сам ушёл. Мне уже лучше, и я сам знаю, какое лекарство мне нужно. Это ты. — Он дарит мне улыбку и снова возвращает своё внимание на дорогу.
— Это безрассудно. Срок пребывания в госпитале специально указан для полного выздоровления. Почему ты не заботишься о себе? — спрашиваю, раздосадовано качая головой.
— Потому что я хочу, чтобы ты позаботилась обо мне. Ты же будущий врач. К слову, какой профиль ты собираешься выбрать? — интересуется он.
— Я знаю, что не потяну хирургию, но хочу присутствовать на операциях, поэтому хирургическая медсестра. На самом деле я боюсь брать ответственность за жизнь людей. Боюсь ошибиться и сделать что-то не так, поэтому я лучше буду помогать. Буду причастна к спасению жизней, чем потом винить себя за потери и искать, какую ошибку я совершила, — грустно отвечаю.
— Думаю, ты ошибаешься, Таллия. Ты можешь всё, если захочешь.
— Нет, я знаю себя. Ты считаешь, что я дерзкая и уверенная в себе, но это не так. Я боюсь совершать ошибки, особенно когда дело касается человеческой жизни. Это ведь так серьёзно. Многие врачи мнят себя Богами, забыв о том, что Боги пали из-за алчности, жадности и постоянного желания доказать, кто могущественней.
То же самое происходит и с врачами, они забывают о людях. Я не хочу стать одной из них. Я не боюсь, что меня захватит алчность, но опасаюсь того, что с кем-нибудь это произойдёт, а медсестра не сможет противостоять. Поэтому мой выбор пал на то, чтобы стать именно хирургической медсестрой. А также для того, чтобы напоминал мне, по какой причине мы выбрали эту профессию.
Каван притормаживает и, не моргая, смотрит мне в глаза.
Наверное, он считает меня глупой и наивной дурой. Я такая и есть, не отрицаю, но никогда не изменю своего мнения. Врачи — это одни из немногих людей, кому стоит говорить правду.
— Энрика, — шипит Каван и кривится.
Внутри меня всё переворачивается, и кулаки сжимаются от злости. Я не успеваю даже понять, откуда внутри меня вскипели такие уничижительные эмоции, которые лишили меня здравого рассудка. Но в следующую секунду я уже смачно ударяю Кавана по щеке. Шлёпок раздаётся в тишине, моя ладонь горит, и боль, пронзившая её, приводит меня в чувство.
— Боже мой… прости… я не хотела, — испуганно шепчу.
Каван облизывает губы и почему-то улыбается, возвращая свой взгляд ко мне.
— Я… я не знаю, как это вышло. Клянусь. Я никогда не била людей. Никогда. Это впервые. Не понимаю, почему я это сделала, — быстро добавляю.
— Энрика, — повторяет он женское имя, глядя мне в глаза.
Огненные чувства вновь возвращаются в мою грудь. Они рвутся оттуда и вылетают с шипением из меня. Что за чёрт? Мои кулаки сжаты, а дыхание нарушено. Лёгкие полыхают.
— Это жена моего лучшего друга, — говорит Каван.
Не знаю, то ли от его мягкого голоса, то ли от чего-то другого, огонь исчезает, и я улыбаюсь. Почему я улыбаюсь?
— Дело в том, что я знаю только одну женщину, которая тащит в дом всех убогих, раненых и разбитых людей, как и животных.
Однажды она украла волчонка, пару раз приводила в дом бездомных женщин, которые едва не убили её, решив обокрасть.
Но это её не остановило, Энрика продолжает верить в любовь и доброту людей. И однажды она прокляла меня. Она сказала, что я встречу женщину, которая докажет мне, что дерьмо — это я сам, а не люди. Видимо, я уже встретил. Это ты, Таллия. Только я рад тому, что ты не настолько эмоциональна, как Энрика.
— Хм… — Не нахожу что ответить ему. Как он смеет сравнивать меня с другой женщиной? Каждая женщина индивидуальна.
— Я не влюблён в неё. Вижу этот вопрос в твоём взгляде.
На самом деле я ненавижу её настолько же, насколько уважаю за стойкость, храбрость и умение прощать. Но Энрика очень дотошная особа. После рождения дочери она стремится изменить мир к лучшему. Недавно Энрика снимала социальный ролик, это было задание в университете, она учится на маркетолога. Так вот она заставила охрану своего мужа носиться за ней ночью по всем притонам города. Надеюсь, что ты не будешь искать себе пациентов с тем же азартом, Таллия, иначе мне придётся привязать тебя к себе. — Каван кладёт ладонь мне на бедро, и я чувствую жар, исходящий от его кожи. Моё тело вновь странно реагирует. Тепло распространяется по нему, и это приятно.
— Что ж, а теперь время ужина. Мы уже приехали, — говорит он и выходит из машины. Я, как пришибленная, выбираюсь следом и удивлённо вскидываю брови.
— Корейская кухня?
— Да, я люблю неординарные вещи, как и изучать что-то новое.
Корейская кухня полна сюрпризов и остроты. Тебе понравится, — подмигивая мне, Каван кладёт руку мне на талию и ведёт меня в ресторан.
Я никогда не была в подобных местах. Обычно я готовлю сама.
Не обычно, а всегда. Я не употребляю пищу на улице, как и фастфуд.
У меня самое простое питание, а вот Ал обожает всю эту дрянь.
С восхищением разглядываю большой зал с приглушённым светом. Из колонок доносятся прекрасные звуки музыкальных инструментов. Все столики скрыты тонкими тканями и деревянными перегородками, создавая более интимную обстановку.
— Здесь так красиво, — шепчу я, опускаясь на мягкий диван.
На столике между нами стоят свежие цветы, розовые орхидеи, и горят три свечи. Нежный и такой тонкий аромат сандала распространяется повсюду. Я словно попала в другой мир.
— Да, здесь уютно, — кивает Каван и передаёт мне меню, но я откладываю его.
— Я буду только воду без газа, — говорю я.
— Тебе не нужно беспокоиться об этом. Заказывай всё, что тебе понравится, — предлагает он.
— Не хочу. Я буду только воду, — отрицательно мотаю головой.
— Ты упрямишься? Зачем? Это свидание, а на нём ужинают, то есть употребляют пищу. Одной водой сыт не будешь.
— Это не упрямство, я уже ела. Для меня очень позднее время, да и боюсь, что мой желудок не примет такую специфичную пищу.
— Не переживай, Таллия, всё будет хорошо. Мы попросим, чтобы специи подали отдельно.
— Нет. Я сказала, что ничего не буду, — злобно огрызаюсь.
Наши взгляды пересекаются, и мы боремся ими. Я настаиваю на своём, а Каван требует, чтобы я открыла меню.
