— Это что? — неожиданно спокойным и, я бы даже сказала, равнодушным голосом спрашивает Темирхан.
Непонимающе смотрю на него, потом провожу пальцами по шее… Ничего нет… О чем он вообще?
— Это засос? — проясняет Темирхан, и я вспыхиваю, припомнив, как Артем… Да, он же этого самого места касался губами… Черт! Неужели, там засос? А я и не поняла ничего, не почувствовала…
— Кто успел? — все таким же спокойным голосом, от которого мурашки бегут по коже, спрашивает Темирхан.
Отрицательно машу головой, машинально прикрывая пальцами свидетельство временной потери контроля, пытаюсь отстраниться…
Но позади дверь, упираюсь в нее спиной, одной рукой нащупывая ручку и никак не находя ее.
Почему-то мне сейчас страшно находиться с ним в одном пространстве.
Очень остро эти эмоции напоминают те, что были вчера, в бассейне, когда я по глупости думала, что интересна Темирхану…
Тот же страх, густо намешанный на возбуждении.
Его нарочито ровный голос, словно все силы сейчас уходят на то, чтоб сдерживать себя, его черные глаза, сжатые плотно губы, заострившиеся черты средневекового монгольского хана, от которого пытается ускользнуть законная добыча… Все это пугает.
Стараюсь успокоиться, уверить себя, что мне опять, глупой, все это кажется, и на самом деле… Он просто злится, считая меня распущенной…
Но какое ему дело? Он что, с тетей Маней договорился приглядывать за мной? Да ну, глупость какая!
Тогда вообще непонятно. У него — Вика. Что от меня надо?
Воспоминания о Вике тревожат и заводят. Добавляют градус злобы.
И я выпрямляюсь, убираю руку от шеи, потому что мне нечего стыдиться, и смотрю в его яростные глаза. Тоже сжимаю губы и задираю подбородок.
Мне страшно и очень хочется сбежать.
Но этому не бывать больше!
Уйду я отсюда с достоинством.
Нашариваю, наконец, ручку за спиной, нажимаю, но здоровенная ладонь упирается в полотно двери рядом с моим лицом, а Большой Босс наклоняется, испытующе глядя мне в глаза:
— Ну уж нет…
Отпускаю ручку и кладу руки на твердую грудь, отталкивая, показывая, что он слишком близко.
— Не нравится? — хрипло спрашивает Темирхан, — а как тот, кто тебе это оставил, стоял? Не так близко?
О чем он?
От его близости дуреет голова, мышцы ног ослабевают, я реально задыхаться начинаю. Мне нельзя тут с ним! Я же опять… Опять…
— Если не так близко, то понятно, почему засос такой невнятный, — хрипит уже совсем рядом с моим лицом Темирхан, обдавая меня легким спиртовым ароматом.
Он выпил! Господи, а если у него контроль отключился напрочь? Хотя, так-то не похоже, с братом он говорил разумно… Но вот сейчас, со мной…
Засос невнятный… Что за глупость?
— Какой мужик, такой и засос, — усмешливо продолжает Темирхан, и его голос сейчас напоминает урчание большого кошака, загнавшего мышку в угол, и теперь играющего с ней.
Меня начинает колотить от страха и возбуждения, но я продолжаю бороться, упираясь обеими ладонями ему в грудь. Это нисколько не тормозит, конечно, но хотя бы показывает мое отношение.
— Но ничего, — уже смеется Темирхан, выглядя, как человек, который принял решение и теперь доволен до невозможности, — я сейчас покажу, как надо…
После этого он прижимается губами ровно к тому же месту, куда до этого целовал Артем.
У меня одновременно перехватывает дыхание и все-таки подкашиваются ноги.
В глазах темнеет, тело все немеет, оставаясь живым и невероятно чувствительным только в одном месте.
Там, где мой Большой Босс касается губами.
Благие намерения
С такой скоростью я не бегал даже в армии, когда классический кросс «от забора до заката», а на ужин обещали барбариски.
Во что одевался, не помню, что-то под руку попалось первое, то и натянул.
И, главное, все это время, пока собирался, пока ехал, пытался себя успокоить, угомонить. Привести в чувство. Ну и что, что русалка там веселится? Пусть повеселится. Она молодая, красивая… Ей только и веселиться сейчас…
Аутотренинг такой своеобразный.
В прошлый раз, кстати, помог, потому что Майя добралась до своего номера целой и невредимой, а я не сел за изнасилование.
Хотя, там Тимурка, конечно, постарался. Умеет он меня в чувство привести, что ни говори. При всех его очевидных недостатках.
И не зря я его попросил приглядеть за Майей.
Надеюсь, не зря. Надеюсь, он мою просьбу выполнит и ржать не будет.
А я просто посмотрю, просто оценю обстановку, сделаю дополнительное внушение братишке… Ну так, по-родственному.
Главное, чтоб за Майей приглядел… И не ржал. На нем и так косяков, как на собаке блох, сегодня. Не надо больше. Даже он должен понимать, что не надо.
Надо ли говорить, что ни по одному пункту мой брат в этот раз меня не радует?
Во-первых, он какого-то черта сидит с двумя бабами в випке.
И во-вторых, он не в курсе, где Майя.
Все это я узнаю в первые же секунды, после чего, игнорируя вопль в спину: «Да за ней охрана смотрит, брат!», лечу вниз, к танцполу, выискивая взглядом Майю.
Судя по виду Тимурчика, он мою просьбу или не услышал, или не воспринял ее серьезно, за что, безусловно еще получит, и прямо утром, но вот прямо сейчас мне надо выяснить, где девчонка.
И нет, я не собираюсь даже себе объяснять причины такого поведения.
И да, я отдаю себе отчет в том, что это — паранойя и сталкерство. И что мне вообще ничего не светит. Я себя уже успел в этом за прошедшие сутки убедить в полной мере.
И, практически, уговорил оставить девчонку в покое.
Мы с ней — совершенно разные.
Она — юная, нежная русалка, у нее — вся жизнь впереди… А я… Мне надо успокоиться. Просто успокоиться и перестать думать о том, что сейчас она, возможно, извивается в руках какого-нибудь прыщавого мальчишки…
В глазах темнеет от возникающих в голове образов, кулаки сжимаются непроизвольно, ноги сами несут на танцпол…
И в этот момент в меня врезается кто-то.
Машинально перехватываю худенькое тельце и замираю.
Это она. Русалка. Совершенно точно она!
Ее запах умопомрачительный, знакомые ощущения от ее тонкой талии в моих руках, рыжие волосы волной… Зеленые глаза.
Это она и в то же время — не она.
Озерная русалка неожиданно выплыла в большой мир, встала на тонкие ножки и подставила лицо разноцветным огням цветомузыки.
Девушка, которую держал я, была невероятно, просто охренительно хороша.
Тонкая, белая до прозрачности кожа лица и шеи, голые плечи и руки, усыпанные солнечными веснушками, прозрачные, завораживающие глаза, длинные волосы — густой волной по спине, полураскрытые в удивлении губы. Все настолько чистое, настолько свежее, словно она только что умылась озерной водой, встряхнулась и пошла покорять мир.
И мир упал у ее ног, покоренный.
Я прихожу в себя уже на лестнице, бесцеремонно таща ее за собой.
Похоже, я что-то говорил там, внизу, какое-то обоснование своему поведению давал… Наверняка давал. Но нихрена не помню.
Все поглощает дикое желание увести ее оттуда, забрать себе, спрятать. Чтоб никто не смотрел больше, чтоб никто не видел эту рыжую русалку, не смел наслаждаться ее свежестью и даже мысленно примериваться… Ну уж нет!
Да, неандерталец.
Да, потом пожалею. Или нет. Похер.
Тимурчика, похабно скалящегося и переводящего понимающий взгляд с меня на Майю, я отправляю прочь настолько быстро, что только пятки модных кроссовок сверкают.
Хорошо, что брат сходу заценивает, насколько я не в себе, и что в этот раз затормозить нереально, и не суется под стрелу.
Сваливает и дверь закрывает для надежности. И очень рассчитываю, что в этот раз включает голову и предупреждает персонал не соваться сюда, пока я русалку буду воспитывать.
А именно этим я и собираюсь заняться. Просто высказать свои опасения, пригрозить, запретить, наконец! Какого хрена мотается по таким местам? Она же — совсем беспомощная! Ее любой обидеть может!
