что у меня галлюцинации. В один момент не было ничего, кроме Левина и восхитительного ощущения его внутри меня, его взгляда, прикованного к моему, когда он прижимал меня к кровати, удовольствия, накатывающего на меня волна за волной, когда я сильно кончала, а потом я повернула голову, выгибаясь в нем, и увидела, что мы не одни.
Никто из нас не слышал, как открылась дверь. Никто из нас не услышал, как они вошли, мы были слишком увлечены друг другом. Когда я вижу четверых мужчин, одетых во все черное, с балаклавами на лицах и пистолетами в руках, они уже на полпути к кровати.
Я слишком шокирована, чтобы говорить. Все, что я могу сделать, это закричать.
Левин отшатывается назад, выскальзывает из меня, поворачиваясь в ту сторону, и в следующее мгновение видит мужчин. Я вижу, как его рука тянется к тумбочке и хватает пистолет, как он кричит: "Елена, пригнись", поднимает пистолет, и мужчины целятся в него.
Я бросаюсь на пол, юбка все еще задрана на бедрах, заползаю под кровать, когда над ней раздаются выстрелы. Я вздрагиваю от каждого из них, ожидая момента, когда пуля пронзит и попадет в меня, или рука схватит меня и потащит, пока я ползу на животе к другому краю кровати. Я слышу звук падения тела на пол с тяжелым стуком, и все, о чем я могу думать, это то, что я надеюсь, что это не Левин.
Бросив взгляд в сторону, я вижу черные брюки на неподвижном теле и выдыхаю. Это не Левин. Но я слышу шум над собой, звук удара, треск, стон, когда кулак приземляется, и еще один выстрел. Я снова смотрю на тело и вижу, что его пистолет все еще находится в вытянутой, слабой руке.
Сердце колотится в груди. Неужели это никогда не закончится? Я думала, что здесь мы в безопасности, что я смогу провести ночь с Левиным, что все будет хорошо, пока мы не получим паспорта. Но снова и снова я ошибалась.
Заманчиво оставаться под кроватью, прятаться, пока все не закончится. Но если я что-то и знаю о себе, так это то, что я ненавижу чувствовать себя беспомощной. Я не хочу быть девушкой, попавшей в беду. Я хочу быть причастной к своему спасению.
Я протягиваю руку, прежде чем успеваю отговорить себя, хватаюсь за пистолет и выхватываю его из руки мужчины. Я слышу еще один выстрел, еще один удар и стон Левина. Я перебираюсь по ковру на другую сторону кровати, выползаю из-под нее и задираю голову за край.
Двое мужчин стоят по обе стороны от Левина, один из них сцепился с ним, а другой пытается сделать четкий выстрел, не задев своего союзника. Я могу убить одного из них, понимаю я, и сердце болезненно колотится, когда я поднимаю пистолет трясущимися руками. Я могу сделать так, что у Левина останется только один противник.
Не думаю, что смогу убить человека. Но я могу помочь.
Я стреляю ему в ногу. Целюсь в колено, но попадаю низко, в заднюю часть икры. Я стреляю еще раз, когда он вскрикивает и падает, пуля попадает в основание позвоночника, и он падает вперед, а я в немом ужасе наблюдаю, как другой мужчина, с которым борется Левин, отвлекается достаточно долго, чтобы Левин успел схватить его.
Я уверена, что треск, который я слышу, когда Левин ломает ему шею, еще долго будет преследовать меня во сне. И я никогда не смогу забыть выражение лица Левина, когда он наводит пистолет и стреляет в лоб человеку, которого я поставила на колени.
Все мое тело дрожит. Я все еще сжимаю пистолет, а Левин идет ко мне, поправляя джинсы, приседает и обхватывает меня за талию, чтобы поднять на ноги.
— Отдай мне пистолет, — говорит он, и я качаю головой.
— Есть кто-то еще? — Мой голос дрожит так же сильно, как и руки.
— Я не знаю. — Он тянется вниз, помогая мне поправить юбку, чтобы она упала с того места, где была скомкана на талии. — Мы должны идти. Кто-то нашел нас. Елена, дай мне пистолет.
— Нет. — Я тяжело сглатываю. — Я не хочу быть беспомощной.
Левин ругается себе под нос, глядя на меня, отпускает мою талию и идет к телам, срывая балаклавы и задирая рукава и подол рубашек. Он снова ругается, когда видит татуировки, покрывающие их кожу, — чернила, которые ничего не значат для меня, но явно что-то значат для него.
— Я знаю эту банду. — Он жестом приглашает меня подойти ближе. — Должно быть, Диего нанял их, чтобы они пришли за нами. Нам нужно убираться отсюда, скорее всего, их будет больше.
Я беззвучно киваю, глядя на трупы, обхожу их и следую за Левином к двери. Я смутно ощущаю боль в лодыжке, но это похоже на отдаленную пульсацию, на которой я не могу сосредоточиться из-за стука сердца и прилива крови к ушам.
— Оставайся рядом со мной, — говорит Левин. — И если ты не собираешься отдавать мне пистолет, то, черт возьми, будь с ним поосторожнее.
Я игнорирую последнее замечание и киваю, когда он открывает дверь.
— Держись рядом, — повторяет он. — И держись позади меня.
Мы находимся всего в десяти футах от дома, когда мимо нас раздается еще один выстрел.
— Черт! — прорычал Левин, хватая меня за руку. — Елена, беги!
Я не знаю, куда мы бежим. Все, что я знаю, это следовать за ним, пока мы бежим через стоянку к небольшому флигелю. Левин тащит меня за собой и, забежав за угол, делает несколько выстрелов. Я слышу отдаленные крики боли, когда он отпрыгивает назад, вставляя в пистолет еще одну обойму, а затем снова наклоняется и стреляет.
— Вперед! — Кричит он мне мгновение спустя, указывая направо. — На этот раз я буду позади тебя!
Я не спрашиваю его. Какой-то глубинный инстинкт предупреждает меня, что это может означать смерть вместо того, чтобы выбраться из этого живой. Поэтому я бегу, шлепая босыми ногами по шершавому асфальту, сжимая в одной руке пистолет, готовая выстрелить во все, что угодно и в кого угодно, кто выйдет на меня. Это не самый лучший план, но это все, что у меня есть.
Я слышу за спиной шаги и надеюсь, что это шаги Левина, я бросаюсь за стену, задыхаясь, сердце колотится в груди так сильно, что становится больно. Я крепко сжимаю пистолет, напоминая себе, что нужно дышать и не стрелять, пока не увижу, кто это, и я благодарна за эту осторожность, когда
