прозрачные маечки и кофе в постель с тихими и игривым: “Доброе утро. Уля опять заснула с малышом".
Затем рука, которая стискивает причинное место через одеяло, поцелуй, который горчит кофе. Я ее мягко отталкиваю, а затем я уже в гараже, и Жанна трется об меня кошкой и желает хорошего дня. Видение за видением, в которых гостья меня провоцирует, но ни в одном из них нет интимной близости. Они сменяют друг друга, и каждый раз Жанна остается ни с чем.
В некоторых моментах я осаживаю, в других игнорирую, в третьих почти на грани, но не перешагиваю ее.
"Все равно будешь моим. Я же знаю, ты этого хочешь."
А затем всплывает кухня, бледная Уля и слова ее сестры, что мы с ней веселимся уже две недели и что-то там про дикий темперамент. И очень на меня похоже, что я не стал посыпать голову пеплом, оправдываться, что ничего, по сути, не было, потому что смысл был не в этом.
Я должен был вскрыть гнойник истерикой Ульяны, запустить цепочку событий, которые бы привели к моему осознанию, что так дальше жить нельзя. Что поделать, я знатный тугодум, который после плена под землей принимал десятки неверных решений.
Убираю руку с лица и поднимаю взгляд, по которому Жанна понимает, что юлить сейчас нет смысла.
— А разве имеет значение было или нет? — она стервозно вскидывает бровь. — Ты не избавился от меня, не прогнал.
— Это не имеет значения в плане моих измен, эгоизма и вседозволенности, —пожимаю плечами, — но имеет значение в ином ракурсе всей ситуации. Я тебя использовал, Жанна, чтобы в итоге разойтись с Леной. В открытую подставить ее я не мог. Я бы не затащил ее в свой дом, чтобы раскрыться перед женой.
— 0? — Жанна кривится.
— Словами-то я не мог сказать, что я урод. Я лучше покажу, и ты мне очень в этом помогла тем, что еще и про Лену вынюхала. Наверное, я этого от тебя и ожидал и не прогадал, — скалюсь в улыбке и с издевкой тяну, — ты большая умница.
— ты нормальный?
— Я трусливый, как и многие мужчины, Жанна, — невесело усмехаюсь я. — Особенно когда пробиваются эмоции, которые, как ты думал, залил бетоном и закопал.
— 0, боже, — надменно фыркает и подхватывает бокал, — давай еще скажи, что преисполнился любовью к забитой лохушке. Тебя точно по голове хорошенько ударили.
— А вот ты не лохушка? — приподнимаю бровь бровь.
— Нет — окидывает меня взглядом, — я — королева. И ты можешь быть со мной, Макар. Улиточка не твоего уровня.
Меня передергивает от ее стервозного и приторного голоска. Поддаюсь в ее сторону и по слогам говорю:
— У-лья-на.
— Да пошел ты, — встает театрально разбивает бокал о пол, встряхивает волосами и шагает прочь, громко цокая каблуками.
По белому мрамору под острыми тонкими осколками растекается красное вино.
Вспышка фантомной сильной боли в боку, широко-распахнутые глаза Ульяны и дикое желание ее поцеловать.
— Ненавижу тебя! — из видения меня вырывает истеричный визг Жанны. — Козел!
Пожилая пара за соседним столиком в любопытстве косят на меня взгляд, присосавшись тонкими морщинистыми губами к бокалам, и я хмыкаю:
— Есть за что.
Глава 42. Мне все равно
Я, наверное, должна была остановить Макара, а я стояла у окна и наблюдала, как его машина едет к воротам, а затем выезжает за территорию дома.
Теперь воображение рисует жуткие картинки разбитой машины и мертвого Макара, который не справился с управлением на пике эмоций. Он был разъярен.
Нет. Это ярость не может описать черную тень в его глазах после моих жестоких слов, что лучше бы он умер. Это было отчаяние, страх и одиночество, которое вынырнуло из темных глубин его души.
— Иди спать, — слышу сонный голос Дины. — Вернется твой соколик.
Я сижу на крыльце с пустой чашкой из-под чая и смотрю перед собой.
— А потом меня спрашивают, а чего это я обратно замуж не хочу, — вздыхает Дина и накидывает мне на плечи плед. — Сколько раз я сама так сидела?
— Я сказала ему ужасные вещи... — шепчу я.
— Какие? — забирает кружку из моих рук.
— Что лучше бы он умер, — закрываю глаза и кутаюсь в плед.
Во мне сидит что-то темное и злое. И если с ножом на кухне я могу оправдать себя тем, что потеряла контроль над собой и выпала из реальности, то этой ночью я была в себе.
Я хотел сделать ему больно. Я хотела сказать эти слова. Сказала, получила ожидаемую реакцию, но удовлетворения и облегчения не испытала. Сейчас мне кажется, что мое сердце полно вязкой и вонючей гнили.
— Многие говорят глупости, когда в ссорах.
— Не было ссоры, — отрешенно качаю головой
— Ваша ссора долгоиграющая.
Дина уходит и возвращается через минут пятнадцать с кружкой горячего какао.
Сует ее мне в руки.
— Хорошо, — садится рядом и шепчет, — у многих женщин проскальзывают такие мысли о мужьях.
— Неправда.
— Правда, но не все об этом вслух говорят. Мы живые люди, Уля, и не над всеми реакциями и мыслями имеем власть.
— Я думаю, что мне пора в психушку, — блекло и равнодушно отвечаю я. —Полежать в уютной палате с мягкими стенами в одиночестве и тишине.
— А как же Тёма?
— У него будешь ты, — делаю глоток горячего какао, под молочной сладостью которого раскрывается терпкая горчинка шоколада. — И куда он поехал?
— Может к Валерию и Вике? Вы же друзья, — Дина пожимает плечами. — Обычно у друзей пережидают бурю.
— Это будет глупо им звонить?
Не только глупо, но еще и жалко. Хотя вряд ли Вика осудит меня и сдаст Макару, что звонила его взволнованная жена.
Отставляю кружку, торопливо выхватываю телефон из кармана и набираю Вику.
Гудки, которым вторит стук сердца, и по ногам ползет холодный ветерок.
— Уля? Что-то случилось? — раздается сонный голос Вики.
— Сколько времени? — слышу хриплый и недовольный голос Валерия. — Господи, почти четыре часа.
— Не бурчи, — фыркает Вика. — Уля? Что ты молчишь? Ты там Макара на лоскуты порезала?
— Нет, — едва слышно отвечаю я. — Он куда-то уехал.
— Куда? — спрашивает Вика и, кажется, она еще не проснулась.
— не знаю.
— Что случилось? — раздается в трубке сердитый голос Валерия.
— Макар уехал... И я боюсь, что…
— До утра не вернется, то устроим заезд по моргам и больницам, а теперь спокойной ночи.
— Валер! — повышает голос Вика, и раздаются гудки.
Откладываю телефон и возвращаюсь к какао. Немного обидно, что Валерий сбросил звонок, но чего я хотела? Я сама себя с ними в прошлый раз отвратительно вела, а после звонки Вики даже игнорировала. Не успеваю зацепиться за чувство вины перед Викой, потому что в мозгу опять вспыхивает вопрос:
Куда он уехал?
Вряд ли к Лене. В нынешнем Макаре я не увидела любви и привязанности к
бывшей. Лишь недоумение, почему он опять сошелся с ней.
К Жанне? Сердце покрывается ржавчиной нехорошего предчувствия, и я поджимаю гтубы. Если к моей сестре, то она воспользуется случаем и, конечно же, не упустит возможности опять полить меня помоями.
— Может, он к дяде Юре поехал? — тихо предполагает Дина.
— Ему я звонить точно не буду, — ежусь и передергиваю плечами. — Ему очень не нравится, что у нас дружба с Вико не заладилась.
— А самому Макару позвонить не хочешь, чтобы успокоиться? Спросить, где он?
Я недоуменно смотрю на Дину. Какое глупое предложение. Не стану я ему звонить и показывать свою слабость. Да и скажет ли он правду, где он? лучше уж дядю Юру разбудить внезапным звонком.
Шуршание шин, свет фар, и ворота медленно разъезжаются в стороны.
— Я же сказала, что вернется, — Дина встает, поправляет подол халата.
Она заходит в дом, и мне бы последовать за ней, но я сижу на крыльце и пью какао, отстраненно наблюдая, как машина заезжает на площадку перед гаражом. Вернулся.
Макар выныривает из машины, захлопывает дверцу и шагает ко мне. Он изменился. Или я его иначе теперь вижу.
