— А ты их сдашь?
— Это государственная тайна. Моя мать собирается дать взятку экзаменаторам. Или шантажировать их. Она пока еще не решила.
— Наверно, ты хочешь есть. Я разогрею тебе мясо, — неохотно сказала она. Она была не в настроении вести бессмысленные разговоры.
— Я как раздумал, когда ты соберешься покормить голодающего.
Он с жадностью и благодарностью все съел, вытер рот, вздохнул и резко спросил:
— Так ты до сих пор ненавидишь меня?
— Конечно, нет, — возразила Эйлин. — Несмотря на то, что между нами произошло, я абсолютно не вижу причины, почему бы нам не быть друзьями и нормально относиться друг к другу.
— Очень достойный и благородный ответ. Но я не этого хочу. Меня бы устроило, если бы ты накричала на меня, рассказала мне, как ты страдала или что-то в этом роде — что ты действительно думаешь.
Эйлин подумала обо всем, что она говорила ему в воображаемых беседах, но не могла заставить себя высказаться вслух.
— Мне нечего сказать, — пробормотала она.
— Но, Эйлин, этого не может быть.
— Сейчас нет в этом смысла, ведь все уже прошло.
Джоэль проницательно посмотрел на нее, но Эйлин отвела глаза.
— Так, — сказал он, — значит, психологическая блокада, да? Доктору Швейзенбергу придется применить другую тактику. Я буду кричать на тебя. Ты была чертовски сердита в тот день на берегу, и я тоже. Но я позвонил, чтобы извиниться, а ты швырнула трубку. Почему? На тебя не похоже быть столь несправедливой.
— Мне было стыдно, — прошептала Эйлин.
— Своей беременности?
— Н-нет, того, что я кричала на тебя и ударила тебя.
— Правда?
— Правда.
— Постарайся быть более воспитанной, — сказал Джоэль, — иногда лучше проявлять человечность.
— Ты думаешь, следует пытаться?
— Конечно. Но не будь слишком строга к себе, если у тебя не получится. Я тоже старался быть воспитанным. Я хотел сказать тебе, что даже если ты не хочешь выходить за меня замуж, я разделю с тобой ответственность за Гей — буду платить тебе алименты или что-то в этом роде.
— Мне не нужны деньги.
— Но мне нужно было отдать их. Разве ты не можешь этого понять, ах, ты, глупый цыпленок?
Эйлин могла понять.
— Мне очень жаль, — запинаясь, сказала она. — Я не думала…
— О, Боже, она не думала. Для скромной интеллигентной девушки ты ведешь себя так, как будто у тебя птичьи мозги.
— Ты прав, Эйнштейн, где уж нам?
— Вот так-то оно лучше. Продолжай. Можешь сердиться, как только хочешь. Даже можешь меня снова ударить, если будет желание.
— Не хочу, — ответила Эйлин и потом медленно и с трудом произнесла: «Я нехорошо поступила, отказавшись разговаривать с тобой и не ответив на твое письмо. Теперь я это понимаю. Но я чувствовала себя… ужасно оскорбленной… когда ты сказал, что хочешь сделать из меня честную женщину».
— Это просто нервы. Я не хотел оскорбить тебя.
— Как и «презренный еврей»?
— Что-то вроде этого.
Они помолчали, а затем Эйлин, решив наконец, быть совершенно честной, сказала:
— Есть еще одна вещь, которой я стыдилась тогда. Я не ходила в консультацию, точнее ходила, но она была закрыта. Я солгала тебе. Теперь я понимаю, что поступила отвратительно.
Она с беспокойством посмотрела на Джоэля, чтобы увидеть его реакцию, но выражение его лица совсем не изменилось.
— Жаль, что ты не доверилась мне, — просто сказал он, и при этих словах в Эйлин снова закипела обида.
— Если бы только ты пришел ко мне в больницу, — закричала она. — Там так ужасно было одной. Я так хотела тебя увидеть, а ты даже не позвонил мне и не прислал записку.
— Я звонил, — воскликнул Джоэль, стукнув кулаком по столу. Фиона рассказала мне о тебе, но когда я позвонил твоей матери, она сказала мне, что ты плохо себя чувствуешь, и если я приду, тебя это расстроит. Она сказала, что ты решила расстаться со мной. Разве она тебе не говорила?
— Нет, — нехотя призналась Эйлин.
— Ну, вне сомнения, она думала, что так лучше. Но я никогда не прощу ее. Она с самого начала была против меня. Не возражай. Просто прими к сведению, нравится тебе это или нет.
— Но… — начала Эйлин.
— Она должна была позволить тебе выбрать самой.
— Она позволила, — закричала Эйлин. — Правда.
— Никогда не поверю. Уж конечно, она не говорила тебе, что я беспринципный, безответственный хам — хотя это неправда — или что-то в том же роде. Она не хотела, чтобы ты вышла за меня. Ты сказала ей, что я просил тебя об этом?
— Но ты не хотел этого. Ты всегда говорил, что не хочешь.
— Я говорил с тобой о браке как о формальности, устаревшей, ничтожной. Я не хотел, чтобы такое произошло с нами.
— Не хотел жениться на мне, — упорствовала Эйлин.
— Я хотел, чтобы у нас была волнующая, полная приключений жизнь. Допустим, я не хотел ребенка, но я на самом деле… любил тебя. Мы могли все устроить.
Он любил ее. О, могло ли что-либо причинить ей более сильную боль, чем услышать это в прошедшем времени? У нее зазвенело в ушах, и она с трудом удержалась от слез.
— Зачем ты приехал? — закричала она. — Ну, зачем ты приехал?
Джоэль подошел к камину и нежно погладил Эйлин по волосам.
— Мой бедный маленький гранатик.
На этот раз Эйлин не отодвинулась от него. Прикосновение его рук было и болезненно для нее, и приятно, и она не осмелилась поднять на него глаза, чтобы он не смог прочитать в них страстное желание.
Сделав над собой огромное усилие, Эйлин встала и положила новое полено в камин.
— Итак, зачем? — повторила она. Ах, если бы он только сказал, что все еще любит ее!
— Мне трудно ответить на этот вопрос, — ответил Джоэль, — но я постараюсь. Если я благополучно сдам выпускные экзамены, я немного поживу в Лондоне, а потом поеду за границу. И я не могу уехать с легким сердцем, пока не узнаю, что вы с Гей здоровы и счастливы. Теперь я вижу, что так оно и есть. Обе вы — красивые куколки.
— И теперь ты можешь уехать с легким сердцем? Эйлин в упор посмотрела на него, почти рассердившись от разочарования. Как глупо с ее стороны принять по ошибке его дружеское участие за возврат прежней любви, которую он уже признал прошедшей!
— С тех пор много воды утекло, — сказал Джоэль и посмотрел на нее с такой неожиданной нежностью, что ее сердце заколотилось.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Эйлин.
Джоэль подошел к окну и неуверенно сказал:
— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого?
Значит, он не был уверен в ней. Он боялся получить отпор, помнил, как она не хотела говорить с ним по телефону, не ответила на его письмо.
