— Не знаю. С твоими-то отметинами? Боюсь, я не смогу объяснить ему их причину.
Этой ночью Серёга на засосы не поскупился.
— М-да, — он помолчал, о чем-то размышляя, — Ну и ладно, Заяц, все равно это не отношения у вас. Тебе еще три года учиться. Видеться раз в полгода не вариант. Он тебе тоже изменяет по-любому, — как мог, начал успокаивать ее. Она понуро кивнула. — Потом найдешь себе другого… когда мне надоешь, — добавил под конец, приподнимая ее подбородок, — Даша, ну улыбнись уже.
Глава 5
Ее отъезд помог Сергею осознать, что и в самом деле, в желании впитать целиком и полностью в легкие, в кожу, в кровь Дашкину энергетику он просто-напросто завис на ней. Друг был все же прав — Сергей зациклился, его перестали интересовать другие девчонки. Если даже и случалось проводить с ними время, всё проходило у него без энтузиазма, быстро и брезгливо. Без азарта и аппетита. Именно это и настораживало окружающих — его подвисшее инертное состояние могло предвещать только одно — надвигалась очередная тяжелая депрессия. Со стороны виднее. Сергей, действительно, медленно и верно взбирался на знакомый гребень волны. Три с небольшим месяца, проведенные в поимке, подавлении и приручении «зайца» загнали и его тоже в некий вакуум. И теперь, отпустив игрушку на временную свободу и оглянувшись вокруг, он, наконец, вновь услышал звуки и разглядел краски окружающего мира. И были они отнюдь не яркими и красивыми, ласкающими слух и взгляд.
На «горнолыжку» друзья все же отправились. Смена обстановки, полное отвлечение от работы, драйв экстрима подняли, наконец, Сергея на ту крайнюю высоту и головой вниз, как ненужного бездомного кутенка, отпустили.
Два первых дня, проведенных на зимнем курорте, он был полон энергии, задора и веселья, а на третий все накрылось медным тазом. Он задержался на детской горке, задумчиво разглядывая резвящихся малышей. Кто-то из них счастливо смеялся, кто-то скулил, кто-то ныл. Какофония высоких звуков пробила брешь в душе. Сергей еще пару раз скатившись со склона, нашел это скучным и ушел почти сразу. Послонявшись немного по окрестностям, долго сидел в баре. Чуть позже подоспели ребята, появились и девушки. Вроде все как обычно. С одной из них он даже ушел в ночь. В бурную ночь. Девушка была та еще выдумщица и искусница. Ночь перешла в завтрак. Потом в день, в котором она тоже была где-то рядом. Когда наступил уже совместный третий завтрак, Сергей, выйдя из душа, прямым текстом ей сообщил, что обалденная ночь что-то у них затянулась. Пора и честь знать.
Девушка была из хороших девушек, из тех на которых в последующем женятся, и отношение к ней, как к дешевому аттракциону, ей не понравилось. Сначала она гордо обиделась и целый день была гордой. Сергей на обиду отреагировал не должным образом. Точнее — никак. К вечеру началось выяснение отношений. Спокойное объяснение, что все — поиграли и хватит, ее почему-то не устроило. Слезы, истерика. И в итоге образовалась еще одна, еще более страстная, ночь.
Следующим утром Славка отметил в Сергее увеличившуюся агрессию и раздражительность. Серёге надоело всё, абсолютно всё. Все и всё. Он заявился опять на детскую горку, где устроил небольшой флирт с одной мамочкой небольшого мальчика. Он даже с малышом чуть-чуть подурачился. И тут снова пришла девушка, отодвинула своим присутствием мамочку и мальчика, и предложила родить Сергею такого же мальчика.
— Что-о? Я ненавижу детей! — прокричал он.
Скандал был еще более громким. Разрыв — полным. Он еще долго брызгал слюной и возмущениями в баре с ребятами. Ночь провел с мамочкой, а наутро улетел в лето. Несколько дней песка, океана и жары. Потом перелет в Европу, где и задержался. Отдыхать там, конечно, не дали. Быстро вернули в стойло — коль уж он там, то и там дел полно ему нашли.
Работал он на чужбине из рук вон плохо. Ссылался на языковой барьер. Жаловался, что языки ему даются плохо — общаться с «туземцами» ему нелегко, потому по большей части он там лишь кутил и бузил, в итоге был назван «хе́ровой золотой молодежью» и отозван на Родину — в Россию.
Так в середине марта он снова предстал перед Кириллом для очередного воспитательного процесса.
* * *
Выволочку ему решили устроить в загородном доме, в тиши и спокойствии, вдали от внешней суеты, среди домашней обстановки новой русской аристократии.
В гостиной за столом сидели друг напротив друга недовольный Кирилл и виноватый Серёга. Наказание не предполагало прилюдное обозрение. Учить жизни Сергея и как правильно тому себя вести Кирилл предпочитал с ним наедине — тет-а тет. Но тут совсем не кстати на авансцену выползла бабка.
Бабка — совершенно не та привычная Серёгина бабка с пирогами, кошкой и матюками на весь двор, а ухоженная стареющая леди без возраста. Сколько ей? Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят? На вид можно было дать любую из этих цифр. Но если учесть, что Кирилл Алексеевич ее сын, к тому же еще и не старший, то исходя из несложных арифметических подсчетов, ей, скорее всего, все же уже должно было быть за семьдесят.
Бабка протопала мимо, охватив цепким взглядом собравшуюся «теплую дружную» компанию. Отдельным особым вниманием одарила его — Сергея. Все у него и на нем придирчиво осмотрела, кажется, ничего не пропустила, и грязь под ногтями, наверняка, проверила. Серёга от неуютности поерзал. Да, вероятно, у него и пробор не так как надо зачесан, и верхняя пуговка не застегнута… Но оно и понятно, не чета он им — не того он поля ягода. Ту отборную селекционную «ягоду» он хорошо знал, точнее «ягоды». Ведь уже почти десять лет он имел честь очень приближенно наблюдать за этим семейством.
Их было два внука и внучка. Вот уж где отборные селекционные ягодки. Один — старшего сына профессора отпрыск. Все они жили уже очень давно, четверть века, а то и больше, на другом континенте. Ту семью Сергей видел пару раз, они не часто бывали в России. А вот две другие «ягодки» они всегда тут — смотри не хочу на них, да успевай брать пример. Никита года на три, а то и четыре младше Серёги. Вот где эталон благовоспитанного ребенка. И шпрехает он на нескольких языках, на завтрак французские булочки на французском языке кушает, музицирует на фортепьяно, стихи читает, и волосы всегда у него в порядке, и пуговки застегнуты, и вообще он учился где-то на островах Великой Британии. Бабка, конечно, не совсем в курсе, что внучек местами не так далеко от него — от Сереги — ушел. Малыш-Никитка говнюк еще тот. Папаня, да и он сам — Сергей, его бесконечное множество раз из разной клоаки вытаскивали, но этикетку парень имеет достойную, тут не поспоришь. Белая кость, голубая кровь — это вам не просто так.
Внучка же — Машенька, как полагается — принцесса. Оберегаемый изнеженный цветочек. Ей уже, как Дашке, двадцатник скоро. Впрочем, хорошая она, на самом деле, девчонка. И да, реально красавица. Славка при виде нее в стойку встает и слюну подбирает, и тоже сразу и пробор зачесывает, и пуговки на место возвращает. И вообще, похоже, на что-то рассчитывает. Но Славке, конечно, можно рассчитывать, он не из грязи вышел, не то, что некоторые…
Так вот, бабка прошлепала по гостинной, обдав собравшихся колючим въедливым взглядом, и дала указание — чаю, пряников подать. А то как же без пряников-то Серёга кнут хорошо прочувствует? Кирилл свет Алексеевич пыхтел в нетерпении, уж больно ему предвкушалось собак на нерадивого прислужника спустить, но помалкивал пока, восседая напротив, тоже выжидал, когда и маман свалит отседова, и стол сервируют.
А потом началось капание на мозги. Кирилл все высказал в доступной для полудурка форме: и чего он ожидал от него, и чего не ожидал. В общем, довел до сведения ох…(каких нехороших) и оборзевших личностей, все, что ему не нравилось на данный момент. Там запарка, тут беда, и вот это, и вот то, и еще, на тебе — Сергей «помощничек х́еровый» устроил ему «праздник жизни». Опять нюни распустил. Сосунок ублюдочный, проблема ходячая, бельмо на глазу, овца, выбившаяся из стада, к тому же паршивая овца.
