Мира прошлась босиком по холодному полу, заглянула в едва прикрытую дверь. Вадим дрых в гостиной, приперся-таки вчера ночью, так и не найдя другого пристанища. Выгнать его Мира почему-то не смогла, не решилась.
Бывший спал, свернувшись калачиком, будто ребенок. Она подошла поближе и долгое время всматривалась в некогда любимые черты. Сейчас, когда сон возвращал другу его истинное лицо, пряча все дрянное, накопленное годами и не самым лучшим опытом, Вадим словно возвращался на двадцать лет назад. В детство. Становился беззащитным и славным, каким и был когда-то.
Мира улыбнулась своим странным мыслям, подошла тихонько поближе и укрыла Вадика пледом. Он что-то пробормотал во сне, перевернулся на другой бок, а Пташкина вдруг отчётливо поняла, что жизнь все-таки безумно странная штука.
Вот уж новость!
15
ЛЕВ
Степка всю дорогу до дома проплакал и у Льва сердце сжималось от каждой пролитой сыном слезинки. Он до того чувствовал себя виноватым, что сам себе теперь казался исчадием ада, честное слово.
А еще Лев решил зарыть топор войны с матерью и обратиться наконец к ней за помощью. Да, они давно не понимают друг друга, да что там давно — никогда не понимали... Да, она сложный человек и очень скептична ко всему, даже к наличию у Льва сына, да...да много чего еще можно перечислять, но мать есть мать, она должна понять, помочь. Хотя вон Ольга тоже вроде как мать, а так и не приехала до сих пор, словно ей совсем наплевать на сына.
Степка уснул только дома, сказалось переутомление, обида, разочарование в людях, во взрослых, во всем на свете. В тех, в ком дети должны искать и находить поддержку, а вместо этого только видит лишь склоки, упреки, равнодушие и предательство. А ведь ему всего шесть лет, что же будет дальше?..
Ольга...нужно что-то решать с этой женщиной, и пока что еще Лев готов решать это дело мирно. Нужно дать ей шанс на оправдание ее поступков. Может у нее башня слетела от усталости? Эта, как ее, послеродовая депрессия. Ну погуляет немного и вернётся, нельзя ребенку без мамы, Лев все понимает. А эти слова про детский дом...какой же он дурак! Он-то ляпнул это Ольге, чтобы задеть ее, чтобы она наконец приехала, объяснилась, что-то решила... кто же знал, что Степка услышит?!
- Славка, ты мне скажи, а послеродовая депрессия это надолго? - Лев решил-таки позвонить другу гинекологу и тот всерьез переполошился.
- А у тебя что, ребенок родился? Поздравить можно? А почему молчал? Ты что, женился, а на свадьбу не позвал? - огорошил он вовросами Льва.
- Да не, спаси и сохрани! - всоклкинул Лев и по-быстрому обрисовал возникшую ситуацию.
- Аверьянов, я с тебя сейчас умру. Тут то ли смеяться, то ли плакать... как послеродовая депрессия? Пацану шесть лет!
- Да?
- Два! Просто мамаша — кукушка. Ну, Аверьянов, ну напугал...
Лев еще недолго поболтал со страым товарищем и вновь его одолели грустные, можно даже сказать упаднические мысли.
Всех припомнил, никого не забыл.
Анна... надавать бы ей по щам, но Лев женщин не бьет. Да и черт с ней, все равно он давно к этой дамочке не испытывает ничего, кроме раздражения.
А вот с Мирославой сложнее... к ней у него раздражение совсем другого рода, и конечно же совсем она не мешает ему жить. Не бесит и не портит она ничего. Наговорил, словно в бреду ужасного, а слово-то не воробей...
Хотя Льва тоже можно понять, он слишком испугался за сына, вот и наговорил ей кучу гадостей. Надо бы извиниться, да разве нормальный человек простит такие слова? Нет, Пташкина в своем праве и это печально. А как бы она сейчас не помешала рядом, да...
Юрка — сволочь! Увидит Лев его — морду-то набьет, да так, чтобы больше ни одна вдовушка на него даже смотреть не могла без отвращения и сожаления.
— Лиля, ты на работе? — спустя час раздумий Лев все-таки позвонил матери, надеясь на ее мудрость, но та даже слушать его не захотела. Бросила трубку.
«Ну мама...ну где мама и где мудрость?!»
Мать с детства, в смысле его детства, просила называть себя Лилей, или Лилечкой, не перенося слово «мама», так как привыкла себя считать вечной девочкой. Да, именно так, девочкой. А учитывая, что родила она его в...впрочем никто точно не знает во сколько, поскольку все документы, выдающие ее возраст давно исчезли, а новые цифры очень и очень разнились, то сейчас это звучало особенно нелепо. Но Лев привык. Мать есть мать, даже такая шебутная и странная, как его.
— Лилечка, милая, только попробуй положить трубку!
Немного перегнул с интонацией, но черт! С Лилей по-другому невозможно. Иногда ему удается пробить глухую оборону матери и сейчас самое время поднажать.
Мать вздохнула особенно протяжно, выругалась, затянулась и только спустя полминуты выдохнула в трубку:
— Валяй...
— Ма...Лиля, мне нужна твоя помощь! Со Стёпкой... — на одном дыхании выпалил Лев и замолчал.
В трубке повисла зловещая тишина, будто на том конце провода даже дышать перестали. Новый щелчок зажигалки намекнул на сдавшие нервы родительницы, и Лев уже не надеялся, что она ответит.
Но она ответила.
— Таки я приеду, но имей ввиду, деточка, никаких подгузников. И каши варить я тоже не собираюсь.
Аверьянов выдохнул и как можно бодрее ответил:
— Степе шесть лет. В туалет он уже давно ходит сам. А кашу я и сам сварю. Приезжай, Лиль.
* * *
— Ой, тока не ври мне, шо я хорошая мать, я тебя умоляю...
— И не собирался, — парировал Лев, в любое мгновение ожидая затрещины, но мать на удивление только хмыкнула.
— И где это создание не твоей природы?
— Тсс... спит. Я хотел вначале с тобой поговорить. Ты как мудрая жен... — не успел он договорить, как мать прыснула со меху.
— Продолжай-продолжай... — вытирая набежавшие слезы, бормотала Лиля, — Люблю, когда люди не умеючи, пытаются врать, это выглядит-таки очень забавно. Хотя странно, учитывая, что ты вроде мой сын, а врешь так себе, надо сказать, никудышно даже.
Лев покраснел, но все же сдержался. Он-то хотел серьезно поговорить, а ей лишь бы смеяться. Мать — она как стрекоза, такая же беззаботная и вечно веселая. Зря он ее позвал.
— Да ладно тебе, будь проще, Левушка, будь проще. Таки что там с чужим потомством? Шкодит? Мамаша надеюсь уж в розыске? Только бы не посадили, а то-таки придется и дальше чужого прикормыша растить-поить. Ох и не люблю я всяких разных бастардов, ох и не люблю...
Лев вновь поморщился, но решил не обострять, ибо это бесполезно. Пусть говорит, что хочет, это ерунда все. Он-то знает, что в душе она не такая, в душе, где-то очень глубоко, мать добрая.
Лев налил Лиле чай, разогрел пиццу, которую заказывал для Стёпки накануне и отобрал папиросы.
— Лиля, в доме не курят, тут ребенок и вообще...
Мать недовольно поморщилась, но пачку убрала обратно в сумочку.
Пока разговаривали - не слышали, как Стёпа проснулся и спустился в столовую.
Замер в дверях, переводя взгляд с отца на Лилю и обратно и тут в гробовой тишине раздался нарочито-ласковый голос «бабушки».
— Ути, какой милый ребеночек. Ну иди сюда, к бабушке, мой сладкий, мой цыплёночек. Бабушка тебя не обидиит, иди-иди...
Степка замер на месте и только взгляд, обращенный к отцу, говорил о том, что в этом доме для ребенка наконец-то нашелся равный противник.
* * *
На второй день пребывания в доме Лилечка притащила в дом Аркадия Палыча и жизнь Льва заиграла новыми красками. Степка тоже в стороне не остался, и теперь прятался от нежданной-негаданной бабушки по углам и нишам.
Аркадий Палыч, привыкший к единоличному пользованию квадратными метрами, ничуть не стесняясь расхаживал по дому в семейных трусах в синий и белый горох, почесывал весьма волосатое пузо и уже пару раз попытался закурить прямо в гостиной.
