Кажется, и Ира Олеговна это замечает.
Растерянно переводит глаза с одного на другую.
— Так мы оставим его? Он холоооосый!
Марточка тянет Иру Олеговну за юбку.
— Тебе пора пить молоко и готовиться ко сну, — все еще растерянно моргая, сообщает Ира Олеговна. — А вы, Филипп…
— А я бы очень хотел переговорить с вами. Наедине.
Фил тут же становится собранным. Деловым. И мне это не нравится! Чувствую, разговор пойдет о нашей дочери!
Глава 22
Фил.
— Ирина Олеговна. Я хотел бы увидеть документы Марты. Мы с вами договаривались.
— Простите, Филипп Станиславович. Документы до сих пор в столице на девочку. К тому же… Вы должны понимать.
Она поджимает губы. Становится суровой. Разговаривает со мной так, как стоило бы говорить с одним из ее воспитанников.
Черт.
Даже усмехаюсь где-то внутри.
Как машиной времени переносит меня в прошлое.
Только вот, надо признать, детям здесь повезло больше. В нашем детдоме уютом и не пахло!
Впрочем, откуда мне это знать?
Возможно, директрисса этого заведения просто надевает маску. Перед дорогим спонсором.
А как живут в детcких домах на самом деле, мне прекрасно известно!
Черт знает, что происходит внутри. Но стоило мне впервые заглянуть в эти огромные серебрянные глаза малышки… Как все внутри просто перевернулось!
Они такие чистые. Такие наивные. И светятся таким восторгом, когда она на меня смотрит!
И я не хочу. Не хочу, чтобы эта девочка растеряла всю свою радость! Чтобы наивность ушла из ее, таких чистых, таких распахнутых всему миру глазенок!
А кому, как не мне, знать, как быстро она уходит? Что делали с девочками в детских домах! Даже думать об этом не хочу!
Челюсти и кулаки сжимаются сами по себе.
— Ирина Олеговна. Мы с вами договаривались.
— Вы должны понимать, Филипп Станиславович.
Вздыхает. Смотрит на меня холодно. Отстраненно.
— Я и без того нарушила ради вас правила. Отпустила с Вами ребенка, хоть вы ей никто. Не родственник, — добавляет, глядя на мою резко взлетевшую вверх бровь.
Никто? Так меня давно не называли! Со времен того самого детдомовского детства и почти нищенской юности!
— И я пошла на это лишь потому, что, на мой взгляд, хорошо вас знаю. Я вижу, как вы прониклись девочкой и знаю, как вы заботитесь о детях. Искренне. Не напоказ. Но вы должны понимать. Я пошла вам навстречу. И не обязана предоставлять вам никаких документов!
— Мне кажется, было бы сейчас не совсем правильно напоминать вам…
Черт! Я это просто ненавижу!
Когда кто-то кичится своей помощью.
Я ведь делаю это от души. От чистого сердца!
Но эта девочка…
Слишком уж она меня зацепила.
И особенно тот стишок о папе! И как она радостно, с таким восторгом бросилась ко мне, когда я приехал!
Умная. Смекалистая.
А как горели ее глаза, когда я в кафе сказал, что она может выбирать все, что захочет! Малышка наверняка живет в бедности. В ужасных условиях! Раз за какие-то сладости смотрела на меня, как на волшебника!
Какая гнида ее бросила? Сам бы рожу сейчас начистил этому непутевому отцу! Да и мамашке. Тоже. Как можно такого ребенка вот так просто взять и бросить?
А потому я не намерен царемониться. Готов быть жестким. Как в бизнесе. Даже переступить через свои принципы! Хоть мне от этого и противно. Мерзко попрекать своей помощью!
— Филипп Станиславович.
А вот теперь эта директирисса становится совсем ледяной. Даже глаза сверкают.
— Ваша помощь для нашего заведения бесценна. Да. Дети безумно рады вашим подаркам. Но если вы сейчас собираетесь мне за это выставлять какие-то условия… Ничего. Обойдемся и без вас.
— А как же дети?
— Все, что я делаю, всегда в интересах детей. Я не стану идти у вас на поводу ни при каких условиях! Дети для меня самое важное. Каждый ребенок, и если вы…
— Вы же понимаете, Ирина Олеговна. Я могу задействовать и другие методы. Найду способ проверить все документы на эту девочку. Условия, в которых она живет, если, как вы говорите, у нее есть мать. И мать. Мать эту тоже проверить. До мельчайших подробностей. Полагаете, будет лучше, если в дело вмешаются государственные органы? Тогда процесс будет уже не остановить. Без моей помощи, — кривлюсь от себя самого.
Но и малышку просто так не могу оставить!
— Давайте так, Филипп Станиславович.
Она уже почти шипит. Выдыхает сквозь сжатые зубы каждое слово. Видимо, сейчас я ей так же противен, как и самому себе.
— Какие у вас планы на ребенка? Вы хотите ее удочерить? А вы понимаете, что ребенок — не игрушка? Что даже не живя в роскоши и таком богатстве, как у вас, она может быть вполне счастлива? Никто не заменит ребенку родных родителей. А вы что собираетесь сделать? Лишить ее матери? И это ваша забота о ребенке? Или просто эгоизм с вашей стороны, а? Малышка тянется к вам. Но вы едва знакомы. А у нее есть мать. Есть дом, где ей хорошо и где ее любят! И здесь она чувствует себя тоже дома. Поверьте. Мы здесь все как одна большая семья! Что вы сделаете? Разрушите ее жизнь? Разобьете сердце? А после наиграетесь и с чувством выполненного долга забросите малышку, окружив ее всякими игрушками и няньками? Займетесь своим бизнесом, делами, а о ней забудете?
— Ирина Олеговна, я…
— Я говорю это вам только потому, что я вас уважаю. И знаю, что вы искренне помогаете нам. И многим домам еще. Но Филипп. Подумайте. Насколько вообще может распространятся ваша помощь? Другого я бы давно выставила за дверь и говорить бы не стала. Вы не понимаете, что такое ребенок. Ей мало просто сходить в кафе. Это ответственность. Это любовь, которую нужно давать каждый день. Понимать ее маленькие заботы. Ее чувства. Быть рядом! Вы и близко не представляете, что это такое!
— Я…
— На этом разговор закончен, Филипп Станиславович. Мне еще нужно уложить детей. Сделать обход. Поговорить с каждым. Выслушать. Сказать спокойной ночи.
— Я еще вернусь, Ирина Олеговна. Мы так не закончим этот вопрос.
Глава 23
Оля.
— Марточка! Ну, ты что?
Я бросаюсь к моей малышке. Крепко прижимаю к себе, чувствуя, что мое бьющееся сердце сейчас готово проламать ребра!
До сих пор перед глазами темно!
В полной мере я ощутила, как чуть было не потеряла свою малышку! А ведь она — мое все! Весь смысл моей жизни, вся моя любовь! Я ведь все делаю ради нее! Ради нее живу!
Но как увидела ее с Рогожиным…
И как он на нее смотрел…
В другое время бы можно было бы только порадоваться! Не каждый отец так смотрит на собственного ребенка, а ведь он еще не знает, кто ему моя Марточка!
Филипп любит детей. И прекрасно к ним относится. Этого не признать я не могу.
По нему видно, что он не очки себе набирает, не рекламирует свою благотворительность, помогая детям из детдомов. А искренне заботится и хочет помочь!
Но… Липкий ледяной пот до сих пор прошибает все тело!
Он вполне способен забрать у меня мою малышку!
И… Не простить того, что он о ней не знал!
Особенно после того, как я видела, как они оба друг на друга смотрели!
— Ну? Ты чего?
Впервые не хватает сил строго поговорить с моей дочуркой. Отругать за то, что куда-то пошла без спроса и моего разрешения! Да еще и не понятно с кем! Для нее ведь Филипп чужой, незнакомец!
Но…
У Марточки такое печальное личико… И глаза на мокром месте!
Что я не выдерживаю. Просто усаживаюсь рядом с ней на корточки. Обеспокоенно заглядываю в глаза.
— Почему он ушел, мам? Он меня не любит?
— Марточка!
Задыхаюсь от нахлынувших чувств.
Растираю под глазами малышки уже капнувшие слезы.
Она вообще у меня стойкий оловянный солдатик! И почти никогда не плачет! Не плакала даже когда ей ставили уколы!
— Ну, как тебя можно не любить, малыш, а?
Пытаюсь натянуть на лицо свою самую широкую улыбку.
