Виктория Миллиан - Идеальный партнёр

 Готовить тот не умел, казался неловким, что было странно для врача.

 - Ольшанский, ты хам. Она не еврейка.

 - Прекратите говорить обо мне в третьем лице. Я была замужем за евреем.

 - Это кто же еврей - Дюваль? Так я тогда Иванов.

 - Муж Лоры - Коваленко, Вадим.

 - Это ненамного мне правдоподобней звучит, - отозвался Ольшанский.

 - Это настоящий муж, - продолжил путаное объяснение Дима.

 - А кто ненастоящий? И сколько их всего? Я насчитал уже почти три: Дюваль, Коваленко и еврей. Нашего человека как зовут?

 - Какой ты балабол, Ольшанский. Что ты строишь из себя? Ты не знаешь, как мы приехали!

 - Что, и вы тоже, Лора? Христопродавцы. А ты обрезался, Дима? Говорят, что в Мюнхене хильфу не дают по еврейской части, если необрезанный. Честно, у меня даже спрашивали. Ну, мне что, я - да. Могу показать.

 - Ты был или ты обрезался перед приездом? - с чисто медицинским интересом спросил Дима.

 - Слушайте, прекратите или я сейчас уйду, - пригрозила Лора.

 - Нет-нет. До форшмака - ни за что! Мы молчим. Дима, мы молчим. А Федька - тот обрезался перед приездом, мне Ада Моисеевна говорила. Ах! Молчу-молчу, - замахал он детскими ручками.

 Но долго молчать он не мог.

 - Так кто же наш еврей? Почему я не получил ответа на свой наивный вопрос?

 - Ольшанский, когда Вы говорите, то представляете себя, наверное, Зиновием Гердтом?

 - Умер! Умер, не дожил, -  Ольшанский не уточнил до чего. - Могучий был. Краса и гордость.

 - Да перестань ты! Нашёл над чем...

 - Хорошо, вернёмся к Лорретт. Кто, вы сказали, ваш немецкий по паспорту муж?

 - Лазаря он сын, - сказал Дима. - Ты Лазаря Глазмана из ХИСИ помнишь? Должен знать, ты же строитель.

 - Ну как же я не знаю Лазаря Глазмана! Ну что вы, молодые люди! Я же строитель, вы что, не знаете? Понятно-понятно! - продолжал он сыпать словами. - И вы уже развелись? Да?

 Ага. А когда благоверный приезжает? Уже заплатили? С кем? Она еврейка? А, немка-аусзидлерша. Смотрите, может не отпустить. И почему это вы первая приехали? Это слишком трудно. Так не бывает. Еврейские мужчины так не поступают.

 - Иди ты, Ольшанский, на ...! - неожиданно взорвался Дима. - Так никакие нормальные мужчины не поступают.

 - Так, мальчики, я пошла. Доготавливайте сами! От Вас, Ольшанский, у меня болит голова. А ты, Дима! Это просто... - она пошла вон из кухни, но на громкий стук остановилась.

 - Невыносимый! - сказала Лора, глядя на Ольшанского.

 Дима смущенно смеялся в широкую бороду. И было чему: в жёлтеньком с цветочками фартуке, держа в руке большой кухонный нож, по которому с кончика на руку тёк свекольный сок, Ольшанский стоял на коленях.

 - Лора! - торжественно сказал он и для большей выразительности шире распахнул свои карие навыкате глаза. - Лора, вся скорбь еврейского народа стоит в моих глазах.

 - Особенно в левом, - сказал Дима, видящий его в профиль.

 - Молчи, гой! Это всё из-за тебя! - прошипел он. - Ругаться при такой женщине! Еврейский мужчина никогда себе такое не позволит. Лорретт, так я могу встать, я же ни при чём, вы видите? Но без форшмака я не могу. Спасибо. На чём мы остановились? На оливье? Я режу яйца. Ой, ребята, я вспомнил анекдот, умрёте! "Почему люди не лижут свои половые органы? - Не могут."

 - Ольшанский!

 - Убирайтесь! - в один голос закричали Дима и Лора.

 Тот пытался оправдаться, но Дима оторвал его от пола и понёс из кухни. Ольшанский не сопротивлялся, сделав лицо Пьеро.

 - Евреев очень мало на земле, но каждого еврея очень много!

 - Антисемитка, я вас презираю, - покорно повиснув у Димы на руках, сказал Ольшанский.

 - Придурок, - Дима вынес его в коридор и бережно положил на пол, - это еврей написал.

 - Хорошо, я уйду, забрав свои слова обратно, - сказал Ольшанский, проворно забегая обратно. - Но без селёдки - нет! И ещё эту икру. Это тоже. Прелесть. С чесночком.

 Он, быстро орудуя вилкой, начал накладывать себе в тарелку из всех формочек. На Лору он не смотрел, видимо сам смущенный.

 - Ольшанский, там же всё трефное, и куда вообще в тебя идёт? Ты ж лёгкий совсем.

 - Знаете, Дмитрий! Я не верю в ваше пренебрежение к пище. Ты такой бугай; наверняка ночью жрёшь втихаря. И почему всегда - Ольшанский. Меня зовут Арнольд. Рад был познакомиться!

 Оставшись одни на разгромленной незаконченными приготовлениями кухне, Дима с Лорой сели за стол, где хозяин разгрёб с краю местечко.

 - Оставь так на полчаса. Потом уберём. Перед гостями. Давай хоть поболтаем.

 Лора сидела, отщипывая кусочки от салями и шинкена:

 - Как вкусно всё-таки. Не понимаю: говорят, что это вредно - копчёности. Почему тогда так вкусно? Ведь организм должен понимать свою пользу и вред. Вкус - это же субьективная реакция на пользу или наоборот. Думаю, что вы, врачи, что-то здесь перевираете. Тем более, что взгляды так часто меняются. Помнишь, как боролись с мучным? А теперь оказывается, что грубые волокна - профилактика рака. Так ведь?

 - Так и не так. Я думаю над этим как раз сейчас. Даже статью хочу написать. Достаточно парадоксальная мысль, чтобы быть правдой, - сказал Дима.

 - Что за мысль? О мучном?

 - Нет. Совсем не то. Я перескочил, извини. О вкусе как индикаторе пользы.

 - Очень наукообразно.

 - Не иронизируй. Вы думаете, что наука - это только математика с физикой.

 - Не шуми. Я так не думаю. Я нетипична. И вообще я ушла в график-дизайнеры. Как говорил кто-то из великих: для математики не хватило фантазии.

 - Не прибедняйся. Так вот о вкусе. Я начну издалека. Послушай. Я ведь говорил тебе, что работаю в хайме со стариками. Почитываю, конечно, по геронтологии. Интересная получается картина. Организм запрограммирован на смерть. Это естественный конец. В клетках есть часы, и они запускаются при рождении, - он глянул на Лору. - Не кривись, я знаю, что это общее место. Сейчас. Но это значит, что точно так же, как материалы для развития и строительства, организму нужны вещества для последующего разрушения.

 - О, Боже мой! И это тоже должно быть вкусно!

 - Конечно. Ты всё правильно понимаешь. Ведь эмоции отражают только вероятность удовлетворения потребности. Неважно какой. В жизни - так в жизни, в смерти - так в смерти. Если потребность велика, а её удовлетворение возможно и уже совсем близко - это и вызывает положительную эмоцию. Заметь, не само удовлетворение, а только положительный прогноз. И наоборот: страх, депрессия возникают, когда непонятно, что происходит. Возможно ли побороть препятствие? Часто ведь самого препятствия ещё не видно. Недаром же говорят: у страха глаза велики.

 - Послушай, но необязательно же салями вредна? Я её так люблю!