— Пережил?! Ты думаешь, я испытал боль оттого, что меня забрали у них? Я чувствовал не боль, а радость! Я был счастлив, что меня увезли от них.
— Не понимаю…
— Да, не понимаешь. Моя дорогая мамочка регулярно била меня кожаным ремнем с медной пряжкой, а мой папа наблюдал за этим. Это возбуждало их обоих. Иногда они дрались друг с другом.
Глаза Норы расширились от ужаса. Ничто еще так не потрясало ее.
— О, Дуг! — воскликнула она.
Но он еще не закончил:
— Когда Мейбл пришла к нам жить, стало немного легче, потому что мать боялась, что няня узнает, как меня наказывают. Я слышал, она говорила об этом с отцом. Но однажды Мейбл увидела следы побоев. Она рассказала обо всем моему дяде. А тот передал ее слова родителям, и ее чуть не прогнали. Но они побоялись, что Мейбл не будет молчать. Ее звали Мейбл Браун…
— Значит, твоя фамилия не Браун…
— Нет, Браун!
— А как няня тебя увезла?
— Однажды родители куда-то уехали и, когда узнали, что не могут вовремя вернуться, дали ей знать, что пришлют за мной дядю. Мать не хотела оставлять меня на ночь с няней.
— А дядя? Он знал, как они с тобой обращаются?
— Знал, но ему было безразлично. Мейбл только ждала удобного случая. В тот день она решилась. Но, к несчастью, дядя пришел до того, как мы успели уехать. Они поспорили, подрались, и мой дядя… был ранен.
— Серьезно ранен?
Дуг пожал плечами.
— Я читал в газете, что с тех пор он прикован к креслу на колесах, у него что-то случилось с позвоночником, когда он упал. Но в то время я ничего не знал. И не интересовался. Дядя не проявлял ко мне никакой любви. Любила меня только няня. В мои четыре года она одна хорошо обращалась со мной. Поэтому, когда она сказала, что заберет меня с собой, я согласился. Я мало помню это путешествие. Мы ехали в автобусе ночью, я спал большую часть пути. Она сказала, что мы направляемся в Оклахому. Ее семья приехала оттуда много лет назад. Мы жили там восемнадцать лет.
— А ты думал о своих родителях?
— Нет. Со временем я забыл о них.
— А что случилось с Мейбл?
— Она умерла. Удар случился, когда мне исполнилось двадцать два года.
— Она всегда была добра к тебе?
— Добра? Она стала для меня единственной настоящей матерью, которую я знал.
— Ты любил ее?
— Няня никогда не выходила замуж. Она работала в двух местах, чтобы платить за мое образование… И умерла рано, в сорок два года. Через некоторое время я нашел среди ее вещей старые письма.
Я давно вычеркнул из памяти все прошлое, и те побои казались мне страшным сном, который иногда приходил ко мне по ночам. Письма заставили меня все вспомнить. Как будто открылась дверь в прошлое.
— Что же ты сделал?
— Продолжал жить. Я прочитал все письма. Оказывается, она переживала из-за того, что украла меня, писала моим родителям каждый год на Рождество и на день моего рождения, чтобы они знали: я жив и здоров. — Дуг остановился. — Но никогда не отправляла этих писем. Когда мне исполнилось четырнадцать, она перестала писать. Я нашел газету с сообщением, что они погибли в авиационной катастрофе.
— О! Мне жаль…
— Не жалей их. Они были мне чужими. Единственное, что я ясно помню, это побои.
— А дядя?
— Он знал, как со мной обращаются, и его это не трогало.
— Поэтому ты и носишь это? — Нора кивнула на широкий старомодный кожаный ремень с медной пряжкой на его джинсах.
— Да, как воспоминание и предостережение. — Дуг не смотрел на нее.
— Предостережение?
— Он не столько напоминает мне о прошлом, сколько говорит о будущем… о том, каким я не должен стать.
— Каким же?
— Точной копией своих родителей.
Дуг посмотрел на адрес, написанный на клочке бумаги, а потом развернул карту. Нора не знала, почему они здесь остановились, а он молчал.
Ее беспокоил этот новый поворот событий. Тревожил ее и Дуг: он стал ей необходим. Но что он чувствует к ней? Любит ли ее?
Какая-то часть ее сознания умоляла не думать ни о чем, кроме того, как бы благополучно вернуть дочь. И напоминала об ошибке, которую она совершила, доверившись Уилли.
Но была и другая часть, та, которую пробудил в ней Дуг, и она шептала, что ее чувства — хорошие, настоящие чувства. И ей хотелось этому верить. Могла ли она влюбиться? Несмотря на мучительный опыт предыдущего брака, она верила в любовь, как ребенок верит в добро. Нора видела много хорошего в Дуге, и ее сердце было открыто для нового сильного чувства.
Приехали. Дуг отыскал место, чтобы припарковать машину.
Какой-то студент провел их к директору колледжа, в его кабинет, где высокий человек, широко улыбаясь, представился им как Гарри Старк и пожал руку Дугу.
— Роджер — тот человек, с которым вы будете говорить, — не был здесь вчера и только сегодня увидел фотографию, которую нам прислали…
Раздался стук в дверь, и Гарри Старк сказал:
— Войдите.
Появился небольшого роста лысеющий человек в очках. Директор представил его как Роджера Перкинса.
— Ну, мистер Перкинс, — сказал Дуг, протягивая ему руку, — насколько я понимаю, у вас есть кое-какая информация, интересная, для нас.
— Д-да. Я не знаю точно. — Он словно бы извинялся.
Указав ему на стул, Дуг подождал, пока он устроится, и спросил:
— Вам показали фотографию, и вы сказали, что знаете этого человека, правда?
Перкинс пригладил тонкие светлые волосы и кивнул.
— Не особенно хорошо, но… думаю, это он…
— Он? — быстро спросил Дуг.
— Д-да, человек на фото…
— Уайт? — подсказал Дуг.
— Нет, он носит другую фамилию.
— Какую?
— Я… не помню, простите. — Его руки вцепились в ручки стула.
— Ничего, мистер Перкинс. Можно звать вас по имени?
— Д-да, конечно.
— Ну, Роджер, расскажите, где вы встретили этого человека.
— Недалеко отсюда, в городе, — объяснил он. — Я работаю там в начальной школе, преподаю рисование три раза в неделю, поэтому и не видел фотографии до сегодняшнего дня. Вчера я там был.
— И видели его? — спросил Дуг.
— Нет, к сожалению.
— А где живет этот человек?
— Не знаю, он не говорил. Но в городе я не встречал его до того дня, — объяснил Перкинс. — Это была среда. Он заменял другого учителя, который заболел.
— Вы можете описать его?
— Ну… — Перкинс нахмурился и уставился на свои коричневые ботинки. — Он приблизительно моего роста, должно быть, немного тяжелее меня…
— Волосы?
— Черные и коротко остриженные.
— Глаза?
— Голубые, он носит очки в темной оправе. Я помню, когда он говорил, они все время сползали с его носа и он их поправлял.
