— Пишите, — бородатый пожал плечами, — думаете, там смогут вам помочь? Уволить меня, например? У нас из консультации за последние полгода ушло четыре врача. Осталось еще четыре. А микрорайон, сами знаете, о-го-го какой большой. Каждый специалист на вес золота, нас беречь надо, охранять как вымирающий вид! — Он игриво подмигнул сестре, и та с готовностью захихикала, поправляя шапочку на обесцвеченных волосах.
Карине стало понятно, что устрашить этого любителя чая с сухарями не удастся, — он чувствовал себя вольготно в этой уютной комнатке, с цветами на шкафу и подоконниках, в обществе медсестричек.
— Ладно, — она безнадежно махнула рукой, — насчет вымирающего вида все ясно. А вот как быть с совестью? Если бы ваша жена или дочь, ожидающие ребенка, просидели бы в духоте три-четыре часа, вы бы так же острили?
— А вот этого не надо. — Главврач нахмурился и отложил недоеденный сухарь. — Не стоит на личности переходить. — Он вынул из лежащей на столе пачки салфеток одну, аккуратно промокнул ею мокрые, красные губы и встал во весь свой внушительный рост. — Ну что вы стоите над душой как цербер? Иду я, иду. Покиньте служебное помещение.
Он с досадой отодвинул стул и направился к раковине.
Карина вернулась в холл, где воздух уже стал настолько спертым, что можно было топор вешать. Некоторые из пациенток дремали, другие обмахивались импровизированными веерами, сооруженными из газет и носовых платков.
— Сейчас придет, — обнадежила их Карина. Очередь оживилась, послышался приглушенный говорок, кто-то громко чихнул.
Из коридора появился врач, отпер дверь кабинета, и тут же осветилась надпись наверху. Теперь дело двигалось гораздо быстрее прежнего. Через сорок минут в вестибюле стало свободней, и Карина смогла сесть.
Вскоре на прием зашла Нелли, а затем настал черед Лели. Игнорируя ее протесты, Карина решительно переступила порог кабинета.
— Снова вы? — Врач оторвался от записей, глянул на нее устало и неприязненно. — Что на этот раз? Я и так больных как семечки щелкаю, быстрее не могу.
— И не надо. Я вместе с ней. — Карина подтолкнула Лелю вперед.
— Что значит — вместе? — возмущенно проговорил мужчина. — Она что, несовершеннолетняя? Вы ей кто, мать, сестра?
— Я просто хочу узнать подробней о ее состоянии.
— Нормальное у нее состояние, — начал заводиться бородач. — Фамилия!
— Ляшко.
— Вот ее карта, — он ткнул в лежащие перед ним бумажки. — Тут написано, что все в норме, патологий нет. Покиньте кабинет, я не буду при вас вести прием.
— Но…
— Не буду! — рявкнул врач, утратив начисто благодушие, которое проявлял во время чаепития с персоналом.
— Кариша, ты иди. — зашептала Леля. — Иди, не волнуйся. Я сама у него все спрошу, не маленькая.
— Хорошо, — сдалась Карина. — Только вы осмотрите ее как следует, она плохо себя чувствует, задыхается.
— Не учите меня моей профессии, — обиженно осадил врач.
Карина закрыла дверь и уселась обратно на лавочку. Народу в холле оставалось совсем немного. От нечего делать Карина принялась изучать настенные плакаты, повествующие о вреде абортов.
Не прошло и пяти минут, как дверь кабинета распахнулась — и оттуда появилась Леля с бумажкой в руках.
— На ультразвук направили, — пояснила она Карине.
Вдвоем они поднялись на второй этаж, где располагался ультразвуковой кабинет. Молодая утомленная докторша ничего не сказала, увидев вошедшую вслед за Лелей Карину, кивком указала той на стул в углу и коротко обратилась к Леле:
— Раздевайтесь.
Леля стянула брюки и длинный свитер и улеглась на кушетку. Врачиха включила монитор, выдавила из тюбика вазелин на выпуклый Лелин живот и стала медленно водить по нему датчиком, одновременно делая пометки на листе бумаги.
— Не видно кто? — поинтересовалась Леля, с любопытством косясь на экран.
— Кажется, мальчик, — равнодушно проговорила докторша и изменила положение датчика, — а может, и девочка.
На секунду лицо ее напряглось, она внимательней пригляделась к пятнистому изображению на мониторе, затем снова стала писать.
— Все, — врачиха шелк пула клавишей, экран погас. — Можете одеваться. Отнесете это врачу. — Она протянула Карине листок.
Та глянула в нею, но не смогла разобрать ни одного слова — сплошные каракули, перемежающиеся цифрами.
Они вышли в коридор.
— Пусть он прочтет тебе, что она здесь накатала, — строго сказала Карина Леле.
— Хорошо, — согласилась та.
На этот раз она провела в кабинете довольно много времени. Карина уже хотела наплевать на очередь и зайти, но тут наконец Леля показалась в дверях.
— Ну что, как? — набросилась на нее Карина.
— Погоди. — Леля выглядела несколько растерянной и какой-то заторможенной. — Не тормоши. Тут он мне столько назначений выписал. как бы не потерять. — Она потрясла кипой рецептурных бланков.
— А что, что-нибудь не так? — испугалась Карина.
— Да нет. — Леля пожала плечами и принялась аккуратно и сосредоточенно укладывать рецепты в сумочку, так, будто это было главным делом в ее жизни.
— Точно нет? — Карина попыталась заглянуть ей в лицо. — Ты ничего от меня не скрываешь?
Леля молча закончила свое занятие. Затем подняла па Карину глаза и улыбнулась:
— Да точно, точно. Зачем мне врать? Просто надо пить витамины, железо, аскорутин, еще какую то дрянь, всего не упомнишь.
— Но с ребенком все в порядке?
— Ага. Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего? — Леля по-детски мечтательно наморщила курносый носик. — Мороженого. Крем-брюле или «Ленинградское». Жизнь отдам за кусочек.
— Какая же ты дуреха, — покачала головой Карина, чувствуя, как отступает от сердца тревога, терзавшая ее последние дни. Слава тебе, Господи, с Лелей ничего страшного не происходит. Олег был прав, а она, Карина, просто истеричка, которую муки совести довели до психоза. — Пойдем, — Карина взяла Лелю под руку, — купим тебе мороженое. Только, чур, будешь есть дома и по маленьким кусочкам. А не то еще ангину подхватишь.
30
Сознание того, что Леля здорова и с ней все в порядке, придало Карине спокойствия и уверенности. Она немного расслабилась, перестала днем и ночью терзаться виной, полностью отдалась своим чувствам, наслаждаясь отношениями с Олегом.
Изменившись внутренне, избавившись от комплексов, преследовавших ее с юности, Карина и внешне преобразилась до неузнаваемости. С лица исчезло выражение грусти и уныния, глаза заблестели, плечи сами собой развернулись, походка стала легкой и пружинистой.
Па улице на нее стали оборачиваться незнакомые мужчины, как это бывало давным-давно, во времена студенчества. Карина ловила на себе их восхищенные взгляды и не могла сдержать счастливой улыбки.
Тягостные воспоминания о годах, когда она была так одинока, так подавлена и унижена, когда рядом находились случайные, чужие люди, почти полностью изгладились из ее памяти.
Иногда, после особенно удачных концертов, возвращаясь в артистическую с лицом, горящим от возбуждения и усталости, Карина пыталась представить себе, как всего два месяца назад сидела в крохотном классе музыкалки, терпеливо и обреченно дожидаясь окончания урока с Эвелиной Малютиной, и не могла.
Ей казалось, что это было с кем-то другим, не с ней. Школьные старушки-педагоги, директор, завуч, приветливая и болтливая вахтерша, больше всего на свете обожавшая посплетничать, — все они вспоминались как бы сквозь туман, будто Карина не общалась с ними уже десять лет.
Словно в другой жизни были концерты, педсоветы, экзамены, горячие споры при обсуждении учеников. И все-таки когда-то эта жизнь существовала и была её жизнью.
Об этом Карину заставила вспомнить неожиданная встреча с Марией Максимовной Бурцевой, произошедшая при весьма пикантных обстоятельствах.
Им с Олегом стало катастрофически не хватать ночей, вернее, того малого их промежутка, которым они располагали для своих встреч урывками. Длительные репетиции, во время которых они были рядом, но не могли даже прикоснуться друг к другу, распаляли обоих настолько, что по дороге домой, в машине, их покидало терпение и сдержанность.
