Не зная, что делать, Алан бросился обратно. Вбежав в кухню, он закричал, что наверху пожар, нужно хватать ведра с водой и бежать на второй этаж. Один официант метнулся к телефону, вызвал пожарных, затем выбежал в гостиную, чтобы предупредить оставшихся гостей.
Услышав о пожаре, Мари-Анж бросилась вверх по лестнице. В холле второго этажа Алан пытался залить огонь, но тот продолжал распространяться. К тому времени когда Мари-Анж достигла холла, ткань, которой были обиты стены, превратила лестницу со второго этажа на третий в огненный тоннель. Но Мари-Анж должна была пройти сквозь него: на третьем этаже в детской спали Робер и Элоиза. Она кинулась к лестнице, но чьи-то сильные руки удержали ее. Работавшие в кухне люди, которые сбежались тушить пожар, поняли то, о чем не подумала сама Мари-Анж: ей нечего и пытаться преодолеть огненный коридор, в своем широком шелковом платье она превратилась бы в живой факел раньше, чем успела взбежать на третий этаж.
– Пустите меня! – закричала Мари-Анж, пытаясь вырваться.
В это время мимо нее пробежал Бернар. Мари-Анж все еще пыталась освободиться, а он уже стоял на верхней площадке лестницы. С неожиданной силой оттолкнув мужчин, Мари-Анж со всех ног бросилась за мужем. Она видела впереди дверь детской. Коридор третьего этажа уже наполнился дымом. Бернар влетел в комнату Робера, взял его на руки и побежал в комнату, где стояла кроватка Элоизы. Мари-Анж оказалась во второй детской раньше мужа. От шума проснулась дочь, Мари-Анж взяла ее на руки. Пожар уже бушевал вовсю, сквозь рев пламени слышались крики людей на первом этаже. Оглянувшись, Мари-Анж увидела, что на лестнице загорелся пол. На третьем этаже, где они находились, окна были маленькие, и если они не смогут спуститься по горящей лестнице, то окажутся в ловушке. Она в отчаянии посмотрела на Бернара.
– Я приведу помощь, – отрывисто бросил он. – Ты с детьми оставайся здесь. Пожарные уже едут. Мари-Анж, если не останется ничего другого, вылезай на крышу и жди там!
Положив Робера в кроватку Элоизы, Бернар бросился к лестнице. Мари-Анж с ужасом смотрела ему вслед. Он остановился только один раз – на несколько секунд задержался у двери, ведущей на крышу. Мари-Анж видела, как он вынул из замочной скважины ключ и сунул его себе в карман. Она крикнула, чтобы он бросил ключ ей, но он только раз оглянулся на них с лестничной площадки и исчез. Мари-Анж не сомневалась, что муж побежал за помощью, но от этого ей было не легче: он оставил ее одну с детьми, среди огня и дыма.
Бернар сказал, что им нельзя спускаться по горящей лестнице, что безопаснее остаться и ждать помощи, но видя, что огонь подбирается все ближе, Мари-Анж поняла, что он ошибался. Снаружи донесся вой пожарной сирены, но это было слабым утешением. Малыши проснулись и заплакали, дышать в густом дыму становилось все труднее. Мари-Анж с минуты на минуту ожидала пожарных или Бернара с ведром воды, но никто не появлялся. Рев пламени заглушал голоса, доносившиеся с первого этажа, а затем послышался ужасный треск, и рухнувшая балка перекрыла доступ на лестницу. Муж все не возвращался. Мари-Анж, всхлипывая, взяла детей на руки и прижала к себе. Потом, ненадолго положив их обратно в кроватку, подбежала к двери, ведущей на крышу, и дернула за ручку. Бесполезно: Бернар запер дверь и ключ унес с собой. Внезапно Мари-Анж вспомнила лицо женщины, обезображенное шрамами, и ее слова. «Луиза говорила правду», – поняла она. Когда-то Бернар запер Луизу с сыном в детской, а сегодня оноставил Мари-Анж с детьми в горящем доме, перекрыв доступ на крышу и лишив ее возможности спастись самой и спасти детей.
– Все хорошо, мои дорогие, все в порядке, – шептала Мари-Анж, перебегая от одного маленького оконца к другому.
Выглянув в окно, Мари-Анж увидела Бернара. Он стоял во внутреннем дворе, истерически рыдал и махал рукой в ее сторону. В промежутках между рыданиями он качал головой и что-то объяснял обступившим его людям. Она представила, что он говорит, что видел свою жену и детей мертвыми, или что к ним невозможно пробиться, или еще что-нибудь в этом роде. Впрочем, второе стало правдой, но до того как он сбежал, прихватив с собой ключ, у них еще оставался шанс спастись.
Чтобы детям было чем дышать, Мари-Анж стала открывать окна. Она металась из комнаты в комнату. Повсюду падали тлеющие угли, летали обрывки горящей ткани. И тут Мари-Анж вспомнила о маленькой ванной комнате, которой они никогда не пользовались. На третьем этаже только в этой ванной было окно чуть большего размера. Вбежав туда, Мари-Анж обнаружила, что окно открывается. Она вернулась в детскую, схватила детей, бросилась с ними обратно, открыла окно и закричала:
– Помогите! Я здесь, наверху! Со мной дети!
Поначалу Мари-Анж никто не слышал – рев пламени заглушал крики, но затем один из пожарных поднял голову, заметил ее и побежал за пожарной лестницей. Глядя на людей, суетившихся внизу, Мари-Анж снова заметила Бернара. Тот поднял голову, посмотрел на нее, и у него на лице появилось выражение, какого Мари-Анж никогда раньше не видела. Его взгляд был полон ненависти. Если у Мари-Анж и оставалось хотя бы малейшее сомнение в том, что пожар устроил Бернар, то сейчас оно рассеялось. Он рассчитал все точно: устроил поджог на втором этаже, чтобы пожар не сразу обнаружили, и недалеко от лестницы, чтобы огонь уничтожил спавших на третьем этаже детей. Он предвидел и то, что Мари-Анж бросится за малышами и вместе с ними окажется в ловушке. То, что он запер дверь на крышу и взял ключ с собой, не было ни случайностью, ни проявлением истерики. Таким образом он устроил ловушку для всех троих. Й пока, насколько могла судить Мари-Анж, велика вероятность того, что ему это удалось. Пожарные приставили лестницы к стене, но оказалось, что те не достают до третьего этажа. Наблюдая за попытками спасти Мари-Анж и детей, Бернар снова стал истерически рыдать. Он вел себя в точности так, как описывала Луиза. Мари-Анж охватил ужас. Если они втроем погибнут, все ее имущество перейдет к Бернару, но если погибнет только она, а дети спасутся, Бер-нару придется делиться наследством с детьми. Мысль, что он намеревался убить всех троих, была настолько чудовищной, что у Мари-Анж тошнота подступила к горлу. Он пытался убить собственных детей!
Глядя на Бернара, заходящегося в притворных рыданиях, Мари-Анж старалась держать детей поближе к окну, чтобы они могли дышать. Дверь в крошечную ванную была закрыта, но из-за нее доносился устрашающий рев пламени. Мари-Анж что-то кричали снизу, но она не могла разобрать ни слова. Трое пожарных натянули какую-то сетку. Поначалу Мари-Анж не поняла, для чего это. Она стала всматриваться в лица, тщетно пытаясь прочесть слова по губам. Наконец пожарный поднял вверх один палец. Они должны прыгать по одному, поняла Мари-Анж. Она поставила Элоизу на пол. Девочка, испуганно плача, вцепилась в ее подол. Мари-Анж поцеловала Робера. Когда пожарные туго натянули сетку, она вытянула руки вперед как можно дальше и выпустила сына. Момент, когда ей пришлось разжать руки, был самым страшным. Робер упал на сетку и подскочил, как резиновый мячик. Кто-то тут же подхватил его. Мари-Анж вздохнула с облегчением: малыш шевелился, дрыгал ножками и махал ручонками. Бернар подбежал к пожарным и взял у них сына. Мари-Анж посмотрела на него с нескрываемой ненавистью.
Она взяла на руки Элоизу. Девочка визжала, брыкалась и вырывалась. Мари-Анж прикрикнула на нее, поцеловала и бросила вниз, как до этого Робера. Девочка благополучно упала на сетку, пожарные подхватили ее и передали отцу. Теперь все смотрели на Мари-Анж. Она высунулась из окна. Однако прыгнуть вниз самой оказалось куда труднее. До натянутой сетки было очень далеко, а окошечко, в которое ей требовалось вылезти, было очень маленьким. Но, наблюдая сверху за мужем, Мари-Анж понимала, что, если она не выпрыгнет, дети останутся в его власти, и одному Богу известно, что он с ними сделает, лишь бы отнять наследство. Одно она знала точно: с Бернаром Робер и Элоиза не будут в безопасности. Она села на подоконник, цепляясь за раму. В доме раздался взрыв, и из всех окон второго этажа вырвалось пламя. Стало ясно, что медлить нельзя, потолок второго этажа с минуты на минуту может рухнуть.
– Прыгайте! – кричали пожарные. – Прыгайте!
Но Мари-Анж словно оцепенела, и они снизу ничем не могли ей помочь – только уговаривали ее сделать для себя то же самое, что она сделала для своих детей. Сидя на подоконнике и судорожно цепляясь за раму, она вдруг увидела перед собой лицо Луизы де Бошан и поняла, что та чувствовала в ту ночь, когда потеряла сына, вернее, когда Бернар убил ее сына. Это придало Мари-Анж решимости, она поняла, что обязана прыгнуть хотя бы для того, чтобы спасти своих детей от этого чудовища. Но страх парализовал ее, лишил способности двигаться.
Все взгляды были направлены на нее. Бернар, державший на руках детей, тоже поднял голову. Зная, что на него никто не смотрит, он взглянул Мари-Анж в глаза и усмехнулся – зловеще, отвратительно. Он понимал, что ей не хватит смелости выпрыгнуть, и уже предвкушал, как после ее смерти получит львиную долю ее денег и сможет тратить их на все, что пожелает. В тот раз его план удался только наполовину: ему не удалось убить первую жену, умер только ее сын, но на этот раз он будет удачливее. Наблюдая сверху за Бернаром, Мари-Анж задавала себе вопрос: что он сделает дальше, кто может стать его следующей жертвой? Элоиза? Робер? Или оба? Скольких людей он еще уничтожит, прежде чем его кто-нибудьостановит? Мари-Анж вдруг услышала голос Луизы так ясно, словно та стояла с ней рядом. Луиза рассказывала о той ночи, когда Шарль умер у нее на руках. В голове у Мари-Анж громко и отчетливо прозвучало: «Прыгай, Мари-Анж, прыгай! Ну же!»
