Ознакомительная версия.
— …Мама, я тебе телефон привезла. — Надя кладет в натруженные мамины руки новенькую «Нокиа».
— Ой, доча, да ты что? — Мама боится брать телефон, смотрит на него, будто это невидаль какая-то. — Не надо, Надюша, это очень дорого. Телефоны только у олигархов.
— Да что ты такое говоришь? — Надя смотрит на мать, и ей хочется плакать — мама же еще молодая, всего сорок восемь, а мозгами, да и телом уже древняя старуха. Ей уже ничего не надо. — В городе даже дети с телефонами ходят!
— То город… Ты, доча, лучше себе что-нибудь купи. — Мама осторожно отодвигает телефон.
— Никаких «лучше»! Телефон уже куплен, сим-карта уже в нем!
При слове «сим-карта» лицо мамы вытягивается.
— Сим-карта? А что это такое?
— Это очень важная штука, без нее телефон — просто железка, — поясняет Надя.
— Железка? — Мама смотрит на телефон. — Сим-карта… — Она усмехается. — Вот придумают… Сим-сим, открой дверь… — Она осторожно берет «Нокиа» и так счастливо улыбается, что у Нади щемит сердце. — Ну что сказать… спасибо, доча, теперь я, считай, олигарх! — На глазах у мамы слезы радости.
А Надя сама готова заплакать. Вот какие они, мама и ее подружки. За окном двадцать первый век, а им какую дверь ни открывай, они все к старой хате жмутся, к огороду и уборной во дворе. Нет, это не жизнь, а бесконечный кошмарный сон, только наяву. Имя из этого кошмара сильно подпортило Наде детство и юность. Оно было как прыщ на носу — при рождении ее назвали Венерой. Натерпевшись насмешек, перед получением паспорта она заявила, что будет Надеждой, и точка. Ой, что с мамой стало! Лицо растерянное, слезы на глазах, все тело мелко дрожит.
— Венерочка, это же папа твой дал тебе имя… — и смотрит жалобно.
Папаня Надин, оказывается, романтиком был, на звезды любил смотреть, блин… Имя девушка все равно поменяла — чтобы папаше насолить, если вдруг объявится. Но он так и не объявился, а у нее все наладилось. Школу окончила на отлично, поступила в институт, защитила диплом, устроилась на работу в совместное предприятие. Оплачивает съемную квартиру, деньги маме посылает, и никто не догадывается, что, имея хорошую зарплату, ради того чтобы хорошо выглядеть и одеваться, Надя живет впроголодь. Но это не вредно, а даже полезно — в двадцать восемь, благодаря диетам и косметологу, она выглядит лучше, чем в двадцать. Мама все время сердится, мол, что ж она так много ей посылает, а сама худая как палка? И деньги Наде сует, ее же деньги. Поругаются, поплачут, обнимутся. Мама спрашивает: «Когда я уже внуков буду нянчить?» Надя отмахнется — какие внуки, когда вокруг нормальных мужиков нет! Мама, умудренная своим и чужим опытом, кивнет и больше к ней не пристает. До следующего приезда.
Господи, как же ей все надоело! Надоели женатые любовники, жалующиеся на своих жен. Жалуются до тех пор, пока детородный орган из штанов не достанут, а когда спрячут, сразу забывают о плохом и бегут к своим женушкам. Осточертели холостые маменькины сыночки — толку от них ноль. Женатики хоть деньги дают, правда не все. Единственная отрада — работа. Надя не думала, что пройдет собеседование — фирма частная, хозяин — француз, зарплата хорошая, если сравнить со средней по стране. Перспективы прекрасные: вот уже второй раз в Германию в командировку посылают — все-таки научная фирма, а не что попало. Взяли Надю не из-за эффектной внешности, а потому, что она прекрасно знает немецкий и английский — у нее с детства способности к языкам. И еще, конечно, потому, что она отличный химик-органик… Почему она уверена в том, что ее взяли на работу не из-за эффектной внешности и шеф не будет с первого же дня требовать заглянуть ему в ширинку? Потому что местный шеф помешан на науке и на орхидеях. Такие, кроме работы, ничего не видят и налево не ходят.
Потом Наде показали лабораторию. Рассказали, с кем она будет работать, и девушка тут же запала на Диму. Он был здесь самым симпатичным и перспективным холостяком. Честолюбивый, из хорошей семьи: папа и мама — интеллигенты, правда, отца уже нет. Господи, как хочется жить рядом с такими людьми!
Как же ей горько! Наверное, она любит Диму, но он ее не любит, это точно. Скоро он закончит тестирование новой мембраны, и тогда в Кельне надолго не задержится. Ну скажите, неужели она плохая, если мечтает жить счастливо и благополучно? А если не плохая, то почему Дима не любит ее, такую красивую и умную? Ладно, хватит сопли распускать — преподаватель как-то рассказывал о химии любви. Она не дура, все понимает: если вещества в реакцию не вступают, то все… соединения не получится. Никогда.
Дима протянул Наде полотенце.
— Прости меня, дуру. — Она вздохнула и промокнула глаза. — Не знаю, как это я… — Надя скользнула по лицу Димы быстрым взглядом. — Если честно… — она усмехнулась, — я думала, у нас все получится.
Она комкала в руке полотенце, а он смотрел на нее и не знал, что ответить — сказать было нечего.
— Это ты прости меня… Что причинил боль. Я не хотел, честное слово.
— Да ладно… — Надя коротко засмеялась. — Жаль только, Мила теперь раззвонит везде, что я у тебя ночевала, а толку — ноль. — Она снова засмеялась. — Полный идиотизм, хуже не придумаешь.
— Ой, не преувеличивай. — Дима махнул рукой и сел на край кровати. — Пусть говорят, что хотят, им тут скучно, они как в клетке. Пусть развлекаются.
Да, работающим здесь землякам было скучно, и они развлекались как могли — уже перебывали друг у друга в постели, уже всё друг про друга узнали, уже все бары и ночные клубы облазили. Так что появление нового человека расценивалось ими как возможность влить в коллектив свежую кровь — то есть оживить людей, пребывающих в научном анабиозе, и смачная сплетня тут играла огромную роль, потому как являлась неотъемлемой частью любого коллектива, в том числе и научного. Тут она была еще более необходима, чем, например, на заводе, потому что там рабочий режим, станки, у которых надо стоять и за гулом которых не только слов не разберешь, но даже крика. Может, поэтому у рабочих быстрее, чем у ученых, в ход идут кулаки — времени на общение в обрез, сказать надо много, а с помощью кулаков донести мысль проще. Для ученых же драка — «не комильфо», да и времени у них полно, вот и сражаются они с помощью остро отточенных сплетен, хмыканья и многозначительных взглядов: «Попробуй угадай, что говорят мои глаза». Немцы-ученые этого не понимали. Они походили на хорошо отрегулированных роботов, и у каждого имелась своя строго определенная функция, а уж служебные романы были категорически запрещены и строго осуждались.
— Ну вот, ты больше не плачешь. — Дима улыбнулся.
— Ага, — в нос сказала Надя, — пойду умоюсь, а то действительно буду завтра похожа черт знает на кого.
— Ты никогда не будешь похожа черт знает на кого. Ты красивая девушка.
— А что толку? — Надя грустно улыбнулась и задумчиво посмотрела на Диму. — Скажи, тебе было хорошо со мной?
— Да.
— Ну, хоть это успокаивает. — Она тяжело вздохнула и поднялась на ноги. — Умоюсь, и будем спать…
Покачивая бедрами, Надя уплыла в ванную комнату. Глядя на нее, Дима подумал, что она действительно очень красивая, но… Но это не его женщина. Его женщина сейчас далеко.
Надя легла в постель. Дима уже проваливался в сон, когда вдруг услышал:
— Ты ее очень сильно любишь?
— Да, — ответил он и улыбнулся.
— Молодец. Далеко не каждый мужчина устоит перед обнаженной женщиной.
— Особенно перед такой, как ты, — подсластил пилюлю Дима, в который раз за этот вечер удивляясь самому себе.
Прежде он легко и охотно шел на близость с женщиной, и его никогда не терзали угрызения совести. А сейчас… Сейчас его не смогла соблазнить такая красавица! Да пусть здесь будет десять самых роскошных женщин планеты, он их не захочет! Он желает только Анну, свою женщину. Ему хочется целовать ее, облизывать ее подмышки, сгибы локтей, крошечный очаровательный пупок… Он желает целовать только ее губы, слышать только ее стоны, обнимать только ее гибкое тело, проникать только в нее, становясь с ней единым целым…
Ознакомительная версия.
