—Очень, —Данька прошептал еще тише, лаская мочку уха. Все это сопровождалось нескромными ласками тела. Теми самыми, что непременно приведут нас к жаркому сексу, отчего мне чуть позже станет немного стыдно. Особенно, когда я буду стоять перед группой студентов, среди которых будут мои палачи.
—Не моооогу, вы мне всю ночь не давали…—спать утонуло в моем рваном стоне из-за пробирающихся к запретному местечку горячих пальцев с шершавыми подушечками.
Как тут выспаться? Вот как, скажите мне? Конечно, я буду сонной на парах. Конечно, уставшей. Потому что затрахана! Вдоль и поперек!
—Мы давали. Очень много давали, ты что забыла? —Данька отозвался недовольным голосом, шикая на меня, пуская горячий воздух по оголенной коже груди.
—Ммм, может мы плохо давали? Давай повторим?
Демид мягко потянул одеяло на себя, срывая с меня окончательно шаткую защиту, и я буквально осталась голышом на смятых простынях.
—Ты может и плохо давал, а я охуенно, —Данька рассмеялся, явно толкнув брата, но тот тоже был не промах.
—Кормушку захлопни.
—Слыш, а по шарику получить не хочешь?
Это никогда не прекратится? Они вечно будут такими? Вот прямо буквально такими?
—Боже, — накрыв голову внезапно освободившейся подушкой, я резко перекатилась на бок, когда мой телефон стал разрываться на всю квартиру. Сдуреть. Меня точно прокляли, чтобы я в итоге никогда не смогла выспаться. Но когда-то же это случится, да?
—Ленок, это твой.
И правда мой, а то я с этими ходячими тестостеронами забыла даже звук собственного рингтона. Одуреть!
—И кто это? — резко встав, откинув с себя одеяло и заодно руки Даньки, я едва смогла разодрать склеивающиеся глаза. Демид повернул экран смартфона ко мне, и я немного нахмурилась, ведь отец особо никогда мне не звонил. Больше писал, а то времени никогда нет, да и разговоры он особо не жаловал. Это иногда уж очень замкнутый в себе человек, наверное, поэтому маме удалось забрать все бразды правления в нашей семье.
—Дай сюда, — я шустро поднялась навстречу парню, перехватила смарт и практически мгновенно ответила, встречая испуганный и надрывный голос отца на том конце провода.
—Дочь, маме плохо, скорая только уехала. Она отказывалась госпитализироваться, может ты…может ты поговоришь с ней?
У меня на мгновение пропал дар речи, и тяжело вздохнув, я прикрыла рот рукой, вперяясь в пространство перед собой. Конечно, я любила свою мать, даже несмотря на то, каким сложным и порой невыносимым человеком она была. И сейчас я жутко волновалась.
—Как она? Почему отказалась?
Послышался тяжелый вздох, и папа, наверное, вышел на балкон. Звуки улицы хлынули в трубку вместе с его тихим шепотом.
—Мне она в слезах сказала, что лучше уже умрет. Говорить с ней сложно, ты же знаешь, но попытаться можно. Тебя точно послушает, только не ругайтесь, я прошу вас…Может мне тоже скоро придется вызывать скорую от подобных качелей.
Одеяло скопом упало на пол, а сверху я по нему еще и прошлась голышом в сторону скинутой горой одежды. Не прекращая перебирать шмотки, я хмурилась и вся сконцентрировалась на ситуации. Да, отец все терпел долго и копил в себе, и как подобная ситуация может не вылиться во что-то нехорошее?
—Пап, давай без негатива, прошу. Да и боюсь, она меня слушать не будет. Что врачи сказали?
—Мне ничего, только заключение на столе. Гипертонический криз, лучше понаблюдаться в клинике и прокапаться. Ну ты помнишь…Она же совсем не пьет свои таблетки, все плюет на себя.
Да уж, я помнила, однажды у мамы такое было, и ее лицо было белым как стена, а затем и и у меня с папой, потому что…ситуация была из ряда вон выходящей. Мы с подобным не сталкивались, и тогда мать тоже уперлась рогом, что ни в какую больницу ложится не будет. Путем долгих переговоров сопротивление удалось сломить, но моя нервная система восстанавливалась еще долго.
В нашей семье только мама на дух не переносит больницы, даже папа в таких вопросах проявлял гибкость. И уж если припекло, то покорно шел на «гильотину».
—Скоро буду, — не своим голосом произнесла я, ощущая липкий пот по всему телу. Телефон упал на пол, но я больше не обращала на него внимания, зато шустро натягивала штаны, свитер…С мамой же спорить бесполезно, а если в этот раз серьезнее? Она же будет манипулировать, но пока своего не добьется, к лечению не придвинется!
Кажется, я очень понимала, чем она начнет манипулировать в вопросе собственной дочери. Черт! Почему так сложно?!
—Что случилось? —голос Демида прервал громкие мысли в моей голове. Знакомые широкий ладони накрыли плечи, и я замерла, глубоко вдыхая вяжущий воздух. Мне предстоял сложный разговор с матерью, к такому подготовиться — невозможно, не с ней.
—Маме плохо, она не хочет в больницу ложиться. Папа попросил приехать и поспособствовать.
—Мы отвезем, — резко выдал Данька, вставая с кровати и на ходу натягивая батник.
—Да не надо, я сама.
—Лена. Мы отвезем. Подождем. Поможем, — перебил меня он, хмурясь и грозя пальцем, будто бы я маленький ребенок, отказывающийся принимать лечебные пилюли.
—Это вопросу и обсуждению не подлежит! — грозно резюмировал Демид, и волос на теле встал дыбом от свирепствующих ноток в голосе.
Как с ними можно было бы спорить? Никак! Тут и остановить невозможно, и сломить, а уж переубедить и подавно. Нечего пытаться.
—Ладно…хорошо.
—Успокойся, все с твоей мамой будет хорошо, — продолжил старший, пока младший натягивал на себя штаны, умещая выдающуюся выпуклость в предмет гардероба.
—Надо будет — вынесем ее на руках в больницу, раз она на своих двоих не хочет, — хохотнул Данька, но мне не было смешно.
Вообще.
Домой приехали так быстро, что могло бы сложиться впечатление, будто мы летели по воздуху. Я попросила парней остаться внизу, потому что при виде братьев, у матери могло резко скакнуть ее едва сбившееся давление. Мне это сейчас не нужно было.
Они коротко кивнули синхронно, и остались внизу, пока я пулей помчалась к родителям. Запыхавшись, обхватила ручку и шагнула в родные пенаты, а там запах успокоительных капель моментально захватил меня в плен…
Ясно. Мать лежала на диване с приставленной тряпкой к голове, а отец стоял над ней и хмурился. Картина маслом.
Быстро скинув обувь и верхнюю одежду, я прошла в гостиную и кивнула отцу.
—Мам. Ну как же так? — осторожно зашла издалека, пока ни на что даже не намекая. Она же, услышав меня, попыталась резко встать, но тут же вернулась в исходную точку. Папа заставил, настойчиво обхватив ее за плечи.
—Доча пришла. Вот так матери не станет, тоже придешь, да поздно будет.
—Мам… ну что ты за глупости говоришь?
Я ощутила тупую боль в груди, отчетливо понимая, что все ее попытки запугать в итоге вылились вот во что. И кому это все нужно? Зачем эти нервы и ссоры?
—Давай прокапаешься, мам. Ну в самом деле, всего неделя, — почти умоляла я, прикидывая в голове сроки ее затворничества в медицинской тюрьме. Именно так моя мама с легкостью обозначила место, где людей обычно должны спасать.
—Зачем? Чтобы меня родная дочь поносила? — она всхлипнула и приложила руку к лицу, скрывая от меня глаза.
Начинался концерт, вот только не хотелось бы доводить ситуацию до абсурда и снова вызывать скорую. Я медленно подошла к столику, где были разложены баночки и коробки с таблетками, и мой взгляд зацепился за медицинский бланк скорой помощи.
Зацепился и не хотел отцепляется, точно как банный лист к заднице прилипает в парилке.
Вся паника спустилась в унитаз моих сожалений и проснувшихся к матери чувств. Пальцы начали водить по заключению и остановились на фамилии врача. Капецкий. Да уж, я запомнила его, еще посмеялась, что может ну его, давайте мы других вызовем. Посмеялась я пять лет назад, да. И дата, практически нечитаемая, но все еще существующая, подтвердила мои опасения.
Ну нет, мам. Ты серьезно? Вот ты серьезно? В самом деле? До такого дойти — надо быть просто нечеловеком, или тем мальчиком, который настойчиво кричал «Волки! Волки».
