Будь он проклят, этот итальянский князь! Впрочем, он уже достаточно наказан и вряд ли сможет продолжать свое грязное дело. Тэйлор снова вздохнул и подумал о том, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь смог усмирить эту чертову боль в руке.
Из больницы его выписали через два дня, наложив плотный слой гипса. Он чувствовал себя немного лучше, хотя по-прежнему испытывал острую головную боль. За все медицинские услуги ему пришлось заплатить восемьсот долларов, и у него осталось ровно столько, сколько нужно, чтобы добраться до Нью-Йорка. Что же касается мотоцикла, то он, к счастью, застраховал его и поэтому потерял только сотню баксов.
Тэйлор устал за это время и чувствовал себя совершенно разбитым, хотя и понимал: ему повезло, что он вообще остался в живых. Бывает похуже. Этот кретин на белом «Пежо» вылетел из какой-то узенькой боковой улочки и врезал его так, что он пролетел несколько метров и упал в густой кустарник. Слава Богу, что при этом его не выбросило на дорогу. Именно эти кусты и спасли ему жизнь. А водитель исчез с места происшествия, оставив его на произвол судьбы. Тэйлор долго матерился, прижимая к себе сломанную руку и дожидаясь полицейских. К счастью, они приехали очень быстро и тотчас же отвезли его в больницу Святой Екатерины, где он вынужден был несколько часов слушать душераздирающие крики этой девушки. Конечно, он был полицейским и давно уже привык к подобного рода событиям, но все же не мог равнодушно отнестись к ее судьбе.
На следующий день Тэйлор был уже в аэропорту Шарля де Голля и коротал время, дожидаясь объявления посадки на самолет до Нью-Йорка. Вдруг он увидел кричащие заголовки в парижских газетах, извещавшие о том, что князь Алессандро ди Контини выжил, несмотря на две пули, которые всадила в него жена. В этот момент приятный женский голос объявил о посадке на самолет. Тэйлор почувствовал, что у него снова разболелась голова. Оставив газету на прилавке, он порылся в кармане, проглотил таблетку аспирина и через несколько минут уже сидел в салоне самолета, повторяя про себя привычную молитву, чтобы полет прошел без происшествий.
Его мысли постепенно возвращались в обычное русло. Вспомнилась его невеста Дайана, с которой он встречался чуть больше четырех месяцев. Он до сих пор не мог понять, правильно ли они делают, что собираются связать свои судьбы законным браком. Они уже примерно полгода жили вместе в просторной квартире Дайаны в Ист-Сайде, не испытывая пока никаких проблем. Правда, одно обстоятельство все же тревожило его. Она была весьма состоятельной женщиной, а он с трудом сводил концы с концами, довольствуясь невысоким жалованьем офицера полиции. Дайана часто уговаривала его бросить службу в полиции и заняться более подходящей работой, но он был молод, напорист, в меру самоуверен и ни за что не хотел прерывать благоприятно складывающуюся карьеру. Но самое главное, что в постели они оба чувствовали себя прекрасно. Его поездка в Париж, насколько он мог понять, была, в сущности, последним путешествием холостяка в давно знакомые места. Конечно, Дайана была против этого и считала ненормальным, что он хочет отправиться во Францию один и колесить там на своем дурацком мотоцикле, бессмысленно тратя свой драгоценный отпуск. В конце концов она смирилась с его решением, но при этом раза три предупредила, чтобы он не подцепил чего-нибудь ненароком у любвеобильных и щедрых на ласки французских девушек. «Ведь всем хорошо известно, — говорила она ему, — что они ведут совершенно беспутный образ жизни». Тэйлору этот факт был совершенно неизвестен, но он благоразумно промолчал, чтобы не злить напоследок свою невесту. Он неоднократно убеждал ее, что его прежде всего привлекает сама страна, ее культура. Правда, при этом он умолчал, что не понимает природы этого пристрастия. Когда ему было всего лишь восемнадцать лет и он впервые прокатился на мотоцикле, у него неожиданно возникло ощущение, что он уже жил когда-то в этой прекрасной стране и был частью ее великолепной культуры. Что это такое? Неужели прошлая жизнь? Он не мог ответить на этот вопрос, но при этом точно знал, что испытывает необыкновенное чувство счастья, когда мчится на мотоцикле по долине реки Луары, когда вдыхает запах свежего винограда в Бордо или созерцает древнеримские руины, разбросанные по всему Провансу.
Скоро он снова будет дома. На пару дней раньше намеченного срока. Интересно, удастся ли ему хотя бы еще раз побывать во Франции? Даже сейчас он почувствовал в душе легкую грусть от того, что такой возможности у него, вероятно, больше не будет. Через пару недель ему стукнет двадцать пять и нужно будет всерьез думать о женитьбе.
Ему снова вспомнилась молоденькая девушка в отделении экстренной помощи. Сейчас он уже точно знал, что долго не сможет забыть это изнасилование, ее душераздирающие вопли и в кровь разбитое лицо. Да и имя ее он вряд ли когда-нибудь забудет. Перед его глазами еще долго будет маячить та самая газета в киоске парижского аэропорта, где оно было напечатано огромными буквами, — ЛИНДСЕЙ ФОКС. «Конечно, это не имеет ко мне никакого отношения, — подумал он. — Абсолютно никакого».
1987. ЛИНДСЕЙ
Было очень жарко, несмотря на то, что были лишь первые дни мая. Линдсей сидела на каменной скамье под высоким дубом в студенческом городке Колумбийского университета. На ней были легкие свободные шорты цвета хаки, толстые белые носки и кроссовки фирмы «Рибок», белая блузка с короткими рукавами. На правой руке болтался теннисный браслет, который она сама себе подарила по какому-то случаю: свидетельство ее восхищения Крис Эверт. Линдсей почти каждый день играла в теннис, от чего ее ноги за последние пару месяцев покрылись загаром. Она весьма недурно играла, хотя до совершенства было еще далеко. Ее удары с первой линии были просто убийственными, но в конце поля она вела себя непредсказуемо и часто ошибалась. Что же касается подач, то примерно из двадцати ударов только один был по-настоящему крутым. Следующая игра с Гэйл Верт должна состояться только завтра утром. Гэйл, ее старая подруга еще по Стэмфордской женской академии, тоже училась в этом университете и специализировалась по физическому воспитанию. Гэйл была прекрасным партнером и играла намного лучше, чем Линдсей.
Линдсей осталось сдать лишь один экзамен, и через пару недель она получит долгожданную степень бакалавра в области психологии, что само по себе весьма неплохо, так как Колумбийский университет славился своими выпускниками и пользовался очень хорошей репутацией.
А что же она будет делать потом? Несколько месяцев назад в университет стали захаживать представители различных компаний. Но ей так и не удалось найти для себя что-нибудь подходящее. Абсолютно ничего интересного. Правда, ей предлагали поработать за границей, и это было бы довольно занятно, но груз старых впечатлений не позволил ей согласиться. Вообще говоря, она плохо знала другие страны, кроме, естественно, Италии, но туда ей ехать не хотелось.
