Какие красивые у него глаза! И это обрамление из густых тёмных загнутых ресниц так им идёт, хоть и делает немного кукольными. И эти морщинки…
— Нет, — покачал он головой. Ярко очерченные, слегка припухшие губы, дрогнули в печальную улыбку. — Я не могу…
— Лео… — робко прошептала я. И подумала, что совсем не стесняюсь стоять перед ним обнажённой. Только проклятая девственность…
— Софи, моя милая Софи, — вздохнул он, отступая. — Ты слишком молода, слишком неопытна. Ты пожалеешь, если именно я сорву этот цветок. Ты захочешь это забыть. А я предпочёл бы, чтобы ты помнила…
Телефон навязчиво завибрировал в кармане. Я огляделась: я же голая, где у меня может звонить телефон и… проснулась.
Вот чёрт! — потёрла я саднящий лоб с вмятиной от пуговицы, пока шарила по карманам униформы. Ведь только на минутку склонила голову на руки в обеденный перерыв, и снова этот Данилов. И снова эти эротические, изводящие меня, сны.
— Да, — прохрипела я в трубку и откашлялась. — Привет, привет, подруга, — ответила на радостные крики Машки, с которой когда-то вместе жила в общаге. Она училась на другом факультете.
Пересказ всяких важных и не очень событий Машкиной жизни я сопровождала кивками и небольшой уборкой в пустом зале с массажёрами: поправила сдвинутые банкетки, подвинула кожаные маты, разложила по местам коврики, подняла брошенный мимо урны стаканчик для воды.
— Так я что тебе звоню-то, — оборвав себя же на полуслове выпалила Машка. — Пошли вечером в клуб.
— Ой, Маш, да какой клуб, — присела на краешек стула. — Я на двух работах сейчас, мне в туалет сходить некогда, пашу по двадцать часов в день, а ты в клуб! Мне бы поспать.
— Так всю жизнь и проспишь, — не сдавалась Машка. — А там… м-м-м… Сонь, ты не представляешь себе что это за заведение. Во-первых, закрытое, просто так не попадёшь и столик не закажешь. Во-вторых, работает не каждый день, так что на другой день перенести не получится. А в-третьих, только для женщин и оно стоит того. В общем, ты не отмажешься, даже не мечтай. Уже заказано.
— Это стрип-клуб, что ли? — скривилась я.
— Не-а, — довольно причмокнула Машка. — Можно сказать, ресторан. И готовят даже неплохо. Но вся фишка в том, как подают…
— И как? — я с сомнением хмыкнула.
— В одних фартуках, — понизила она голос до шёпота. — И только мужики. Да какие мужики! М-н-н…
— Ма-ша! — взмолилась я.
— Со-ня, — передразнила подруга. — У меня днюха сегодня, между прочим. Я же тебя не просто так зову.
Вот, чёрт!
— Блин, поздравляю! Машь, прости я забыла.
— Никаких прости. Никаких забыла. Всё, ничего не хочу знать. Жду тебя к восьми, — она назвала адрес и положила трубку.
«Вот каза!» — вздохнул я. Но на её счастье сегодня я работала в «женском клубе» последний из двух дней и за лето вообще. Выполнила пожелание Данилова. Думала увольняться, но оказалось, один из десяти клубов закрывали на ремонт и тем, кто хотел уступить на время своё место девчонкам, что вынужденно остались без работы, разрешили написать заявление на отпуск без содержания. Я написала до конца августа. И хоть отпрашиваться в последний день было наглостью, меня даже без проблем отпустили.
— Зина, скажи, пожалуйста, Леониду Юрьевичу, что я сегодня не приеду, — с замиранием сердца слушала я сквозь уличный шум, что оглушал меня на крыльце, голос Великого Писателя среди шума, что окружал его. И даже неприятно кольнуло, что сегодня он, кажется, грустить не будет. В доме явно гости. — Да, завтра, как смогу. Не с утра.
Я отключилась. И пока спускалась по ступенькам, засовывая телефон в сумку, меня окликнули.
— Софья, подожди! — открыв дверь, крикнула мне одна из коллег. — Молодой человек, Тимофеева — это она, — показала она на меня курьеру с огромным снопом красных роз.
— Нет, спасибо, конечно. Большое спасибо, господин Агранский! — расписалась я в доставочной карточке, глянув на вложенную открытку. — Но, твою мать, как я с ним пойду? — постеснявшись выкинуть цветы в урну сразу при курьере, прижала я к себе тяжеленный и хрустящий целлофаном букет.
— Так может я подвезу? — нарисовался откуда ни возьмись сам Агранский.
«Ну ты и сука, Анисьев!» — разозлилась я даже не на одетого в костюм с иголочки Вадичку, высокого, стройного и очаровательно улыбающегося, а на лысого толстячка, что видно, решил меня всё же припугнуть.
— Цветы — это тоже за мой счёт? — хмыкнула я.
— Нет, цветы — это за мой, — с его лица улыбка так и не сползла. — Рад тебя видеть, прекрасная неприступная Софи.
— Не могу ответить взаимность. Вот если бы ты, скажем, принёс мне зарплату… — вручила я ему букет. — А так…
— Вот далась же тебе эта зарплата, — досадливо мотнул он головой.
— Далась. Очень далась, Вадим Ильич. Я ради неё месяц, между прочим пахала. До часу ночи, а порой и до двух. И знаете, я тут подумала, что зря не подала на вашу компанию жалобу в комиссию по труду. Но я исправлю эту оплошность.
Я развернулась, чтобы уйти, тем более как раз вдалеке из-за поворота показался мой автобус. Но Агранский с какой-то кошачьей проворностью передал цветы водителю и схватил меня за руку.
— Софи, подожди. Да подожди ты! — прижал он меня к себе, несмотря на то, что я вырывалась. — Постой смирно две минуты, ничего с тобой не случится.
Отпустил и полез в карман за телефоном.
— Алла Витальевна, — я было дёрнулась сбежать, едва он ослабил хватку, но услышав фамилию главного бухгалтера, остановилась. — Будьте добры, перечислите Тимофеевой всё, что начислено… Нет, немедленно. Вот прямо сейчас. Я жду.
Он, подмигнув мне, так и стоял посреди улицы с приложенной к уху трубкой. И я стояла, глядя на него как заворожённая. Дёрнулась, когда пискнуло сообщение, и округлила глаза, уставившись в телефон. Такая уютненькая, родная, знакомая циферка «37 400» пополнила мой жалкий баланс.
— Спасибо, Алла Витальевна, — опустил он телефон и обратился ко мне. — Теперь можем поговорить?
— А теперь не о чем, — оглянулась я и со всех ног рванула к автобусу, что словно ждал, приветливо распахнув на остановке двери.
И даже помахала Агранскому в окно, проезжая мимо его потрясённой рожи.
Глава 41. Софья
Конечно, глупо. По-детски. Смешно. Ну что ему стоило поехать за мной? Но почему-то стало весело. Меня накрыл какой-то шальной кураж, и я бы не испугалась, даже если он начал меня преследовать.
Но он не начал. Всё время пока дома я намывалась, красилась, вытягивала, убирала в тугой узел волосы — зализала наверх даже чёлку — мы с ним переписывались.
Ни о чём. Перекидывались какими-то общими фразами как старые знакомые. И я всё пыталась связать этого Вадичку с тем монстром, что приставал ко мне на банкете и того, что описала мне Анна, и не могла.
— Я скучал.
— А жена знает?
— У меня нет жены. Мы развелись.
— Сочувствую. Если увидишь, передавай Анне привет.
— Вы знакомы?
— Нет. Но она приходила меня навестить.
— Она необоснованно, нездорово ревнивая. Не обращай внимания, это в прошлом.
— Ахаха. Она ревнивая, ты маньяк. Жаль, что вы расстались, неплохая была пара.
— Сонь, прости меня. Я правда не знаю, что на меня тогда нашло. Я не маньяк. Я был пьян. Это, конечно, не оправдание. Но давай начнём всё сначала. Красиво. Правильно. Я умею ухаживать, клянусь.
— Вадим, прости, но нет.
— Неужели я тебе совсем, ни капельки не нравлюсь?
— Нет.
— Неправда.
— Правда. Я занесу твой подарок секретарю.
— Не надо. Оставь себе. На память.
— О чём? О разорванной блузке? Об испорченных нервах?
— Это было не насилие. Просто темперамент. И я, между прочим, тоже пострадал.
— Бедненький! Жаль… что мало. Прости, я сейчас немного занята. Прощай, Вадим!
