— Что ты так смотришь на меня? — улыбнулась она.
— Скажи, а он сделал тебя счастливой? Твой Деревской… — Геннадий Викторович почувствовал, как дрогнули пальцы в его ладонях.
— Риторический вопрос, учитывая, что я сейчас здесь, с тобой, — выдохнула она.
Ей стало обидно. Он заставляет ее признаваться в том, что она не счастлива с другим. Однажды Матвеев сказал, что она должна хорошо присмотреться. Деревской был так настойчив, а она так удручена неудачным признанием. Матвеев не должен был отвергать ее! Это он во всем виноват! Все могло сложиться иначе, а теперь он смотрит на нее восторженными глазами. И это не восторг любви, а вспышка благодарности за то, что она отвергла его жертву. Как он смеет спрашивать, счастлива ли она?!
— Прости меня. — Геннадий Викторович крепче сжал ее пальцы. Потом стал целовать ладони. — Прости, милая. Я ведь не обманывал тебя тогда. Я испортил бы тебе жизнь. Семейная жизнь для меня — нонсенс.
— Зачем же ты сейчас… — Она не могла говорить — так сухо стало во рту. Язык прилипал к небу.
— Я виноват перед тобой.
— Только и всего?
— Немало.
— Перестань. — Она высвободила руки, поднялась. Стала одеваться. — Тебе не за что себя винить. Я благодарна тебе.
— За что, девочка?
— За эти дни. За этот безумный июль.
— Ты словно прощаешься? Наш июль может плавно перейти в август. — Он понял, что она уже все решила.
— Ошибаешься. Я больше не смогу, — призналась Елена. — Мне слишком тяжело возвращаться домой. Нужно расстаться. Иначе… Мне нужно время, чтобы стать прежней.
— Ты уже никогда не станешь прежней. — Он вложил особый смысл в эти слова.
То было их последнее свидание, но в одном Матвеев оказался прав. Елена не могла стать прежней. Особенно когда поняла, что ждет ребенка. Странное ощущение нереального нахлынуло на нее, когда она поняла, что носит ребенка Матвеева. В ее отношениях с мужем была такая долгая холодная пауза, что сомнений не могло быть. Елена запаниковала. Пришлось срочно налаживать отношения с мужем. Она ненавидела себя, ложась с Иваном в постель. Сущая пытка, но у нее не было иного выхода. Елена хотела сохранить ребенка и растить его в полноценной семье.
Мысль о том, чтобы рассказать обо всем Геннадию Викторовичу, не приходила ей в голову. Вместо этого она наконец призналась мужу, что ждет ребенка и ничего не собирается предпринимать.
— Я буду рожать, — с вызовом бросила она, но Иван не собирался ее отговаривать. Честно говоря, Елена побаивалась, что он отреагирует иначе. Снова пеленки, распашонки, в налаженной жизни все опять перевернется с ног на голову… Деревской был удивлен, но не настолько, чтобы паниковать.
— Может быть, родим девочку? — улыбался он и даже выглядел счастливым.
Елена сама ездила на приемы к врачу и родила «преждевременно». Иван не вникал в детали. Как заботливого отца и мужа его интересовало лишь самочувствие ребенка и жены. Он был огорчен лишь тем, что Елене пришлось перенести операцию. Иван помогал, как мог. Ему нравилось, что Елена нуждается в нем как никогда. После операции она была слаба. Желание заботиться снова сплотило их. Иван чувствовал себя настоящим мужчиной.
Со временем едва наметившееся равновесие снова нарушилось. Деревского надолго не хватило. Елена брюхом чувствовала, что у мужа очередное приключение на стороне. Но она не могла позволить себе такую роскошь, как выяснение отношений. Она кормила Арсения. Волнение могло плохо отразиться на его самочувствии. Потому Елена сказала себе: «Мы квиты, Ванечка!» — и делала вид, что ничего не замечает.
Но сегодняшняя ссора не пройдет бесследно. Его все устраивает? Он привык к тишине, покою, к тому, что все подчинено его ритму. Она, как могла, ограждала его от быта. Теперь больше не собирается создавать ему райских условий. Мешать, правда, тоже не собирается. Она вообще еще не решила, как себя вести. «Старшенький» преподнес сюрприз. Елена недооценила его. Иван практически с ювелирной точностью описал ее состояние. Да, она всю жизнь считает, что достойна большего.
— Лена! — Елена охнула и, прижав руку к груди, застыла. Муж в нерешительности. В его глазах что-то, придавшее ей уверенность. Она распрямила плечи. — Лена…
— Что еще? — Она может прямо смотреть ему в глаза. В сердце пустота. Ни злости, ни ненависти, только пустота. — Я еще не принесла постель? Сейчас принесу. Ты нетерпелив.
— Я не об этом хотел…
— О чем же? — Странно, разве у них осталась тема для разговора?
— Лена, забудь все, что я наговорил. Это неправда. — Губы Ивана дрожат, пальцы нервно теребят прозрачную линейку. Он словно проверяет ее на прочность.
— Что неправда?
— Все. Я имею в виду этих несуществующих женщин. Мужское самолюбие взыграло. Я оговорил себя.
— Ты издеваешься надо мной? — Она сжала кулаки.
— Нет, я люблю тебя.
— Как ее зовут?
— Ее не существует, говорю же!
— Сколько ей лет? — Елена сдерживает слезы.
— Это все твои фантазии и мое желание досадить. Нам давно нужно было поговорить по-человечески.
— Кошмар… Какой кошмар. Лжец, трус! Мне больше ничего не нужно говорить! — Она все-таки заплакала. Слезы мешали. Как было бы здорово, если бы все это оказалось дурным сном. Стоит только проснуться — и нет никаких измен, ничего.
— Лена, я оговорил себя. Нарочно оговорил. Прости меня.
— Замолчи! Я тебе не верю. — Она едва узнала собственный голос. — Будь же мужиком!
— Сейчас нам никто не мешает. Ты должна меня выслушать.
— Я столько лет всем была что-то должна. Кажется, я задолжала прежде всего самой себе! Пора отдавать долги. Как это сделать, когда меня больше нет?..
— О чем ты? — Иван ошарашенно смотрит на нее.
— Ты растоптал меня. Мы не нужны друг другу. Никогда не были нужны. Двойная жизнь. Противно, гадко.
— Я солгал!
— Ты всю жизнь только это и делаешь!
— Лена, ничего не произошло. Я просто был зол на тебя и нарочно наговорил глупостей.
— Глупостей? Пошалил, да? — Она засмеялась коротким нервным смехом. — Нет, Иван Максимович. Ты был искренним, когда хвалил свою любовницу.
— Нет никакой любовницы.
— Не верю!
— Лена, мой пиджак висит в общем шкафу. Если от него будет пахнуть чужим мужским одеколоном, ты будешь думать, что я голубой? — Иван развел руками. — Это же абсурд.
— Абсурд то, что я слушаю тебя.
Резко махнув рукой, Елена решительно направилась на кухню. Иван молча смотрел ей вслед. Ей больше не нужны были слова. Его оправдания звучат жалко, а вот ее измена весьма реальна и носит имя Арсений.
