Юлька мажет, потом скидывает свой лифчик и как антенна настраивается на солнце.
— Это торжественная встреча Николы?
— Нет, он написал, что приедет ближе к вечеру. Так что пока это всё в твоём распоряжении.
— Зря ты тогда грудь оголила, сейчас солнце в зените — самая радиация.
— Лиз, ну ты почему такая зануда?
— Я не зануда, просто это действительно опасно. Во всём мире растёт число онкозаболеваний. Между прочим, рак груди на первом месте.
— Тьфу на тебя. Пошли в воду.
.
Мы до одури плаваем, валяемся на песке, болтаем о разных глупостях, потом стихаем, молчим, впадаем в дремоту. Мне хорошо. Все мысли уходят, волнения и тревоги растворяются в солёной воде и стекают с тела, оставляя мокрые пятна на горячем песке. Я чувствую только лёгкие электризующие касания ветра на раскалённой коже.
— Лиз, а есть-то охота…
— Да… мне тоже… Когда Никола приедет?.. Он точно привезёт что-нибудь? — Я говорю медленно, с длинными паузами.
— Не знаю. Может, не будем его ждать? Пойдём где-нибудь поедим — здесь же есть ресторанчики какие-то.
— Они все закрыты до полвосьмого, а сейчас часов шесть только. Можно попробовать в бар зайти, но там только кофе и панини.
— Я бы сейчас даже панини съела. А там наверно и эти шишки жёлтые продаются…
— Аранчини. Да, наверное…
Я лежу на спине, смотрю в синее небо. Солнце уже не жарит, теперь оно не белое, все цвета приобретают охристые оттенки. Песок, редкие жухлые кустики — всё окрашивается угасающим солнцем.
— Смотри какое всё золотистое, Юль.
— Жрать охота, пошли.
Юлька поднимается и шутливо пинает меня в бок:
— Ну вставай, хорош валяться.
Я лежу, взвешиваю, не лучше ли остаться здесь и таять в этом умиротворяющем блаженстве, слушая мягкие ритмичные удары волн.
— Коть, вот такие моменты… они… — я подбираю слова, — они просто бесценны… Пройдут годы, и мы забудем и этот дом, и все переживания, и Колю твоего… всё забудем, а вот эти мгновения, когда мы счастливые и беззаботные лежали на тёплом песке в свете усталого солнца, будем помнить, вот увидишь… Но ты права — есть хочется.
Я нехотя встаю, и мы идём в дом.
.
Когда я выхожу из душа, слышу, голоса в кухне. Коля уже здесь. Он распаковывает большую пенопластовую коробку, привезённую из ресторана дяди. Там и котлеты из мальков, и креветки, и каракатицы, и большая печёная рыбина. Всё это аккуратно упаковано и лежит на льду.
— Как ты это привёз на мотоцикле?
— А вот смотрите, что у меня ещё есть. — С этими словами он достаёт две бутылки «Круга».
— О! Шампань! Коля, а ты молодец! — Юлька обнимает его и чмокает в щеку.
— Ну, если честно, шампанское от Марко. Это он вам его передал.
— Он что, знает, что ты к нам поехал?
— Ну да… А не должен был? Я его тут неподалёку встретил, а он как раз к вам ехал с шампанским, ну вот он мне его и отдал.
Что тут скажешь! Я замечаю, как внимательно Юлька на меня смотрит и равнодушно машу рукой. Плевать. Она тут же меняет тему:
— Так! Вот какая идея — давайте ужинать на берегу. Возьмём тарелки и всё туда унесём. Или вот это огромное блюдо, глянь, Лиз.
— Да, да! Идея замечательная, — поддерживает её Никола.
Я разогреваю еду, и мы несём всё на берег.
— Знаешь, Котя, а идея действительно была хорошая!
— Ещё бы! Как бы ты жила без меня на этом свете?
Мы наслаждаемся. Нам фантастически вкусно. Вино бьёт в голову, наступает эйфория, мы любим друг друга и это лучший день в жизни. Очередной лучший день… На мгновенье мне кажется, что у нас с Марко ещё может что-то наладиться, но обрывки этой мысли смешиваются с другими обрывками и растворяются в подступающих сумерках. И я просто сижу, не думая ни о чём.
Красное солнце ещё не коснулось воды, а в другой части небосклона уже белеет луна. Я зачарованно смотрю на закат. Набираю в пригоршню песок и медленно просеиваю сквозь пальцы. Раз за разом, снова и снова. В другой руке я держу бокал. Прибоя нет, вода — хрусталь, воздух — смесь сладких ароматов, и, возможно, вокруг нас летают маленькие феи. Шампанское… «Круг» способен изменить действительность. И она меняется. День угасает. Такого уже никогда не будет.
— Коля, идём, — по-русски шепчет Юлька.
Но Никола понимает. Да и как не понять? Её глаза становятся чёрными, тело светится тускло-розовым мерцающим светом, она превращается в ламию — опасную, вожделенную. Юлька медленно сбрасывает футболку и тонкую юбку, заходит в воду. Когда вода достаёт колен, она останавливается и медленно, как в кино, оборачивается. Никола так же медленно подходит к ней, берёт за руку и дальше они уже идут вдвоём. Они плывут к горизонту, и я почти перестаю различать их.
Тогда я ложусь на спину и смотрю в небо. Я наблюдаю, как оно темнеет, как проявляются мерцающие точки звёзд, сгустки света и прозрачные всполохи атмосферных слоёв. День окончательно уступает ночи, и огромная луна покрывает всё восхитительной серебряной пылью. Мне кажется, что я умерла, потому что окружающее становится нереальным, невозможным и потрясающе красивым.
Когда проходит целая вечность, я приподнимаюсь на локтях и вижу серебряные фигуры целующихся Юльки и Николы. Они стоят на серебряном песке, а за ними простирается чёрное-чёрное море. И мне кажется, будто вдалеке, на самом краю пляжа я вижу серебряного всадника. В серебряных одеждах, на серебряном коне он мчится по берегу вдоль чёрной воды. Он летит вперёд, хлещет своего неистового скакуна и мне чудится, что я слышу храп и стоны.
«Аванти!»* — мысленно ликую я.
*(Примечание. Avanti — вперёд, ит.)
И только когда сказочный конь оказывается очень близко, когда всё содрогается от гулких ударов его копыт и мне в лицо ударяет песок, и когда я слышу крик: «Лиза! Нет!», я понимаю, что это, вероятно, не грёза и не сон.
Я вскакиваю.
— Лиза, не надо! Не делай этого!
26. Видения ночного всадника
— Я не Лиза, — говорит Юлька и показывает на меня рукой — вон она.
Я выхожу из тени, робкая и обескураженная… Марко выглядит взволновано, он в расстёгнутой белой рубашке, разгорячённый конь под ним фыркает, всхрапывает, топчется на месте и бьёт копытом. Повисает нелепая пауза, никто не знает, что сказать.
— Марко, спасибо за шампанское и… вообще… за эти морские каникулы. Здесь здорово. Выпьешь с нами? — находится Юлька.
Но Марко не отвечает. Он ещё раз обводит нас взглядом и, не говоря ни слова, пришпоривает коня и скачет обратно. Мы молча стоим и смотрим ему вслед. Я невольно любуюсь его фигурой, напряженными мышцами, грациозностью, с которой он мчит по длинному пустынному берегу. Гигантская луна снова превращает всё в фантастическое видение.
— Вот это страсть! — говорит Юлька, когда Марко исчезает вдали.
Мы начинаем смеяться. Впервые за долгое время мне по-настоящему легко, и даже кажется, что я могу взлететь:
— Подержи меня, пожалуйста, за руку, чтобы я не улетела…
— Ну, Лизка, вот это да! Коля, наливай и пойдёмте в дом, пока ещё кто-нибудь не прискакал.
Шампанское выпито, поэтому я достаю из холодильника Франчакорту. Мы сидим в салоне, пьём, пытаемся шутить, но общего настроя уже нет. Никола ждёт, когда я уйду, хотя, конечно, виду не подаёт. Но я понимаю. Юлька включает негромкую музыку и немного приглушает свет.
— Давайте танцевать! — предлагает она и тянет Николу с дивана.
Она переоделась и теперь на ней тонкий короткий сарафан — голые плечи, руки, длинные голые ноги. На ней нет белья и её всю отлично видно. Никола по-прежнему в одних пляжных шортах. Они уже подсохли, но ещё влажные. От него пахнет морем. Он худощавый, не очень высокий, крепкий, мускулистый, с сильными руками и бёдрами, каменными икрами. На правом плече вытатуирован трискелион, древний герб Сицилии, три бегущие ноги, а в центре голова Медузы. Лицо Николы свежее, юношеское, почти мальчишеское, с лёгким румянцем, полными губами. Юльку это наверняка заводит.
Они танцуют. Я поднимаюсь, ставлю бокал на столик.
