— Ага, и тридцать шесть, если пошел учиться в тридцать один, — согласилась я, откладывая телефон. — Света, у него фотошопом замазаны юношеские прыщи.
— Ну и что? Зато он готов ради вас на всё. Смотрите, что пишет: «Пусть я не богат, но моя повышенная стипендия позволит нам…»
Моё самообладание кончилось на последней фразе. Я истерично всхлипнула и закрыла лицо руками, чтобы не расхохотаться в голос.
— Илона Витальевна, ну чего вы плачете? — по-своему восприняла мой жест Светочка. — Если вам не понравился Денис, я подыщу кого-нибудь другого. Ну да, мальчик без престижной работы, зато какой потенциал. Всё-всё, успокойтесь! Давайте посмотрим кого-нибудь получше. Блондина или брюнета? — Я всхлипнула от смеха громче, и Светочка тоже разрыдалась. — Я же счастья вам желаю, не плачьте, пожалуйста. Так боюсь за вашу малышку! Как она без папы-то бу-у-удет?
В момент коллективной истерики дверь открылась, являя миру Ларионова. Одетый в утепленную куртку, замотанный по уши в кашемировый шарф, он выглядел нахохлившимся воробьем. Его волосы побелели от снежинок, словно их проредила ранняя проседь. Илья шмыгнул носом и вместо приветствия заявил:
— Ненавижу зиму.
Глаза Светочки округлились до размера блюдец. Наращенные ресницы взметнулись к бровям.
— Ч-чаю? К-кофе? — с восторгом вопросила девушка, разглядывая Ларионова так, как смотрят на знаменитого певца восторженные фанатки.
— Нет, спасибо.
— Одну минутку, — улыбнулась я ему. — Заберу кое-что из кабинета и поедем. Возьмешь мои вещи?
— Конечно, — благодушно ответил Илья.
Ногой он приоткрыл дверь — обе руки были заняты чемоданами — и протиснулся наружу, напоследок хулигански подмигнув Светочке. Та рассматривала место, где недавно стоял Ларионов, с немым обожанием.
— Вы не сказали, что этот… мужчина… — на последнем слове она задохнулась от восхищения, — ваш кавалер. Зачем нам тогда сайт знакомств?
— Вот и я говорю: не нужен нам сайт знакомств, — хохотнула я, обняв свою деятельную секретаршу так, как обнимают близких друзей. — Всё, хороших вам трудовых будней. Не развали агентство, договорились?
— Заставьте его жениться на вас? Илона Витальевна, ну чего вы морщитесь. Если не для себя, то для малыша. Договорились? — доверительно шепнула на ухо Светочка.
— Сделаю всё возможное.
— Нет уж. Сделайте невозможное.
Клянусь, на прощание меня даже перекрестили. Я выбежала из агентства, плюхнулась на пассажирское сидение — о, а сигаретами больше не воняет — и откинулась на спинку. Ларионов громче врубил радиоприемник. Мы помчались на вокзал под какую-то незатейливую мелодию. Из-под опущенных ресниц я ловила, как Илья рассматривает меня краем глаза. Изучает. Запоминает. Впитывает в себя, словно позабыл черты моего лица. Я и сама вспоминала этот острый профиль, выступающий кадык. Острые скулы и тонкую линию губ.
— Спасибо, что согласился поехать со мной, — пробубнила, стремительно краснея.
— Арефьева, ты же знаешь. Я не мог поступить иначе, — хмыкнул Илья, а на моих глазах почему-то выступили слезы. Как же мне не хватало этого человека!
Глава 7
Конечно, долететь до города детства было бы проще и быстрее, но мне нравилось мчаться на поезде, дремать под стук колес и залипать в новостной ленте социальных сетей. Кроме того, после недавнего кровотечения я боялась потревожить малышку, а лежание на полке куда безопаснее многочасового перелета.
С Ильей у нас наступил безоговорочный мир. Мне не хотелось с ним цапаться по пустякам, а Ларионов не нарывался. За два дня мы даже не переругались. Напротив, обсудили какие-то незначительные мелочи, посмотрели несколько фильмов. Всё порывались купить на станции пирожков или вяленую рыбу, но инстинкт самосохранения оказался сильнее.
Но вторые сутки путешествия подошли к концу. В девять часов утра поезд затормозил на вокзале города, в котором я родилась. Железнодорожную станцию укутал плотный, кисельный туман.
— Остановка две минуты! — напомнила проводница, изучив количество нашего багажа и уставившись на меня осуждающе. — Состав вас ждать не будет!
— Не переживайте. Если что, выпрыгну на ходу, — клятвенно пообещала ей, а Ларионов легким движением поднял все сумки за раз.
Прыгать не пришлось.
Мама жила у самой окраины города, и мы долго тряслись на колдобинах в стареньком такси. Водитель топил печку так сильно, будто пытался устроить в салоне «девятки» экзотический курорт. На меня накатила дурнота.
— Тошнит? — заботливо уточнил Ларионов.
Я слабо отмахнулась и уставилась в окно, за которым проносились неизменные пейзажи. Всё те же серые пятиэтажки, заброшенный консервный завод, не ухоженные скверы.
Как назло, у подъезда родного дома мы встретили местных кумушек. Мне вообще казалось, что они не постарели за эти годы, точнее остались всё теми же сморщенными и беззубыми чудовищами, которые за спиной называли меня проституткой. Помнится, одну из них я даже послала в столь любопытном направлении, что на её месте сходила бы посмотреть.
— Ох, Илоночка, располнела ты чегой-то, — прошмакала баба Света, косясь на мой живот. — А это кто, муж твойный?
— Какой муж, колечка-то на пальце нет, — приметила полуслепая баба Вера. — Любовничек он её!
— Ребятенка вне брака заделали, во дают! — восхитилась баба Галя. — Как зовут-то любовника? Вид у тебя, Илоночка, нездоровый какой-то.
— А без венчания на небесах детишки-то бракованные получаются, не зря так в народе говорят, вот мать и мучается, — подтвердила баба Света.
Ларионов тактично молчал и всячески изображал столб, а я медленно, но верно закипала. Мне захотелось обрушиться на бабок трехэтажным матом, дабы они могли проникнуться моим возвращением в полной мере. Я даже фразу придумала такую затейливую, что сама покраснела.
Так, Илона, успокойся.
Я потянула Илью за рукав и распахнула расшатанную дверь, ведущую в загаженный подъезд.
— Обожаю я этих кумушек на лавочках, — хмыкнул Ларионов. — Значит, тут ты и росла?
Мой палец надавил на выжженную кнопку лифта.
— Ага. Росла и загибалась, пока не свалила куда подальше. — Лифт распахнул перед нами двери; ощутимо запахло нечистотами. — Я поступила на психолога в Питере и поселилась в общежитие, никому не сообщив об этом. Мама, конечно, порывалась увезти меня домой силой, но в итоге смирилась с тем, что я зажила самостоятельно. Она тогда с папой разводилась, ей было не до присмотра за блудной дочерью.
Лифт скрипел и пыхтел, пока нес нас на шестой этаж. Такое чувство, что он сейчас рассыплется на части. Ларионов неопределенно хмыкнул, и мне было не понять: это знак одобрения или осуждения?
— Что не так?
— Да ничего. Осмысливаю, что сбегала ты задолго до знакомства со мной. — Он галантно пропустил меня перед собой.
Я отперла входную дверь своим ключом, поразившись тому, как легко пальцы вспомнили дверную ручку и силу надавливания. Нас обдало ароматом свежеиспеченной выпечки, корицы и жареного мяса. Ларионов довольно потер ладонь об ладонь:
— Ну, хоть кто-то в вашей семье готовит!
Я шутливо пихнула его в бок локтем, когда из кухни показалась мама. С косынкой на голове, под которой топорщились бигуди, в белоснежном, будто бы накрахмаленном фартуке. Она всплеснула руками и почти ринулась обнимать меня, когда наткнулась взглядом на живот. Глаза округлились.
— Это что… — выдавила мама, тыча в нашу сторону.
— Не что, а кто. Его зовут Илья, прошу любить и не жаловаться. — Я юркнула за спину Ларионова, который радостно улыбался.
— Очень приятно познакомиться с вами, — начал он, но был перебит маминым возгласом.
— Да сдался мне твой хахаль! Пузо откуда?! Когда успела-то нагулять? Кош-шмар! Что люди-то скажут?..
Мама принялась обмахиваться газеткой, которую схватила со столика в прихожей. Я ожидала примерно такой реакции, поэтому молча отбросила в сторону сапоги без каблука. Илья помог мне стянуть пальто, разделся сам, закатав рукава неизменной клетчатой рубашки (я различала их только по цветам). Всё это время мама квохтала возле нас, заламывая руки и причитая о поруганной чести её дочери.