этот раз будет иначе? — выгибаю бровь.
Да, я ступаю на скользкую дорожку. Ведущую к весьма опасным последующим вопросам и ответам.
Надеюсь, ни один из нас на неё не ступит.
— Когда ты видела её в последний раз сама? — так и не отводит взор мужчина, продолжая пристально вглядываться в моё лицо, словно у меня на лбу ответ написан.
Не написан. Ни снаружи. Ни внутри. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что может быть правдой.
Придумаю новую. Свою.
Ведь если заставлю поверить себя, то и он поверит.
— Не помню, — пожимаю плечом повторно. — Я начала жить отдельно от неё, когда мне исполнилось шестнадцать. Давно. Стало слишком невыносимо, — в этом совсем не вру. — Время от времени она приходила поначалу. Потом все реже и реже. Потом только если больше нигде не смогла найти на дозу. Потом… и вовсе перестала. Может быть несколько месяцев. Или полгода. Я не веду календарь визитов Джемре Эмирхан, уж прости.
Последнее — определённо лишнее.
Но уж там…
Да и собеседник это пропускает мимо ушей. Почти верю, что не только заключительную часть высказывания, но и вообще всё, что я говорю, поскольку сигнал светофора меняет цвет, а водитель возобновляет движение, вернув себе былую отстранённость.
Ненадолго.
— Она не всегда была такой, — слышу, спустя некоторую паузу, тихое и задумчивое от него. — Другой тоже была.
Не реагирую. Отворачиваюсь. И от воспоминаний, сопутствующих прозвучавшим словам, тоже отгораживаюсь. Не только от плохих. От хороших — тем более. Ведь так гораздо проще делать вид, будто я в самом деле не знаю, где она и что с ней случилось.
Быть может, когда эта моя тайна не будет так влиять на мою жизнь, я её когда-нибудь ему открою.
Если будет смысл…
Но точно не сегодня.
Сама тоже ничего не спрашиваю больше. К тому же, вскоре цель и повод нашей поездки становятся более понятны.
Почти.
Белый спорткар останавливается у входа в отдельно стоящее здание высотой всего в два этажа. Оно утопает в зелени, выглядит до того роскошно, что не оставляет никаких сомнений в своей коммерческой составляющей. Хотя название, признаться, мне ни о чём не говорит.
А ещё…
— И что мы тут делаем? — вздыхаю, не спеша выбираться наружу.
— А у тебя есть несколько вариантов? — отзывается с насмешкой опекун.
Закатываю глаза. Молчу. И очень стойко игнорирую появившуюся на его губах новую насмешку, на этот веящую откровенной издёвкой. Очень уж она обидной становится для меня. Никуда выходить вовсе не собираюсь. По крайней мере, самостоятельно. Но то я. Адем Эмирхан покидает машину. Обходит ту с капота. Открывает дверцу с моей стороны. Протягивает ладонь в приглашающем жесте, к моему сожалению не собираясь меня тут оставлять.
— Идём, Асия, позавтракаем.
В моём согласии опекун совсем не нуждается. Моя рука крепко перехвачена. Я вытянута из салона наружу. Дверца за моей спиной захлопывается, а мой сопровождающий тащит меня к центральному входу.
— Если так хотелось позавтракать, мог бы и дома поесть, — ворчу на такое самоуправство.
Тянущий меня вперёд совсем не останавливается. Швыряет ключ от спорткара парковщику прямо на ходу, благо тот его с лёгкостью ловит, после чего спешит скрыться из виду.
— Или хотя бы выехать пораньше, — продолжаю ворчать, ведь собеседник никак не реагирует. — Тогда я бы не опоздала на урок, — перехожу на откровенные жалобы, раз уж проявление упрямства дело бесполезное.
— Сомневаюсь, что пропуск физкультуры каким-либо образом скажется на твоей успеваемости, — наконец, реагирует опекун.
Мы останавливаемся. Перед небольшой стойкой с улыбчивым администратором, который первым делом рассыпается в приветствии.
— На двоих, — обращается уже не ко мне, а к служащему Адем Эмирхан, напрочь игнорируя вежливость.
— Я правильно понимаю, у вас не заказано заранее? — уточняет администратор.
— Правильно, — служит ему коротким ответом.
Улыбка администратора становится лишь шире. За его спиной — просторный зал с множеством столиком, большая часть из которых не занята, так что по моему мнению с выбором места не должно быть особых проблем. Хотя мы всё равно задерживаемся.
— Могу предложить стол в центре зала, — с самым вдохновляющим видом принимается перечислять служащий заведения. — Или вам будет удобнее у окна, с обзором на набережную? — предлагает. — А может вашей спутнице понравится свежий воздух? В таком случае могу разместить вас на террасе.
И так это его «вашей спутнице» прозвучало…
Аж слух резануло.
— Я ему никакая не спутница, — срывается с моего языка в возражении.
Улыбка администратора моментально приобретает виноватый оттенок.
— Прошу прощения, — кается он и вслух. — Возможно вашей… эм… м-м… — вновь смотрит на стоящего передо мной, явно старается исправить прежнее обращение, но так и зависает, переведя внимание на наши сцепленные вместе руки, не зная как меня обозвать.
Я и сама не знаю, как себя обозвать.
Как-то ничем не лучше звучит любое другое определение, которое приходит на ум.
Да и вообще…
Я ему никто!
Мы просто спим вместе, угу…
В одной постели, вернее.
И только потому, что он меня к ней наручниками приковывает по вечерам!
Любой, кто, не дай Всевышний, со стороны услышит, решит, что мы какие-нибудь извращенцы, вот точно.
— Моя, как вы выразились «спутница», является дочерью моей жены, — не сразу, но облегчает нам обоим задачу Адем Эмирхан. — Я её опекун.
Показалось, или в отличие от нас двоих, он находит в этой ситуации нечто забавное?
Слишком уж явна насмешка на его губах.
И вообще, какого чёрта мы тут стоим и почти оправдываемся перед кем-то, кого, скорее всего, видим первый и последний раз в жизни?
Можно подумать, он из социальной службы какой-нибудь и мы тут на комиссии по нравственности.
Идиотизм!
— Да, на террасе будет удобно, — помогает и с этим мой сопровождающий.
Ладонь мою так и не отпускает. Наоборот. Сжимает крепче, пока администратор, провожает нас до нужного столика. На стул опекун меня