«И теперь я, возможно, никогда больше его не увижу». Эта мысль приходит мне в голову и останавливает меня на полпути.
— Мисс Стоун, — говорит один из телохранителей, беря меня за руку. — Вы в порядке?
— Да, — киваю я. — Я просто устала от шоу.
— Эддисон Стоун, ты с кем-нибудь встречаешься? — кто-то кричит, скорее всего, репортёр, и я поворачиваюсь в направлении голоса. Толпа приветствует меня в ответ, а затем я мельком вижу его.
Хендрикс, стоящий там, посреди толпы, одаривает меня той же дерзкой ухмылкой, что и всегда.
Когда я моргаю, это не он. Это просто кто-то отдалённо напоминающий Хендрикса.
— Мисс Стоун, вы в порядке? — спрашивает телохранитель. — Нам действительно пора сажать вас в машину.
— Да. Да, я в порядке, — тупо отвечаю я. — Конечно. В машину.
— Вы хотели остановиться, чтобы что-то кому-то подписать? — спрашивает он.
— Нет, — я качаю головой. — Здесь нет ничего, что я хотела бы увидеть.
***
Наши дни
Я просыпаюсь от солнечного света, струящегося сквозь окна спальни, и закрываю глаза, натягивая одеяло на грудь и глубже зарываясь носом в его тепло. Затем я понимаю, что причина, по которой мне тепло, не в одеялах. Это Хендрикс, его руки обвиты вокруг моей талии, а лицо уткнулось мне в затылок.
Страх сжимает мою грудь, пока я лежу рядом с ним, не двигаясь. Чёрт.
Я переспала с Хендриксом.
Моим телохранителем.
Моим сводным братом.
Под крышей моих родителей.
Пункт о морали в моём контракте.
Мысли проносятся в моей голове, как дробовик, одна за другой, и с каждой новой мыслью во мне нарастает чувство паники. Моё сердце бешено колотится в груди, так громко, что я слышу его в ушах.
Чёрт. Что я наделала?
То, что я только что сделала с Хендриксом, тоже всплывает у меня в голове. Только это образы, как будто смотришь кинокадр.
Хендрикс уткнулся лицом мне между ног.
Член Хендрикса у меня во рту.
Хендрикс толкается во мне, когда поднимает мои руки над головой.
Жар пробегает по моему телу при мысли о том, что произошло между нами, и это вызывает у меня приступ клаустрофобии. Хендрикс что-то бормочет во сне, и когда крепче прижимает меня к себе, я вырываюсь из его объятий и практически бегу в ванную. Брызгая водой на лицо, я впадаю в панику. Я должна выпроводить отсюда Хендрикса, пока нас не застукали родители.
Я стою у раковины, глубоко вдыхаю и выдыхаю, и считаю до семи. Счастливое число семь, напоминаю я себе. Я считаю до семисот семидесяти семи, прежде чем достаточно успокаиваюсь, чтобы вернуться.
Хендрикс проснулся и сидит на краю кровати, уже в джинсах.
— Ты выскочила из постели, как летучая мышь из ада, — тихо говорит он, глядя на меня обвиняюще, и мне кажется, что вижу разочарование в его глазах.
— Мне нужно было пописать, — вру я. Я не знаю, что сказать. Я не продумала сценарий на следующее утро. Не должно быть неловкой ситуации на следующее утро, не с Хендриксом. Он не должен быть похож на какую-то случайную связь, на то, чтобы на следующий день опозориться и забыть о том, что когда-либо происходило, но именно так он смотрит на меня прямо сейчас. Мне кажется, он взирает на меня с сожалением в глазах, и я сжимаю челюсти, пытаясь подавить своё разочарование. — Тебе следует убраться отсюда, пока наши родители или кто-то ещё тебя не застукал.
Хендрикс встаёт, и я проглатываю комок в горле, когда он пересекает комнату и обнимает меня за талию.
— Или мы могли бы просто сказать «к чёрту всё» и сделать это снова.
Я хочу сказать «да». Я хочу отбросить всё в сторону — все свои тревоги и озабоченности по поводу того, что может случиться. Я хочу закрыть дверь и отгородиться от внешнего мира.
Но я этого не говорю. Я ничего не говорю, и Хендрикс тяжело выдыхает и пожимает плечами.
— Да, я так и думал. Послушай, не из-за чего переживать. Я улизну отсюда, и никто меня не поймает. В этом нет ничего страшного. Как будто этого никогда не было.
— Хендрикс, я… — начинаю я, но он уже у двери, приоткрывает её, и я затаиваю дыхание, наблюдая, как он высовывает голову за дверь, а затем исчезает. Я закрываю за ним дверь и опускаюсь обратно на кровать, когда в мой разум начинают закрадываться сомнения.
Как будто этого никогда не было.
***
— Я знаю, ты сказала по телефону, что тебе нездоровится, — говорит Грейс, держа в руках пакет с продуктами. — Итак, я принесла куриный суп и фильм и… Эй, ты не выглядишь больной. Боже мой, ты что, отшила меня?
Чёрт. Попалась.
Я бросаю взгляд вдоль коридора в направлении комнаты Хендрикса и его закрытой двери. Как только мы вернулись из дома наших родителей, после неловко долгой и молчаливой поездки сюда, я притворилась, что у меня болит голова, и заперлась в своей комнате, вяло просматривая Интернет и читая статьи в таблоидах о моих друзьях. Отстойно, я знаю.
Я должна поговорить с Хендриксом о том, что произошло. Но что мне сказать? Кажется, он не против вести себя так, будто ничего не случилось.
— Я не отшивала тебя, — вру я. — Вчера вечером мы ездили к маме.
— О, боже, — стонет Грейс. — Я стараюсь держаться подальше от этого места, насколько это возможно. Не говори больше ни слова. Я всё понимаю.
— Я просто устала, — говорю я, забирая у неё сумку, когда она заходит внутрь. — Где Брейди?
— Маме нужен спокойный вечер, — отвечает она. — В музее науки сегодня допоздна открыта выставка, и Роджер ведёт его на неё посмотреть. И я подумала, что для разнообразия могла бы зайти и поговорить с человеком, который не является малышом в реальной жизни.
— Ну, я не могу обещать, что разговор со мной будет сильно отличаться от разговора с Брейди.
— Ты бросишься на пол и будешь бессвязно кричать из-за того, что я порезала твои куриные наггетсы на кусочки размером с укус вместо того, чтобы позволить тебе попытаться проглотить их целиком? — спрашивает она.
Я смеюсь.
— На самом деле, я могу обещать, что этого не произойдёт. Но только потому, что ты принесла суп, а не куриные наггетсы, — я достаю контейнеры из пакета. — О, куриная тортилья из моего любимого мексиканского ресторана.
— Я самая лучшая сестра в мире, — перебивает Грейс, усаживаясь на барный стул напротив кухонной стойки.
— Да, — соглашаюсь я. Я открываю один из шкафчиков и достаю две миски, наливая суп из контейнеров в тарелки.
— Где Хендрикс? — спрашивает она, и моя рука соскальзывает. Куриный суп переливается через край одной из мисок.
— Чёрт, — говорю я, хватаясь за бумажное полотенце, чтобы вытереть это. — Я не знаю. Он, наверное, в своей комнате. Я его не видела. Имею в виду, я видела его вчера вечером. У мамы. Только за ужином. Но больше ничего.
Я чувствую, как моё лицо заливает жар, когда я говорю, мои слова звучат одновременно глупо и с чувством вины.
— Ты говоришь обо мне?
Хендрикс входит на кухню, выглядя так же сексуально, как и тогда, когда я проснулась с ним в постели этим утром. За исключением того, что сейчас на нём джинсы и белая футболка, которые должны быть совершенно непритязательными. На самом деле, в них он выглядит сексуальнее, чем чёртова модель.
— Привет, милый! — Грейс подбегает к Хендриксу и обнимает его. Он обнимает её, смотрит на меня, и от этого мои щёки вспыхивают. Я притворяюсь, что занята чипсами, авокадо и сыром, открываю маленькие контейнеры, чтобы посыпать их содержимым суп из тортильи. — Я принесла суп. Я думала, Эддисон заболела, но оказалось, что она просто лгала.
— Да ну? — спрашивает Хендрикс.
— Она рассказала мне о том, что вы, ребята, ездили к маме вчера вечером.
— Она рассказала, да? — спрашивает Хендрикс, и я бормочу, давясь, хотя ничего не ем. Мне кажется, я вижу улыбку Хендрикса, и по какой-то причине тот факт, что он может так бесцеремонно относиться к случившемуся, расстраивает меня ещё больше.
— Да, у меня бы тоже разболелась голова, если бы мне пришлось общаться с нашей матерью больше, чем несколько минут, — говорит Грейс. — Вот почему я должна ограничить своё время с ней. Не хочешь поужинать и посмотреть с нами кино? Это фильм для девочек, но мы могли бы посмотреть триллер или что-то в этом роде.
