я вернусь», – слова Федьки, как наглые таракашки, беспрестанно лезут в мою буйную голову. И лицо – симпатичное до чертиков, то и дело предстает перед глазами. Скучаю… По его объятиям, жарким поцелуям, искренним словам. Но ведь скучать – не значит любить, так? Я и раньше по нему скучала, как по другу. Приезжала в универ после каникул и бежала в соседний корпус, чтобы увидеть Федю. Рассказывала, как прошло лето, жаловалась на подруг или родителей, а потом и на Андрея… Не представляю, как он все это выносил? И как… я не замечала? Прижималась к его груди, где билось большое сердце, хранящее столько слов. Секретов.
«Я люблю тебя… Больше всего на свете… Вижу только тебя…».
Картинка за окном размывается от выступивших слез. А я разве смотрю на что-то? Скорее думаю, сидя на подоконнике, как Емеля на печи. Читаю «Унесенные ветром» и нюхаю его водолазку: Федька все-таки ее оставил.
Мороз не на шутку разбушевался. Снег овладевает нашей богом забытой деревенькой, утапливает ее в пушистой белоснежной шубе, путает следы и стирает прошлое… Зима свистит и воет в оконных щелях, звенит колокольчиком между обледеневших веток, скрипит под подошвами… Дорогу в областной центр предусмотрительно закрыли, исключая возможность нерадивой Варваре Поленкиной попасть к врачу. Да что там к врачу – я даже в аптеку поехать не могу! Ну, беда… И папина машина так не вовремя поломалась! Может, пешком пойти? Всего-то десять километров. По пути поймаю попутку. Решительно отлипаю от подоконника и натягиваю толстый свитер. Снимаю домашние штаны и надеваю термобелье. Сверху джинсы, шерстяные носки. Ну вот, так точно не замёрзну. Тихонько пробираюсь по коридору, желая остаться незамеченной для родителей и многочисленных родственников. Но как назло, половица протяжно подо мной скрипит, привлекая внимание мамы.
– Ну-ка, Варвара, куда это ты намылилась? Не слышала предупреждения о метели? – мама отряхивает руки от муки и упирает ими в бока.
– Я… эм…
– Пойдем в комнату, дочка.
Послушно плетусь за мамой, чувствуя себя, как минимум, блудницей. Черт… Неужели, мама вынудит меня рассказывать все начистоту?
– Говори начистоту, Варя. Что случилось? Зачем ты так тепло оделась?
– Мне нужно в аптеку, мамуль. – «Ага, как будто ее устроит такой ответ!»
– Ты заболела? У меня все есть, ты скажи…
– Мам, мы с Федей проявили беспечность, вернее, я… Я забыла таблетки в общаге, и теперь… В общем, я не хочу делать тебя бабушкой преждевременно.
– Глупости это все, – мама улыбается и всплескивает руками. – У тебя после приема таблеток еще месяца три все будет восстанавливаться. Не волнуйся, дочка. Приедешь в город, пойдешь к доктору, она назначит УЗИ, обследование, а потом решит, когда возобновлять прием. А как ты придумала, поступать не стоит. Навредишь своему женскому здоровью…
– Ты думаешь? – облегченно вздыхаю я.
– Уверена. Наш фельдшер Клавдия Васильевна все про это знает, не сомневайся. Я у нее смолоду наблюдаюсь. Пойдем пить чай. А… даже если ребятенок получится, мы с папой будем только рады. Федя любит тебя, парень он отличный, работящий… А вообще… по-хорошему, отлупить тебя надо, дочка. Где это видано, до свадьбы…
– Ну, мама!
«Ну… началось! Федя любит, а я? Когда же я решу, что нужно мне?»
Я отдаюсь в руки судьбе и просто живу. Скучаю за своим парнем, сидя на подоконнике, хожу в гости к Васнецовой (к слову, ее парень Антон здорово сглаживает между нами углы), вяжу Федьке длинный шарф из остатков пряжи, и жду, когда откроют дорогу… Безумно хочу видеть Майку и Лику, поэтому уезжаю в город сразу же, как это становится возможным.
Федька звонит мне из дома отца перед рейсом. Я разбираю сумки, раскладываю мамины соленья, сушеные грибы и ягоды на полочки нашей скромной кухоньки и скучаю… Не думала, что буду так реагировать на его внезапное исчезновение! И его звонок… Я едва не разбиваю банку с ежевичным вареньем, хватая со стола дребезжащий телефон. Состроив недовольную мину, Малинина легко отталкивает меня от стола и чуть ли не насильно усаживает на кровать.
– А-але! Федя?
– Поленкина, я тебя не разбудил? Ты какая-то встревоженная. – Растекаюсь, как медуза, от его завораживающего голоса.
– Федь, я уже в общаге. Решила не испытывать судьбу и приехать, как только открыли дорогу. Как твои дела?
– Ну и правильно, что вернулась. Дороги замело. А я…скучаю, Варька. Хочу тебя обнять, увидеть. – Шепчет он. Видели бы вы сейчас мою рожу – расплываюсь в улыбке и откидываюсь на подушку. Прямо в транс впадаю от его слов!
– И я… скучаю, Федь. Может, не поедешь? Ты где?
– На базе. Рабочих собирают и везут автобусом на вахту. Я уже настроился на работу, Варь. Сейчас везде снегопады и сильный мороз, а мы…
– Федька, ты мне будешь звонить? – прижимаю подушку к груди.
– Нет, Варь. Там, где я буду работать, нет сотовой связи. Раз в неделю нас будут вывозить в офис – большой охотничий домик, где базируется руководство. Там есть интернет.
– Федька, приезжай скорее, – сглатываю слезы. – Я тебе шарф вяжу и, вообще, я…
– Люблю тебя. Не говори мне ничего, Варь. Просто жди… Мне нужно, чтобы ты ждала.
Я сбивчиво прощаюсь и утыкаюсь в подушку. Что же со мной происходит, а? Неужели, люблю? Может, надо было сказать? Вою как полоумная и накручиваю себя – мне так и видятся голодные волки и снежные лавины, медвежьи берлоги и непроходимые лесные тропы.
– Ничего, Варюха, не плачь… Он скоро приедет, – меня гладит по плечу Малинина. – Все образуется, Варенька, ты не успеешь оглянуться, и он приедет.
– Кто это приедет? – дверь распахивается и в проеме вырастает взъерошенная Лика Беккер. – По ком там наша Поленкина льет слезы? – она разматывает влажный от снега шарф и поправляет пучок на затылке.
– По своему парню, – всхлипнув, произношу я.
– По какому еще парню, Варюха? Не томи. Майка, ставь чайник, замерзла ужасно! – командует Беккер и плюхается на стул.
– По такому, Лик. – Стыдливо опускаю взгляд.
– Как его зовут-то?
– Федор Горностай. – Закрывая лицо ладонями, произношу я.
Варвара
– Ну про эту аферу я наслышана, Поленкина. Федька играл роль твоего жениха. – Лика отмахивается от моих слов, как от назойливых мух. Вздыхает облегченно, не допустив
