— Выпей.
Я залпом выпиваю содержимое стакана, жалея, что это не водка.
Тем временем Слоан наблюдает за разворачивающимися событиями так, словно сидит в первом ряду на бродвейском спектакле, билеты на который она успела урвать за несколько месяцев до премьеры.
Нет ничего, что девушка любит больше, чем драму.
Кроме, разве что, мужского члена. Плюс немного драмы.
Слоан радостно говорит:
— Ну, разве это не весело! Вы, ребята, знаете друг друга! Мир тесен, не правда ли?
Трое русских не издают ни звука.
Кейдж усмехается.
Я сижу неподвижно и стараюсь не допустить, чтобы мои мозги растеклись по всему платью.
Кейдж состоит в мафии.
Первый мужчина, к которому у меня возникли чувства за последние пять лет, – русский мафиози.
Если бы не неудача, то об удаче можно было бы вообще забыть.
Подходит официант, чтобы принять наши заказы на напитки. Кейдж велит ему принести карту вин. Затем он заказывает два бокала каймусского шардоне для меня и Слоан. Это то же самое вино, которое мы пили в «Даунриггерс» в тот вечер, когда я впервые встретила его.
У меня складывается впечатление, что он мало что упускает из виду.
Такое качество весьма полезно в его работе.
Когда официант спрашивает Ставроса, что бы он хотел выпить, он говорит ему, что он и его спутники будут пить то же, что и Кейдж.
Когда официант уходит, за столом воцаряется тишина. Я бы сказала, что повисает неловкое молчание, но русские и я – единственные, кто кажутся неуверенными. Кейдж выглядит как король на вечеринке своих придворных, а Слоан выглядит так, словно проводит лучшее время в своей жизни.
Она опирается локтем на стол и улыбается ему.
— Мне нравятся твои кольца, Кейдж. Этот череп крутой.
Он пристально смотрит на неё. Через мгновение Кейдж делает короткий выдох через ноздри. Это смех, но такой, который, кажется, говорит о том, что он понимает, что она – проблема.
— Спасибо.
— А это что? Этот, с печаткой.
Кейдж снимает перстень с пальца и протягивает ей. Слоан берет его, затем рассматривает, скривив губы.
— Memento mori, — читает она. — Что это значит?
— Помни о смерти.
Поражённая, она поднимает на него глаза. Русские по обе стороны от неё сидят совершенно неподвижно, их лица ничего не выражают, а позы напряжены.
Я тоже сижу неподвижно, но моё сердце определённо не в порядке. Оно вот-вот вырвется прямо из моей груди.
Слоан морщится.
— Помнить о смерти? Это отвратительно.
— Это латынь. В буквальном переводе это означает «Помни, что ты должен умереть». Легенда гласит, что древнеримские императоры нанимали рабов, которые шептали это им на ухо во время парадов победы, чтобы напомнить им, что земные удовольствия мимолётны. Что каким бы могущественным или великим ни был человек, смерть, в конце концов, настигнет его.
Кейдж переводит взгляд на Ставроса. Его губы приподнимаются в лёгкой улыбке.
— Смерть, в конце концов, находит нас всех.
— Предполагалось, что это изречение станет мотивировать на ведение более осознанной жизни. Оно же положило начало обширному художественному течению, которое достигло своего расцвета в шестнадцатом веке.
Все смотрят на меня.
Я сглатываю. У меня в горле пересохло, словно там застряла кость. Всё моё тело ощущается как скульптура memento mori, так как я теперь точно знаю, кто такой Кейдж.
Кто он такой.
— Черепа, разлагающаяся еда, увядающие цветы, пузыри, песочные часы, оплывающие свечи... В произведениях искусства memento mori присутствует символика быстротечности жизни.
Я перевожу взгляд на Кейджа. Мой голос слегка дрожит.
— Все те же символы, которые ты вытатуировал на своём теле.
Когда Кейдж смотрит на меня, его взгляд мягкий, как и его голос, когда он отвечает.
— Среди прочих.
Да, я видела остальные. Когда через окно своей гостиной подглядывала за тем, как он колотит боксёрскую грушу.
— Как эти звезды у тебя на плечах. Что они, кстати, означают?
— Высокий ранг.
Я шепчу:
— В мафии.
Его дыхание остаётся ровным.
— Да.
О боже. Как это может происходить в моей жизни?
Выглядя заинтересованной и нисколько не удивлённой таким странным развитием событий, Слоан перекатывает кольцо Кейджа между пальцами.
— Что мафия будет делать на озере Тахо? Кататься на снегоходах?
Кейдж говорит:
— Азартные игры. Снимать деньги в казино здесь и в Рино. Проворачивать незаконные операции, связанные с азартными играми.
С лёгкой, убийственной улыбкой он смотрит на Ставроса.
— Разве не так?
Ставрос напряжённо сидит на своём стуле, выглядя так, словно хотел бы оказаться где-нибудь не здесь.
— Исключительно онлайн.
Когда Кейдж приподнимает брови, Ставрос прочищает горло и поправляет галстук.
— Я владею компанией по разработке программного обеспечения.
— А.
Когда он больше ничего не добавляет и только продолжает бросать на Ставроса испытующий взгляд, Ставрос опускает взгляд на стол.
При этом бормоча:
— Мы будем рады выплатить Максиму любую сумму, которую он сочтёт справедливой для беспрепятственного продолжения работы.
— Включая задолженность.
Мускул на челюсти Ставроса напрягается.
— Конечно.
— Замечательно. Рада, что мы всё это уладили. Пожалуйста, извините меня на минутку, — говорю я.
Я отодвигаю стул и иду к входу в ресторан, мои щёки пылают, а пульс учащается. Не знаю точно, куда направляюсь, знаю только, что мне нужно было уйти от этого стола.
Я так и знала.
Я знала, что он опасен, с того самого момента, как увидела его.
Вопрос в том, почему я не убежала?
У стойки администратора я резко поворачиваю направо в сторону уборных. Коридор помимо двух дверей уборных заканчивается ещё одной дверью, в которую я протискиваюсь.
Я оказываюсь в комнате отдыха для сотрудников. Посреди комнаты стоит квадратный стол, окружённый стульями. У одной стены вереница металлических шкафчиков. На другой висит телевизор. Кроме меня, здесь никого нет.
Прежде чем я успеваю рухнуть в ближайшее кресло, Кейдж врывается в дверь.
— Остановись, — твёрдо говорю я, грозя Кейджу пальцем, когда он приближается. — Стой на месте. Больше ни шагу. — Он игнорирует мой приказ и подходит ближе. — Я серьёзно, Кейдж! Или мне лучше звать тебя Казимир? Я не хочу сейчас с тобой разговаривать!
— Я тоже не хочу с тобой разговаривать, — рычит он и хватает меня.
Мой возглас удивления прерывается жёстким, требовательным поцелуем.
Кейдж оттягивает мою голову назад, запустив руку в мои волосы, и высасывает из меня весь воздух, пока я не начинаю задыхаться. Кейдж завёл одну мою руку за спину, крепко держа меня за запястье, но моя вторая рука упирается ему в грудь.
Это бесполезно. Он слишком силён.
Кейдж целует меня, пока я не издаю тихий, умоляющий горловой звук. Затем он отстраняется, дыша так же тяжело, как и я.
— Ты знала, что я не был мальчиком из церковного хора, — рычит он.
— Если ты думаешь, что это снимет тебя с крючка, подумай ещё раз.
— Я говорил тебе, что я не был хорошим парнем.
— Но и не сказал, что руководишь русской мафией.
— Я и не руковожу. — Кейдж делает паузу. — Тот, кто руководит, отбывает срок. Я второй по старшинству.
— Господи!
— Никто из нас не без греха.
Я издаю едкий смешок.
— Серьёзно? Это твой аргумент в пользу того, почему я должна продолжать встречаться с тобой?
Взгляд Кейджа горит огнём. Есть в его взгляде нечто опасное. Что-то животное.
Никогда не видела ничего более прекрасного.
— Нет. Это мой аргумент в пользу того, почему ты должна продолжать встречаться со мной, — рычит Кейдж.
Он снова целует меня, так жадно, что мои колени подгибаются.
Часть меня хочет вырваться. Хочется прикусить ему язык и сказать, чтобы он убирался обратно в ту адскую дыру, из которой он явился, и оставил меня в покое навсегда.
