там за дверью?
Он следует за моим взглядом до запертой двери в задней части автобуса. Что бы ни находилось за ней, оно занимает почти половину размера автобуса. Я представляю себе, что это какая-то шикарная спальня с кроватью королевского размера и тоннами мягких подушек.
— Студия.
— Шутишь?
— Нет. — Райдер улыбается. — На всякий случай, если придет вдохновение, и мы захотим что-нибудь записать.
— А нельзя просто записать на бумаге, чтобы не забыть?
— Можно, но слова и заметки на бумаге не продадут песню. Если мы запишем ее, даже такую незначительную деталь, как припев или последовательность аккордов, мы сможем немедленно поделиться ею с нашим лейблом, а не ждать, пока вернемся домой и все запишем.
— И барабаны тоже есть? — Я изучаю дверь, гадая, не тесно ли там со всем оборудованием.
— Да. Хочешь посмотреть?
Хочу. Я действительно очень хочу.
— Думаю, ничего лучшего не остается.
Райдер, даже глазом не моргнув на мое язвительное замечание, встает и жестом приглашает меня следовать за ним. Мы намного ближе, когда стоим у входа в студию, так близко, что я чувствую запах его одеколона. На нем джинсы классического покроя — не слишком обтягивающие, не слишком свободные — черные кеды и черная футболка. Обычный парень, но от него исходит запах рок-звезды.
— Подвинься на секунду, — говорит он, мягко прижимая тыльную сторону ладони к моему плечу, чтобы аккуратно подвинуть меня в сторону. Потом протягивает руку над моей головой, и его футболка задирается, открывая выцветший, поношенный, толстый кожаный ремень и идеальную полоску подтянутых косых мышц, обтянутых загорелой кожей. Парень вытаскивает ключ из выступа деревянной отделки и улыбается.
— Ш-ш-ш, никому не говори.
От его шепчущего голоса в этом замкнутом пространстве у меня по рукам бегут мурашки, и я благодарна за толстовку, потому что он этого не видит. Повернув ключ и решительно дернув ручку, Райдер открывает дверь и включает свет.
Я чувствую, как у меня отвисает челюсть, но ничего не могу с этим поделать.
— Удивительно, правда? — Парень ходит по комнате размером двадцать на двадцать футов, нажимает какие-то кнопки, после чего загудели динамики, включает больше света, и студия полностью освещается. Оживает.
— Раньше это был автобус Джесси. Он превратил главную спальню в студию. Здесь довольно тесно, но для работы места достаточно.
В этой комнате нет ни одного окна, пространство от пола до потолка утыкано оборудованием. Гитары висят на стенах, барабанная установка расположена в дальнем углу. Здесь даже есть профессиональные микрофоны и небольшая панель управления.
— Вы записываете здесь альбомы?
Райдер потирает затылок, оглядываясь по сторонам.
— Нет, оборудование не настолько продвинуто, но мы можем проиграть треки, записать джем-сешн… — Он снимает со стены пару черных барабанных палочек и проскальзывает за установку. — Довольно хорошие воспоминания остаются в этой комнате во время тура.
Без предупреждения он бьет в барабаны обеими руками, обеими ногами, и каждая конечность делает что-то свое. Удары отражаются от стен в небольшом пространстве, заставляя крошечные волоски на моей шее вставать дыбом. Парень играет без усилий, словно мог бы делать это даже во сне, но звук… Звук безупречен.
— Что это такое?
— А? — Райдер перестает играть.
— Что ты играешь?
— Ах, это? — Он сразу возвращается к музыке. И можно подумать, что это так же просто, как поставить одну ногу перед другой. Эта мелодия не похожа ни на что, что я когда-либо слышала. Как он так быстро передвигает ноги? Райдер перестает играть. — Группа «Раш». Нил Пирт — чертов виртуоз. Он делает эти триоли… — Парень возвращается к игре, его нога быстро прыгает по педали, заставляя басовый барабан мурлыкать, прежде чем снова останавливается. — Это его фишка, и это так трудно сделать, но он… — Райдер ухмыляется и качает головой. — Извини, ты наверное не хочешь обо всем этом слышать.
Парень кладет палочки на малый барабан.
— Нет, все в порядке. Мне нравится.
Впервые я вижу, чтобы Райдер казался застенчивым. Он проводит рукой по волосам и смотрит на меня так, словно извиняется.
— Давай поговорим о тебе. Пять лучших любимых групп.
Я все еще немного ошарашена этой комнатой, поэтому мне требуется минута, чтобы обдумать его вопрос. Мысленно возвращаюсь к своему телефону, к тому, что было в верхней части моего плейлиста.
— Мне нравятся разные вещи. Я бегаю под «Металлику», «Блинк-182» или Дрейка. — Я не упоминаю о своей любви к музыке Джесси.
Парень поднимает брови, словно приятно удивлен.
— Когда пытаюсь расслабиться, то слушаю что-нибудь из «Мотаун». — Моя кожа начинает гореть, и я говорю себе, что это потому что на мне свитер и толстовка, а не признаюсь в том, что, возможно, немного нервничаю из-за того, что признаюсь в своих музыкальных предпочтениях гению музыки.
— Довольно разнообразный вкус. — Райдер изучает меня своими голубыми глазами. — Мне это нравится, — замечает он шепотом.
— Кроме кантри. Я не фанат.
— Нет? Даже Гарта Бруксили или старого Джорджа Джонса?
Закусываю губу между зубами и качаю головой.
— Нет.
— Почему?
— Не знаю, это просто… музыка белых людей.
Хорошее настроение исчезает, и выражение его лица сменяется замешательством, может быть, даже разочарованием.
— Музыка белых людей?
Я закатываю глаза.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Парень качает головой.
— Не знал, что музыка делится по цвету кожи.
— Да ладно тебе, Райдер, сколько цветных людей поют музыку кантри?
— Музыка — это единственное, что способно объединить все слои общества, независимо от пола, социально-экономического статуса, расы. Как ты объяснишь, что все футбольные мамочки слушают Снуп Догга и Доктора Дре?
— Да, но…
— Никаких «но». — Райдер встает и подходит ближе, его глаза задумчиво изучают мои. — Прежде чем мы расстанемся, я собираюсь научить тебя, по крайней мере, ценить музыку кантри.
Выдыхаю напряжение, которое скрутилось в моей груди.
— Это невозможно.
Парень ухмыляется.
— Посмотрим.
Сегодняшнее шоу было похоже на другие. Толпа подпевала каждой песне, и в какой-то момент я задалась вопросом, если бы Джесси и группа прекратили играть и ушли со сцены, закончила бы толпа шоу самостоятельно?
Моя работа водоноса на самом деле означает, что я сижу слева от сцены и заменяю каждую бутылку с водой, которую выпивают, выливают на головы или бросают в толпу. На самом деле, это подобие работы, и я чувствую себя полезной, так что это лучше, чем ничего.
После того, как
