Ознакомительная версия.
В таком состоянии я и подъехала к жилому комплексу «Голубые небеса».
Чтобы попасть в небеса (квартира Соломатникова находилась на тридцать втором этаже), надо было спуститься в преисподнюю (в гараж), а затем воспарить при помощи лифта.
Заметив происшедшие во мне перемены, Соломатников тоже слегка замкнулся. Уже не шептал, не сулил феерической ночи любви, и лишь моя рука, как залог грядущего интима, продолжала оставаться в его руке.
За ручку, как старшие школьники в отсутствие родителей, мы вошли в темную, тихую прихожую. Щелкнул выключатель – в зеркале напротив входной двери отразилась странная пара. Коренастый мужичок в черной футболке и широких голубых джинсах выглядел вызывающе простецки на фоне стройной, элегантной женщины. В том, что он полез к ней целоваться, было что-то чудовищно противоестественное. Неудивительно поэтому, что в ту минуту, когда губы Соломатникова оказались на моих, в прихожей прогремел вопль возмущения:
– Так вот где ты шляешься, старый хрен! – Неведомая сила швырнула нас с Соломатниковым в разные стороны. – Потаскун голимый! Ублюдок!
– Дорогая! Если бы я только мог предположить, что ты уже в Москве...
– Если бы я могла предположить, что ты будешь окучивать всех телок без разбору, ну прям кого попало, я бы в жизни своей не вышла за тебя замуж! И кого ты нарыл на этот раз? – По-бабьи подбоченившись, соломатниковская супруга (ибо это была она) устремила ко мне свое могучее тело и, приблизившись почти вплотную, ухватилась за лацканы моего жакета, а затем с силой тряханула меня об стену.
Я почувствовала себя как на электрическом стуле. Но это не помешало мне внимательно разглядеть мадам Соломатникову.
Мадам была крупной платиновой блондинкой с длинными блестящими волосами. Вообще, если бы не гипертрофированность черт и форм, а также избыток лет, ее можно было бы сравнить с куклой Барби. Насчет лет я, пожалуй, не совсем точно выразилась. Соломатниковой едва перевалило за тридцать, но в ней уже ощущалось что-то возрастное, тяжелое и грубое. Может быть, сказывались годы, проведенные рядом с человеком, бывшим старше ее на десять лет, а может, причина крылась в непрерывном вранье, изменах и разборках, которыми Соломатников заполнил жизнь своей благоверной.
Заметив мастырку у меня на лице, возрастная барби брезгливо сморщилась и отдернула руки.
– Никого получше ты, конечно, найти не мог! Тащишь в дом всякую заразу! У нас же дети! Потаскун! Кобель!
– Светочка, дорогая, объясни, пожалуйста, что произошло, – на голубом глазу поинтересовался Соломатников. – Почему ты раньше времени вернулась в Москву?
– Как почему?! А ты что, ничего не знаешь до сих пор?
– Ты о чем?
– Ну ё-мое! Ну ты сволочь! Ничего не знаешь?! Папа заболел!.. Неизвестная медицине форма воспаления легких! Тебе по барабану! – выкрикивала барби. Громадные голубые глаза гневно сверкали из-под черных накладных ресниц. – Тебе одно нужно, только одно! А живешь, подонок, на деньги моего отца, между прочим!
– Но-но-но! Я бы попросил...
– Ты бы попросил! А мне начхать на твои просьбы, понял? Ты где работаешь, подлец? В банке?
– Светик, ну зачем ты при посторонних...
– Он в банке работает, девушка, – вкрадчиво сказала барби, обращаясь ко мне, – руководит департаментом по связям с общественностью. Правильно, Коля? Ну вот! А теперь вы у него спросите, когда он в этом банке был последний раз! Не спрашивайте, он не помнит! Он туда не ходит, потому что у него и так все схвачено! Тесть – председатель правления!.. За него всю работу делает заместитель. А ему только деньги! А он с деньгами – да по бабам! Ха-ха! А ну колись, шалава, сколько он тебе заплатил? – вдруг взвизгнула она.
– Да долларов тысяч так... пять, – ответила я невозмутимо.
– Пять тысяч! – присвистнула барби.
– Да он не деньгами, – сообщила я тоном примерной девочки. – Он мне платье от Нины Риччи купил, костюм от Сони Рикель. Ну и вот это – новинку летней коллекции Мариэллы Бурани.
– А-а-а! – закричала мадам, как ужаленная. – Такие деньги?! Этой корявой? Да сколько ж ты тогда Кристинке платил? А Жюли?
– Светлана, прекрати. Тут деньги ни при чем!
– Видали! Ни при чем! Так я тебе и поверила!.. А что они с тобой – так просто?! Без денег? Не поверю ни в жисть! Больно ты им нужен!! Импотент, урод! Ты и мне-то не нужен на фиг! Я с тобой только из-за детей!.. А ты, сучка, не выйдешь отсюда, пока не вернешь мне деньги! Все – до копеечки! Поняла? Я сейчас позвоню секьюрити, скажу, чтобы не выпускали тебя отсюда. Гони деньги – чё встала?!
Я не пошевелилась в ответ.
– Светик, ты горячишься! Для чего нам выносить сор из избы? Если сейчас ты секьюрити позвонишь, завтра об этом узнают все жильцы...
– Ах, сор из избы! Кобелина. – С этими словами барби закатила своему мужу звонкую пощечину. – У тебя все начинается и заканчивается в койке! А то, что отец при смерти, что вся семья на ушах, тебе один черт...
В этом месте своей филиппики мадам не сдержалась и разразилась слезами. Соломатников бросился ее успокаивать. Воспользовавшись благоприятным поворотом событий, я незаметно выскользнула из квартиры и бесшумно закрыла дверь.
Фасадом «Голубые небеса» смотрели на Москву-реку. На большую воду, как романтично писали авторы рекламных буклетов. Зато задворками жилой комплекс примыкал к пыльному безлюдному пустырю. Впрочем, скажите на милость, каких людей можно встретить в четвертом часу утра? Ментов? Они, естественно, спросят документы. Грабителей? Они отнимут сумку и с мясом вырвут серьги из ушей.
В общем, слава богу, что пустырь и следующая за ним улица оказались безлюдными! Иди свободно, шагай широко – никто не помешает. Только вот ноги подкашиваются и умопомрачительно хочется спать.
Я остановилась, чувствуя, что больше не могу двигаться, думать, жить, и в это время увидела выезжающую из-за угла машину.
– Куда вам, девушка? – Сердобольный водитель не стал дожидаться, что я проголосую, – притормозил сам.
– На Кутузовский. – Я ответила по привычке. На самом деле, что мне теперь делать на этом Кутузовском?
– Далековато будет, – протянул водила.
– Не поедете?
– Почему же? Поеду.
Я усмехнулась, вспомнив, что все в нашей жизни упирается лишь в цену вопроса, и спросила:
– Сколько?
– Договоримся.
– Давайте конкретнее.
– Ладно вам, девушка. Садитесь, довезу.
Некоторое время ехали молча. Наверное, он прикидывал, как с «Небес» добраться до Кутузовского, а я смотрела в лобовое стекло и видела в нем разгневанную барби. Выкатывались из орбит синие глаза, падали и вновь взмывали вверх тяжелые, черные как уголь ресницы, алый рот растягивался в гримасе негодования.
Ознакомительная версия.
