– Сколько тебе надо времени?
Я удивленно приподняла бровь:
– Около часа.
– Черт, мадам, вы же не на бал к губернатору собираетесь. – Как будто мне хватит часа, чтобы собраться на бал.
– Если тебе кажется, что это слишком долго, поищи в няньки кого-нибудь другого.
– Проклятье. Просто постарайся поскорее.
Он протопал вниз по лестнице и вышел, хлопнув дверью. Кика все еще стояла внизу; могу поклясться, что на ее лице была написана искренняя озабоченность.
– Вы же пойдете, да? – сказала она.
Это означало, что мне стоит пойти. Я слышала этот ее тон на протяжении всей жизни, правда, обращала на него внимание только тогда, когда мне это было нужно. Сейчас как раз был такой случай – если я пойду, мой юрист продолжит охоту за моим мужем.
– Конечно, пойду. Я всегда была хорошей соседкой.
Кика скрылась в коридоре, ведущем в кухню, и думаю, что она фыркнула.
Я надела светло-розовую блузку в мелкую елочку и розовые габардиновые брюки, а на плечи накинула зеленоватый шелковый кардиган. К этому прилагались три нитки жемчуга (всегда носят нечетное количество), которые касались моих ключиц, и пара кожаных туфель цвета слоновой кости от Феррагамо. Такова была моя версия жизнерадостного костюма, и я выглядела чудесно.
Мы с Кикой собрали еще одну корзинку с выпечкой, и я ушла. Того, что ожидало меня во дворце Граутов, было достаточно, чтобы отбить аппетит на неделю вперед.
– Слава Богу, ты пришла, – облегченно сказал Говард, беря корзинку в одну руку, без всякого уважения к тщательно уложенной выпечке, а мою руку в другую. – Она наверху.
Он поставил корзинку на пол, протащил меня вверх по лестнице до дверей спальни и втолкнул в комнату.
С тех пор как я была здесь во время неудавшегося чаепития, прошло не больше четырех-пяти часов, но теперь в комнате царил беспорядок. Гигантская кровать была не заправлена, и Никки в усеянном фальшивыми бриллиантами спортивном костюме зарылась лицом в простыни и плакала.
Думаю, я достаточно ясно дала понять, что не признаю выплески эмоций, особенно слезы.
Ее волосы были всклокочены, выглядела она жалко. Я была готова развернуться и уйти, но, как бы мне ни хотелось скрыть это, она напомнила мне меня саму, после того как я узнала, что Гордон сбежал с мисс Мышкой.
Я подошла к кровати и после секундного колебания села на краешек:
– Никки, дорогая, принести тебе чаю?
Я не спросила ее, в чем дело, потому что не хотела этого знать. Моей единственной целью было ободрить ее.
– Как тебе мой новый туалет? – Я произнесла это с французским акцентом, и Никки обернулась.
– Что? – спросила она, как будто я говорила на непонятном языке.
Я жестом показала на себя:
– Я о своей одежде. Я только что купила это все и нахожусь в полном восторге. Как тебе?
Она снова расплакалась:
– Я не умею правильно одеваться. Они считают, что я им не ровня. Они не хотят принимать меня в Лигу.
Верно. Верно. Абсолютно верно.
– Это не так, дорогая.
– Чаепитие было просто катастрофой. Все, в общем-то, игнорировали меня, когда уходили, а особенно Оливия и Летиция. Они прямо задыхались от гнева и ненависти.
Так оно и было. Вылетая за дверь, Оливия поставила меня в известность, что мы не получим ее поддержку. Летиция была с ней солидарна.
Я чувствовала себя очень неловко, зная об этом, и сама себе удивилась, когда вдруг взяла ее за руку:
– У Оливии и Летиции куриные мозги. И после того как мы наведем на тебя немного лоска, мы найдем более чем достаточно леди в Лиге, которые с удовольствием поддержат тебя.
Затем произошло кое-что похуже. Она посмотрела на меня своими большими глазами олененка Бэмби, блестящими от недавних слез:
– Правда? Гови сказал, что ты меня всему научишь. Думаешь, это сработает?
Прежде чем я успела ответить, на меня хлынул поток, как будто прорвало плотину. Слава Богу, не в буквальном смысле – моя новая одежда не пострадала. Она начала говорить и говорить, так, будто мы все еще были школьницами:
– О, Фреди, как хорошо, что ты здесь. Мне не с кем поговорить, совершенно. Я люблю Говарда, но он мужчина и не понимает, когда я говорю ему, что боюсь, что вокруг меня все ненастоящее, что однажды утром я проснусь и все это окажется сном, а я снова окажусь в южном Уиллоу-Крике, в том трейлере, без гроша в кармане. Но я с Говардом вовсе не из-за денег. Клянусь, нет. Он самый милый и добрый мужчина в Техасе. И я люблю его. – Она вдруг засмущалась и добавила: – И он меня тоже любит. Ты можешь себе представить? Такой великий человек, как Говард Граут, любит меня!
Мне показалось, что это похоже на беседу с психоаналитиком. Я не желала ничего знать о Никки и ее чувствах. Но Никки невозможно было остановить, а я, хотите верьте, хотите нет, не так эгоистична, чтобы не понимать, что, если я сейчас уйду, как собиралась, это будет для нее ударом.
– Знаешь, – сказала я как можно вежливее, – разговоры – это, конечно, хорошо, но думаю, что тебе стоит принять ванну. Тебе сразу станет лучше.
– Фреди! – Она вцепилась в мою руку. – Я должна попасть в Лигу. Просто должна.
– Никки...
– Так странно, у меня есть деньги, но я не могу дружить с другими состоятельными людьми. – Она резко села на кровати, скрестив по-турецки ноги, вытерла глаза тыльной стороной ладони, и взгляд ее стал решительным. – В начале апреля у нас будет званый обед с кучей важных гостей. Я знаю, что они придут только из-за денег Говарда, а это значит, что держать себя они будут очень чопорно. Но если бы я состояла в Лиге, знаю, они бы лучше отнеслись ко мне.
Я не хотела слышать ни слова больше. Но потом она сказала еще одну вещь, при этом ее решительность вырывалась наружу, как свистящий воздух из воздушного шара:
– Я будто застряла между двумя мирами и не вписываюсь ни в один из них. Людям, которых я знала в южном Уиллоу-Крике, я больше не нравлюсь, потому что теперь я богатая. Они говорят, что я задираю нос. – Никки вздохнула, и мне снова захотелось уйти, потому что я откуда-то знала, что она скажет дальше. – А люди с хорошими манерами, вроде тебя, не снизойдут до меня, потому что все еще считают меня отбросами общества.
Произнести такое вслух было более чем непозволительно. Нельзя сказать, что это было неправдой, просто подобной жестокой правды следовало избегать или, по меньшей мере, смягчать ее.
Но было и еще кое-что. Это случилось, когда мы заканчивали среднюю школу. Пилар, Никки и я еще были лучшими подругами. Мы пошли к Джимбо – в любимое место тусовок всех школьников. Это был наш прощальный выход, так как мы были уверены, что ни один уважающий себя старшеклассник не пойдет в кафе-мороженое. Это просто было не принято.
