– А ты кончил? – смотрит на меня так, словно я умалишенная. Ну что, недалеко от правды. – Понятно, нет. Кровищи было очень много, да?
– Много.
– Это был твой худший секс в жизни?
– Однозначно.
– А кто к кому пристал первым я или ты?
– Ты.
– А мы целовались? – перевожу взгляд на его губы. Что я творю? Пауза затягивается.
– Нет.
– И что, не было никаких прелюдий?
– Были.
– Какие?
– Ты облизывала мне пальцы.
– Пальцы? – кивает. Вот же гад все-таки. – Что я еще тебе лизала?
– Уши.
– Твои? – в очередной раз смотрит на меня, как на дуру. – Да, сама бы до своих я не достала. Чушь сморозила. И что я прям тебе уши вылизывала или просто лизнула?
– Ты мне сосала.
– Что?
– Мочку. А потом языком залезла в ушную раковину.
– Точно. Что-то такое было. Я еще сказала, что у тебя уши серой забиты и тебе надо к ЛОРу, да?
– Нет, мы сошлись на том, что ты ее вылизала и теперь мне к врачу не нужно.
– Ясно. Ну а дальше как было? Я просто решила на тебя залезть и оседлать?
– Ты повалила меня на сено, раздела и оседлала. Дальше скакала на мне и доскакалась.
– И что, у меня прям получилось оседлать тебя с первого раза? Я же девственница была.
– Да? Я не заметил.
– Не заметил он. Ты вообще-то забрал то, что принадлежит моему будущему мужу.
– Мне уже жалко этого бедного мужика, – себя пожалей.
– И что мне теперь делать?
– Ты о чем?
– Говорить папе, что ты меня обесчестил и наказать тебя женитьбой или помиловать? – прекрасно. Он в курсе, что я в курсе, но продолжает делать вид, что все сказанное ранее правда. И ведь подыгрывает мне, засранец.
– Ты шить умеешь?
– Нет, а что?
– Научись. Берешь иголку с ниткой, зашиваешь свою честь и вперед к мужу.
– Предлагаешь обманывать будущего мужа? Я лучше тебя накажу женитьбой.
– Видала? – тычет мне фигу в лицо. Мне бы обидеться на такой жест, а я какого-то фига смеюсь.
– А у тебя разве был вчера пластырь на брови?
– Тебе виднее. Ты ж на меня все время пялилась в клубе.
– Я не помню. Кажется, не было.
– Тебе кажется. Он был. Неудачно выдавил прыщ.
– Ясненько. Кушать хочешь? – ну я точно больная. Официально признаюсь сама себе – мне нравится его доводить. – Или колбаской наелся? – вместо ответа Потапов лишь усмехается. – Ты сказал, что здесь есть туалет. Отведешь меня? А то мне одной страшно.
– Деточка, а ты не подохерела? Я к тебе в охранники не нанимался.
– Ну, пожалуйста. Тебе сложно, что ли? Мне одной страшно.
И как бы ни припирался, все-таки встает и мы идем к туалету. Я была уверена, что увижу что-то жуткое. Но знатно офигеваю, когда Потапов открывает дверь и пропускает меня в современный туалет. Э-э-э нет, дружочек. Тяну его за собой и хватаюсь за ремень джинсов.
– Ты что творишь?
– Я привела тебя сюда, для того, чтобы посмотреть, что я там тебе сделала и как заживает твой член, – неотрывно смотрю ему в глаза и расстегиваю ремень. Хватаюсь за пуговицу на его джинсах и стопорюсь в ответ на его спокойствие. – Ты что меня даже не остановишь?
– Ну, если тебе так хочется на него посмотреть, смотри, – невозмутимо произносит Потапов.
– А просто сказать, что у нас не было никакого секса и я тебе ничего не повредила, слабо?
– Как это не было? Так знатно мне еще никто не трахал мозг.
– Это жестоко.
– Все вспомнила?
– Почти, да.
– Вывод сделала?
– Да.
– Какой?
– Ты не такой зануда, как может показаться.
– Это все твои выводы?
– Нет. Ты хамло, грубиян и скотина, но вовсе не мудак. Я бы даже сказала, ты хороший, – Господи, я что реально сказала это вслух?
– Ты только что сказала, что я скотина.
– Поправочка: хорошая скотина.
– И это все выводы?
– Остальные я оставлю при себе.
– Нам уже почти выходить, – хватается за ремень. – Если не собираешься справлять нужды, тогда на выход.
– Стой. Я так и не вспомнила, где мои трусы. Скажи.
– А я откуда знаю. Где сняла, там и возьми.
– Но я не помню, чтобы я их снимала. Я ложилась спать точно в трусах.
– Пить надо меньше, Эля. Тогда бы не спрашивала где труселя. На выход.
Благо на станции не так много людей, которые могут оценить мой прекрасный внешний вид. А вот огромная собака, летящая аккурат на меня, кажется, сразу оценила мои носки.
– Фу. Помоги, – хватаюсь за руку Потапова.
– Меня зовут Сережа, а не «фу». Не крутись, он просто тебя нюхает.
– Может, она чувствует, что на мне нет трусов?
– Кобель просто унюхал, что ты сучка. С трусами или без – неважно.
– Что ты имеешь в виду? Принадлежность к женскому роду или сучность в плане характера.
– Выбирай, что тебе больше нравится. Но оба варианта жизнеспособны, – вот же скотина.
– Пафнутий, ко мне!
– Фух, – облегченно выдыхаю, когда понимаю, что собаку забирает хозяйка.
– Пойдем.
– Куда? Там же лестница.
– Туда идут те, у кого есть билеты, а у нас их нет.
– И куда ты меня ведешь?
– К концу перрона, где нет ограждения. Мы с него спрыгнем и минуем проверку, – этого мне еще не хватало.
– Супер. Только я не умею прыгать. И вообще боюсь высоты.
– Я разве интересовался тем, что ты умеешь и чего боишься?
– Хамло.
– Рот закрой. Или я тебе его реально заклею скотчем.
– Ты сначала его найди. Ладно, ладно, затыкаюсь.
Но молчать долго у меня не получается. Потапов легко спрыгивает с перрона, а я так и стою с кислой миной.
– Ты это специально, да?
– Что?
– Хочешь меня здесь оставить, чтобы проучить. Я не смогу прыгнуть!
– Здесь высота ни о чем. Ты прикалываешься?
– Я не могу. Мне страшно, – совершенно серьезно произношу я.
– Садись, я тебя сниму.
– Легко сказать садись. На мне трусов нет. Как, блин, сесть?
– На жопу. Я считаю до пяти и ухожу.
Черт, черт, черт! Снимаю с себя пиджак и кладу на перрон. Сажусь на коленки, а затем каким-то чудом оказываюсь на пятой точке и свешиваю ноги. Кажется, ни разу не засветив свои обнаженные нижние богатства.
Я в очередной раз оказываюсь с Потаповым в крайне тесном контакте. И мне, черт возьми, нравится, когда он меня трогает за талию. Вообще кукушка полетела. Лечиться и еще раз лечиться. Вот кто угодно, но Потапов точно не подходит в качестве объекта для влюбленности.
От злости на саму себя хочется от души топнуть ногой. И топнула бы, будь на мне обувь. Следую за Потаповым аккурат до чьей-то машины. И стоит только хозяину авто выйти, как вопрос – кто это, отпадает сам собой.
Как-то без представлений понятно, что это брат Потапова. Не сказать, что копия, но похожи. Особенно глаза. Тоже голубые и красивые.
– Никогда не думал, что носки на девушке так сексуально смотрятся. Даня, – протягивает мне руку, и я как дура тяну свою в ответ. Так со мной мужики еще не здоровались. Ан нет, он ее не просто жмет, он ее целует.
– Эля. Вообще у меня рука грязная.
– Обычно, чем грязнее, тем вкуснее. Так что норм. Ты где такую красоту откопал? – переводит взгляд на вечно хмурого братца. Поразительно. Ведь родные, но такие разные.
– В психиатрической больнице имени Кащенко.
– И что там делала такая прекрасная барышня?
– А разве не очевидно, что проходила лечение? Садись, – открывает мне дверь и буквально впихивает на заднее сиденье. Сам же садится на переднее к брату.
Вот сейчас настроение, несмотря на отсутствие трусов и случившееся, приподнятое. Наверное, потому что я подпитываюсь от брошенных слов Потаповым в мою сторону. Нормальная бы на «Кащенко» обиделась, а мне по кайфу и радостно. И сейчас молчать совсем не хочется. Хочется вывести Сережечку из себя. Сажусь на серединку для лучшего обзора двух братцев.
– Странно, что вы братья. Вы такие разные.
– Да все просто. Мы когда в детстве оставались у бабушки, Сережа любил купаться в озере, в то время как я с пацанами пытался подсмотреть за девочками.