– Макси-им… – протянула Генриетта, – я всегда знала, что ты романтик. Даже когда ты сам утверждал обратное. – И довольно хохотнула. – Да ты просто молодец. Кого сейчас удивишь бриллиантами, шубами, автомобилями? А поддержать в женщине творческое начало, разглядеть талант – это не для средних умов. Это дорогого стоит. Она хорошенькая, твоя протеже?
– Почти как ты, – с улыбкой произнес Максим.
– Негодник! – По довольному голосу Максим понял, что лесть удалась. – Ты все еще женат на Ирише?
– Да, это так, – кивнул он. – Все непросто.
– Проказник! – шутливо пробасила Генриетта. – Я все для тебя сделаю. По минимальному тарифу. Только ты должен будешь все мне рассказать! Обожаю сплетни! Кто она? Где нашел? Модель? Актриса? Ей восемнадцать-двадцать? Бюст четвертого номера и ноги от ушей?
– Она риелтор, – улыбнулся Максим. – И ей, как и мне, давно за двадцать.
– Боже, тогда это серьезно… – подытожила Генриетта.
– Совершенно верно, – подтвердил Максим. – Дорогая, в конце месяца я улетаю в Куршевель на пару недель. Сможешь организовать выставку к моему возвращению? И потом… Я знаю, ты одна из немногих женщин, которые умеют хранить чужие секреты… – Максим просительно посмотрел на Генриетту.
– Не волнуйся, я не стану писать на афише о большой любви Максима Протасова, – полушутя-полусерьезно ответила она. – Хотя это был бы великолепный пиар!
***
Генриетта перезвонила Максиму через пару дней.
– Макс, твоя девочка – чудо! – прогудела она в трубку. – С нее самой впору писать картины. У тебя отличный вкус, ловелас! И такая искренняя! Представляешь, она сказала, что не уверена в своих талантах и боится стать посмешищем! Ты когда-нибудь слышал нечто подобное в нашем кругу? Лично я – нет. И знаешь, ее работы действительно хороши. Отличный незамыленный взгляд. И еще – в них есть душа.
– Спасибо, Генриетта, – произнес Максим. – Я твой должник.
– С тебя сумасшедшая ночь! – хрипло рассмеялась Генриетта. – Проказник! Держи эту девочку, Макс, не отпускай, у нее есть то, чего недостает сегодня большинству – крылья. Не обижайся, но твоя Ириша рядом с ней просто смазливая мещаночка…
«А то я сам не знаю», – невесело подумал Максим, а вслух произнес:
– Ты всегда понимала меня как никто.
– Потому что я не только красивая, но еще и умная, – пробасила Генриетта. – До встречи, дорогой!
***
…В зале ресторана царил интимный полумрак. Изысканная кухня, вышколенные официанты, респектабельные посетители.
– Не стоило сюда приходить, – окинув зал беглым взглядом, поежилась Евгения.
– Почему?
– А сам не понимаешь? – удивилась она. – Есть все шансы повстречать здесь заклятых друзей.
– У тебя мания преследования, – недовольно возразил Максим. – В Москве восемнадцать миллионов человек.
– Но далеко не все ходят в этот ресторан, – парировала Евгения.
– Хватит скрываться, – сказал Максим. – Я чувствую себя Штирлицем. Но иногда мне хочется нормально поужинать. Мне нравится их кухня.
– Мне-то что! – пожала плечами Евгения. – Я за твою репутацию беспокоюсь. Это ты – почтенный отец семейства, а я – свободная женщина.
– Насколько я понял, формально и ты замужем, – напомнил ей Максим.
– Формально, – подчеркнула Евгения.
– И я – формально, – пожал плечами Максим. – К тому же Питер – далеко.
В черном платье с глубоким декольте Евгения была бесподобна. На безымянном пальце левой руки мерцал знакомый изумруд. Максим любовался ею: покатыми плечами, тронутыми легкой бронзой искусственного загара, янтарными локонами, подколотыми на висках и небрежно откинутыми за спину, чувственным ртом, обещавшим бездну удовольствий. Тем, как она держит бокал, поправляет волосы, закуривает сигарету… Каждый ее жест для Максима был исполнен утонченного эротизма. Он хотел появляться с ней на людях, держать ее за руку, представлять знакомым и не бояться ни любопытных взглядов, ни сплетен, ни пересудов. Максим знал, что рано или поздно ему станет мало тайных свиданий, захочется полного обладания – двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Но он не думал, что этот момент настанет так скоро. Рядом с Евгенией он забывал самого себя, что было говорить об Ирине и детях? Питер был для него далек, как туманность Андромеды. Весь окружающий мир стал для него туманностью – кроме крошечного его уголка, созданного для них двоих. Как он жил без нее все эти годы? Да и жил ли вообще?
– Мама передавала тебе привет, – сказала Евгения.
– Спасибо, – мгновенно откликнулся Максим, – ей от меня – тоже привет. Что ты ей сказала о нас?
– Правду, – улыбнулась Евгения. – Что встретила тебя случайно и помогла тебе выбрать квартиру.
– И все?
– Нет. – Она покачала головой, посмотрела на него испытующе. – Я сказала, что встречаюсь с тобой. Не волнуйся, она никому не расскажет. У мамы другой круг общения.
– Я не волнуюсь, – удивленно поднял брови Максим. – И что она говорит?
– Какая разница, что говорит моя мама? – Евгения заскользила пальчиком по меню. – Я возьму лобстеров…
– Екатерина Григорьевна нас не одобряет, – заключил Максим. – Потому что я женат, верно?
– Мне не нужно ее одобрение, – с досадой обронила Евгения. – Я уже большая девочка. Для мамы все либо черное, либо белое. Она не признает полутонов. Считает, что я разрушаю твою семью, отнимаю отца у детей… – Она подавила невольный вздох.
– Ты ничего не разрушаешь, – сказал Максим. – Все было порушено задолго до нашей с тобой встречи. Осталось вымести обломки. Что до детей… – Он сказал об этом как о чем-то давно решенном. – Если я разведусь с Ириной, это не значит, что я позабуду детей. Вы с мужем тоже не живете вместе, но он не перестал быть отцом для вашей девочки. Я не был заботливым родителем. Всегда больше думал о делах, чем о семье. Неловко признаваться, но это правда. Надеюсь, что дети поймут меня и простят. Если не завтра, то тогда, когда вырастут…
– Не надо, Макс, – просительно произнесла Евгения. – Не торопись.
– Надо, детка, – упрямо кивнул он. – Я знаю, как тебе тяжело жить во лжи. Мне уже и самому тошно. Ты всегда была такой чистой… Прости, это я виноват.
– Перестань ради бога. – Евгения тряхнула головой, точно отгоняя ненужные мысли. – Мы пришли ужинать или каяться?
– Женька. – Максим положил свою руку поверх руки Евгении. – Ты должна сказать, что хочешь быть со мной. Просто скажи это. И все будет хорошо.
– Не дави на меня, Макс, – жалобно попросила Евгения. – Мне нелегко, но я хочу во всем разобраться сама. Пожалуйста. – Она переплела свои пальцы с его пальцами, улыбнулась светло и чуточку печально.
