— Я не успела вам сообщить. Сегодня хотела рассказать, после вашей работы.
— Ясно, — постучал ручкой о планшет с бумагами доктор. — Что же, подобная симптоматика может указывать на разные заболевания. Сейчас я не готов ставить каике-либо диагнозы. Вам нужно обязательно сдать анализы, в том числе на онко-маркеры. И тогда мы сможем уже выявить общую картину здоровья Демида.
— Онко-маркеры? — переспросила я и ухватилась рукой за край кровати. — Зачем они ему? Это же…
Кажется, сейчас и я упаду на ковёр. Ведь такие анализы сдают, когда речь идёт о раке. Но какое отношение к этому ужасному заболеванию имеет мой сын?
— Не переживайте раньше времени, — строго посмотрел на меня врач. — Это сейчас распространенная методика. Нужно исключить возможность подобного, потому я рекомендую сдать все разом. Есть хорошая клиника, где у вас возьмут анализы в один день и в кротчайшие сроки отдадут результаты. А с ними уже можете приезжать в поликлинику. Возьмите, здесь их адрес, а здесь список анализов.
Доктор протянул мне несколько листов, которые я машинально забрала.
— Я вижу, у вас справка открыта, — полистал что-то у себя в планшете он. — Я продлю вам её, и буду ждать на приём с результатами анализов на руках.
Мужчина встал и отправился к двери.
— Не бойтесь, мама, иначе страх передастся и малышу, — сказал он мне на выходе из комнаты. — Мы просто перестраховываемся. Сдайте всё завтра, не тяните время. Всего доброго.
___
Все необходимые анализы мы с Демидом сдали следующим утром. Теперь оставалось только ждать. Хоть доктор и успокаивал меня тем, что это довольно стандартная процедура, всё равно в душе кружили смятение и беспокойство. Все последующие дни ожидания я не находила себе места, даже Влад будто понимал моё состояния и тревожил мало. Хмурился, расспрашивал о сыне, но пока что-то решить было невозможно, нужно было просто ждать. Неведение изводит, но взамен есть надежда, что всё будет хорошо.
Конечно, я понимала на какой диагноз намекают врачи — рак крови. Только очень надеюсь, что эта беда обойдёт стороной меня и Демида. Впрочем, у Димы бабка умерла от лейкоза, а как известно, предрасположенность может передаться генетически. Но не ребёнку же? Господи, я просто не могу об этом даже думать, я отказываюсь. Слишком много бед на мою голову разом. Даже в церковь съездила, попросила защиты сыну. Не мне, пусть помогут хотя бы ему, он-то в чем виноват? Пусть только поправится, и больше мне ничего не нужно в этой жизни.
За последние три дня мне пришлось уехать с работы ещё раз. Позвонил следователь по делу моего погибшего мужа, и сказал, что оно закрыто, и я могу забрать личные вещи супруга, а так же, что среди вещей была найдена записка, адресованная мне, но пока шло следствие, вещественное доказательство не могли отдать мне. Только сейчас я могу её забрать. В кабинете здания полиции мужчина с усами отдал мне под роспись телефон, часы мужа и саму записку. Окровавленную одежду уже уничтожили сами, а мне вернули то, что было при Диме до момента выстрела. Открывать её при следователе я не решилась, лучше дома. Так и продолжала сидеть с ней в руках.
— Спасибо, — вежливо сказала я ему. — Всё-таки самоубийство?
— Абсолютно точно, — твёрдо ответил он. — Положение руки и пистолета чётко об этом говорило с самого начала. Ничего нового в этом деле найдено не было. Так что… примите еще раз мои соболезнования, и не накручивайте себя. Тех, кого ваш супруг упомянул в записке, мы тоже опросили. У всех есть алиби.
— Упомянул в записке? — переспросила я.
— Вы прочтите, — указал глазами на довольно смятый конверт в моих руках следователь.
— А почему мне раньше не отдали её? Ну хотя бы для того, чтобы уточнить, Дима ли её писал.
— Уточнили, конечно. В комнате было много образцов того, что почерк принадлежал Дмитрию Калиновскому.
— Но почему вы хотя бы не показали ее мне?
— Слишком много вопросов, Госпожа Калиновская, — изогнул он бровь.
Ясно. Мне не положено было знать. Он не будет мне рассказывать о причинах. Да, кажется, придётся тут читать, иначе я не пойму, о чем говорит представитель полиции. Достала из конверта обычный тетрадный лист, исписанный до боли знакомым почерком.
«Лена, я знаю, что это письмо отдадут тебе только после моей смерти. Если вообще отдадут. Но я хочу, чтобы ты знала правду. Я не бросал тебя, меня заставили. Это сделал мой бывший друг. Я пишу эту записку, и знаю, что рано или поздно он придёт за мной. Тебя интересуют причины. Конечно, долг, я должен ему очень большую сумму. Но это не всё. Ещё он требовал, чтобы я расплатился за долги тобой, угрожал мне, но я не сдавался до последнего, не хотел тебя отдавать. Прости, что не уберёг семью. Если он все же добьётся своего, знай, что верить ему нельзя ни в коем случае. Он давно пытается найти способ разорить меня, чтобы завладеть бизнесом и моей женщиной. Он одержим тобой, моя милая Лена, тебе нужно его опасаться. Он на многое способен. Не доверяй ему, и помни, что я тебя любил, просто не справился. Прости, если сможешь».
В полном шоке подняла глаза на сотрудника органов. Господи, как же я во всем была права! Руки дрожали, несчастный лист шелестел в ледяных пальцах. Слёзы с большим трудом удавалось сдержать.
— Вы понимаете, о ком говориться в записке? — нашла в себе силы спросить его.
— Было несколько вариантов. Все оказались с алиби, к тому же, подтверждения словам вашего супруга мы не нашли. Да, долги были, но не доказано, что кто-либо из друзей требовал оплаты…извините, вами.
— Вы считаете, что мой супруг здесь лжёт? — пыталась до последнего сохранить самообладание, что давалось с трудом. Вовсю уже душил ком в горле. Но мои истерики тут точно никому неинтересны.
— Вероятно, так, — спокойной отозвался мужчина. — Мы не нашли доказательств этому, повторюсь еще раз.
— Зачем тогда ему обвинять Реутова?
— Ну например, чтобы вас от него отвернуть. Насколько мы поняли из ситуации, яблоком раздора мужчин стали как раз вы, Елена. Но ещё раз говорю, что с ним мы проводили работу, он здесь не при чём.
Ну да, как же. Никто не посмеет обвинить Реутова, хотя и ребёнку будет очевидно, что это сделал он, я и без записки это подозревала. Они потому мне и не сказали, что пытались "договориться" сначала с Владом, раз речь идёт о нём. Сами собрали какие-то факты и дело закрыли. Если я попробую дать делу ход, могу нехило получить ответки. Алиби? Конечно, оно у него есть. Не сам же он лично ездил к Диме, нанял каких-нибудь молодцов, а сам в офисе посиживал. Только спорить с полицией бесполезно. Либо им «сказали» это дело свернуть, либо сами решили таким образом спихнуть «глухарь». Диму этим все равно уже не вернуть, а мне надо позаботиться о сыне.
— Ко мне вопросов больше нет? — спросила я, еле выдавив из себя слова.
Хотелось поскорее убраться отсюда, хотя мысль, что мне придётся ехать в дом Реутова, не радовала. Как я смогу на него спокойно смотреть после этой записки?
— Нет, можете быть свободны, — ответил он и подписал мой пропуск. — Возьмите. Всего доброго.
***
Совершенно не помню как на волне адреналина доехала до дома. Автоматически выполняла все необходимые манипуляции с рулем и скоростями, даже пристегнулась. Вышла из авто уже в гараже с совершенно каменным лицом, ни одной слезинки. Наверное, это и называется шоковым состоянием, когда не плачешь, а пребываешь в каком-то ступоре. А может, меня держала в руках мысль, что ребёнок дома и увидит меня в слезах. Я не должна плакать при нем, я напугаю этим сына.
Закрыла машину и ключи небрежно бросила в коридоре. Больше она мне не понадобится. Брать что-либо у Реутова я больше не намерена. Буду ездить на такси. Таисия как раз собиралась нести поднос с полдником Демиду в комнату.
— А, Лена? — подняла она вверх брови. — Вы сегодня рано. Что-то случилось?
— Да, некоторые неприятности. Это личное, — ответила коротко.
— Что ж, понимаю, — кивнула она. — Но постарайтесь успокоиться. Демиду передастся ваше состояние.
