— Я подумаю. — Сейчас ее голова занята совсем другим. — Думаю, у меня есть одна небольшая проблема.
— Можешь не говорить, если не хочешь.
— Думаю, я влюбилась в твоего брата.
Это прозвучало так легко, что она сама удивилась. Любовь наконец пришла в мир Мэдди. Новое чувство оказалось всепоглощающим.
— Даже несмотря на то, что он легкомысленный идиот, гоняющийся за опасностью.
— Прошу тебя, не рассказывай мне все это. Я не заслуживаю быть твоим доверенным лицом, — смущенно пробормотал он.
— По очень расстроен, — язвительно произнесла она.
— Да? — Поднявшись, Джейк направился в заднюю часть доджо. Маделин последовала за ним.
— Он боится, что Люк погибнет.
Когда они оказались на кухне, Джейк достал с полки над раковиной бутылку скотча и поставил ее на стол вместе с двумя разными стаканами. Очевидно, Джейк уделяет так же мало внимания кухонной утвари, как и его брат.
Наполнив стаканы, он протянул один ей:
— Выпей.
Маделин сделала глоток янтарной жидкости, и она обожгла ей горло.
— Что, если он погибнет? Что должны чувствовать мы, люди, которых он оставил?
Она выпила еще скотча. Она точно знала, что они будут чувствовать. Что касается оплакивания дорогих ей людей, у нее большой опыт. Она потеряла мать, отца, брата, затем Уильяма. Похоже, она притягивает смерть.
— Благодарность. За то, что знали и любили его.
— А я-то надеялась на твое сочувствие. Похоже, зря.
— Я тебе сочувствую, Маделин. Правда, — пробурчал Джейк. — Но в то же время я горжусь своим братом и работой, которую он делает. Хочешь, я расскажу тебе, за что он получил свой последний викторианский крест? Пятилетняя камбоджийская девочка и ее старший брат, собиравшие металлолом, забрели на минное поле. Люк и его команда работали на другом минном поле неподалеку, когда раздался взрыв. Брат девочки погиб на месте. Девочка села на землю и стала ждать, когда кто-нибудь придет и спасет ее.
Маделин замерла на месте, словно сама оказалась рядом с той девочкой.
— Ты бы предпочла, чтобы Люк не стал ей помогать? Чтобы он сказал, что не пойдет за ней, так как дома его ждут люди, которые его любят, и он не может рисковать своей жизнью?
— Нет. — Маделин сделала еще глоток скотча. — Я рада, что он пошел туда и спас ее.
— Эту работу, против которой ты так возражаешь, Люк делает не ради удовольствия и наград. — Голубые глаза Джейка неистово засверкали. — Это его призвание, отражение его внутренней сущности, так что если ты не можешь уважать его выбор и любить его еще больше за его самоотверженность, тебе лучше уйти из его жизни.
Его слова прозвучали жестоко, но ей было нечего возразить.
— Ты собираешься причинить боль моему брату, Мэдди? — спросил Джейк. — Или ты любишь его достаточно сильно, чтобы остаться с ним?
Маделин сжала руки в кулаки, ища в себе смелость, так необходимую для возлюбленной воина.
— Чем обычно занимаются люди, которые ждут возвращения воинов? — спросила она.
Взгляд Джейка задержался на ее почти пустом стакане.
— Помимо этого, — добавила она, издав смешок.
Пятнадцать минут спустя женщина и мальчик вошли в зал для восточных единоборств вместе со своим учителем и начали медленно повторять его движения.
Прежде во время работы Люк Беннетт никогда не терял концентрации. Сейчас он в качестве приглашенного эксперта находился на американском патрульном корабле. Ничего нового. Обычная рутина. Он ежедневно погружался на глубину, показывал командам новичков, как нужно обезвреживать японские торпеды.
Он хорошо делал свою работу, полностью отдаваясь ей, но при этом его мучило неприятное ощущение, которое до сих пор он испытывал лишь однажды, — когда умерла его мать.
Это было чувство пустоты, к которому примешивалась неуверенность. Он не знал, что будет его ждать по возвращении в Сингапур.
Он спрашивал себя, перестал ли По на него злиться. Будет ли Юн готовить на целую армию, когда он вернется, или ему придется снова добиваться ее расположения?
Работает ли Маделин с утра до ночи, чтобы не думать об опасности, которой он себя подвергает? Достаточно ли прочны их отношения, чтобы выдержать разлуку, или, когда он вернется, Мэдди скажет ему, что с нее достаточно?
В свободные часы он пытался читать, заниматься в спортзале, проводить время со своими товарищами. Он ловил вместе с ними рыбу, слушал скабрезные анекдоты и истории о двадцатифутовых белых акулах, в которых правда смешивалась с вымыслом. Обычно это помогало ему отвлечься, но не сейчас.
Тогда он решил позвонить Маделин. Офицер связи набрал номер, который продиктовал ему Люк, и сказал, что у него есть три минуты.
Мэдди подошла к телефону после третьего гудка.
— Привет, Мэдди.
— Где ты? — спросила она.
— Все еще на борту судна. Работаю.
— Ничего не случилось? — осторожно спросила она. — Ты в порядке?
— В полном. Это рутинная работа. У меня выдалась свободная минутка, и я решил тебе позвонить. Как у тебя дела?
— Хорошо, — ответила она.
После этого в разговоре возникла пауза, которую Люк не знал, чем заполнить. Он не мастер подобных разговоров. До сих пор он никогда никому не звонил с работы.
— По кое-что для тебя сделал из обрезков, оставшихся от парты, — наконец сказала Мэдди. — Не буду говорить, что это, чтобы не портить сюрприз, но получилось красиво. Думаю, это своеобразный способ попросить у тебя прощения за то, что он тебе наговорил.
— Ему не нужно передо мной извиняться, — пробормотал Люк.
— Нужно, — возразила Маделин.
Снова неловкая пауза. Люк чувствовал, как утекают драгоценные секунды.
— Как Джейк? — спросил он, чтобы не молчать. У него были более существенные вопросы, но он боялся, что если начнет их ей задавать, то все испортит.
— У Джейка все в порядке.
— А у тебя? — Он ее уже об этом спрашивал. Вот идиот!
— У меня тоже. Работаю с утра до ночи. Справляюсь.
— Хорошо, — ответил он.
Какая-то его часть хотела, чтобы ее голос не звучал так спокойно. Чтобы Мэдди призналась, что без него не находит себе места.
— Здесь работы еще примерно на неделю. Я тебе позвоню, когда мы закончим.
— Люк, я… — Связь неожиданно прервалась.
Она что?
— Три минуты истекли, — сказал офицер связи.
Люку захотелось его придушить, но вместо этого он пробормотал «спасибо» и покинул помещение. Этот короткий разговор не избавил его от внутреннего напряжения. Напротив, оно лишь усилилось.