в сумочках из змеиной кожи. Да чтоб непременно были связаны с мафией, можно даже с сицилийской… А ты говоришь: «напишешь об этом». О чем? И вообще, я завтра уезжаю. Ну вот, собственно, и все. Мне пора…
— Но ведь ты же зачем-то пришла ко мне?
— Да, конечно. Я просто хотела посмотреть, как живет сельский доктор…
— Ну и как, понравилось?
— Да. Неплохо тебе здесь живется. Только непонятно, откуда такой достаток? Ты берешь деньги со своих пациентов?
— Нет. Просто я здесь совмещаю многих врачей… Да практически всех. Я поставил условие перед администрацией Вязовки, что останусь лишь в том случае, если мне позволят не только работать за хирурга, гинеколога, зубного врача и прочих, но и получать за них за всех деньги. Я же их лечу, поэтому они и пошли мне навстречу… Они ведь не совсем идиоты, понимают, что добровольно в эту дыру все равно никто не приедет, а насильно никого не заставишь. Вот и все объяснение. Кроме того, если мне потребуется лес или кирпич, песок или щебень, стекло или я не знаю что, — мои пациенты всегда сделают для меня все, что бы я только не попросил.
