— Пассажиры относились ко мне со снисходительной жалостью, Ли, — продолжала мама, нервно перебирая волосы. — Я видела это на их лицах. Они знали, что мне редко удается вздохнуть свободно… Ненавижу! Ненавижу эту гнусную жалость! — вдруг прошипела она, сжимая кулаки и ударяя ими по коленям. — И так продолжалось не один год. Я старалась урезонить себя, взывала к рассудку, твердила, что моя дочь должна расти в спокойной, полноценной семье, но силы мои иссякли. Я не могу больше приносить себя в жертву. Не могу рисковать тем, что так дорого и хрупко, — здоровьем и красотой. Я не хочу увянуть, как цветок, лишенный солнца. Мой мир — это балы, опера, концерты, роскошные курорты, вернисажи моих работ, светские приемы. Ты хоть представляешь, сколько интересных, важных событий я пропустила лишь потому, что вынуждена была сопровождать твоего отца на бесконечные деловые мероприятия? Представляешь, а?
Мамино лицо так раскраснелось, а глаза так яростно сузились, что мне стало жутко. Этот эмоциональный взрыв шокировал меня. В голову не приходило, что она способна на такое бурное негодование.
— Папа сокрушается, жалеет об этом. Правда, мам…
— Не сомневаюсь. Но это чувство сиюминутное. Завтра очередной кризис в бизнесе заставит его забыть обо всем на свете, в том числе и обо мне.
— Нет, мама, нет! Давай посмотрим, вдруг он будет другим, а, мам? — умоляла я.
— Я давала ему много шансов доказать это, Ли. Очень много. Все началось давно. В сущности, сразу после свадьбы. Да-а, — вздохнула мама, помолчав. — Поначалу, конечно, было не так уж плохо. Родилась ты, мне надо было растить тебя, отец твой помогал, относился ко мне преданно и внимательно. Конечно, тогда он был на двенадцать лет моложе, но не забывай, что все-таки далеко не юноша. Тебе, наверное, никогда не приходило в голову, что он годится в отцы и мне.
Эта мысль была настолько неожиданной и нелепой, что я чуть не рассмеялась, но на мамином лице не было и тени улыбки. Мой папа — мамин папа? Мой дедушка, что ли?
— Разница в возрасте была и остается кричащей, — снова заговорила она. — Возможно, тут и моя вина, не надо было давать согласие на брак, но тогда я была юна и так несчастна, что в голову не приходило думать об этом. Знала бы я, что за будущее меня ждет… Но твой отец был щедр на обещания, которые никогда не выполнял и о которых даже не вспоминал…
— Но вы же полюбили друг друга! Ты сама говорила.
Жалкая моя надежда стремительно шла ко дну. В сердце открывалась пробоина за пробоиной.
— Я была очень молода. Я понятия не имела, что такое любовь. — Вдруг мама улыбнулась. — Зато знаю теперь. Знаю в точности. — Вновь краски вернулись на ее лицо. — Ли, милая Ли! — воскликнула мама. — Не смейся, не презирай меня, но я влюблена. Ко мне пришла настоящая, большая любовь.
— Что! — Я посмотрела в угол, где на письменном столе лежали кипы свадебных приглашений. — Ты полюбила другого? И те открытки… — бормотала я, ощущая холодный озноб.
— Ты видела?
Я кивнула.
— Пожалуй, надо сказать все, — твердо произнесла мама, встав со стула. — Я люблю Тони Таттертона, а он безумно любит меня, и в Рождество мы сыграем свадьбу и будем жить в Фартинггейле.
Трагическая маска упала с ее лица, и передо мной снова была красивая, веселая, счастливая мама. А вот я…
Хотя дурные предчувствия давно шевелились во мне, такое откровение повергло меня в отчаяние. Я побелела. От неожиданности, от ярости буквально оцепенела. Я будто приросла к полу. Казалось, сердце вот-вот остановится, словно две ледяные лапы сдавили его и выжимают кровь.
— Ты не должна ненавидеть меня, Ли. Постарайся понять, прошу тебя. Я говорю с тобой как женщина с женщиной.
— Но мама… как же ты могла полюбить другого? — Все сразу не укладывалось в сознании, но воспоминания уже замелькали. Конечно! Бал на «Джиллиан»! Теперь я как наяву видела каждый его миг, слышала каждое мамино слово, видела каждое движение Таттертона — и понимала их истинное значение. Первый раз смутное подозрение возникло еще в Фартинггейле, когда я смотрела на них — как они ходят рука об руку, как перешептываются, переглядываются. Сердце подсказывало, а разум не принимал страшной правды. Верно говорят люди, что сердце быстрее рассудка. Возможно, тогда я просто не хотела видеть и понимать смысла происходящего. Теперь выбора нет.
— Трудно осмыслить, как это происходит, а еще труднее объяснить, Ли, — негромко сказала мама. — Тони обожает меня, поклоняется мне. Он говорит, что я как мифическая богиня сошла с небес и наполнила его жизнь смыслом, а главное, сердце — любовью. Потому что как бы богат и знатен ни был мужчина, без любящей и любимой женщины он живет неполноценно. Любовь, Любовь с большой буквы — вот что одухотворяет нашу жизнь. Тебе тоже предстоит это познать. Поверь, ты еще вспомнишь мои слова. Позволь сказать тебе еще кое-что. Ты ведь моя единственная подруга. У меня никогда не было настоящих, близких друзей. Я росла с сестрами, которым знакомы были только зависть и злоба, и я не могу доверить им сокровенных мыслей или поделиться переживаниями. Понимаешь, Ли?
— Конечно, мы с тобой как подруги, мама, только…
— Вот это хорошо, — с облегчением промолвила она, не дослушав меня. А потом заговорила, мечтательно глядя вдаль: — Когда мы с Тони впервые увидели друг друга, для нас будто небо вмиг очистилось от туч. Вокруг меня все ожило, расцвело. Краски стали ярче, птицы запели громче, и ветер, пусть даже самый холодный, казался мягким и освежающим. Я не могла дождаться утра, когда снова поеду в Фарти, услышу голос Тони, увижу его взгляд, буду ходить, дышать с ним рядом… Вот что такое любовь, Ли, настоящая любовь. — Она потянулась ко мне, и я, завороженная ее словами как волшебными заклинаниями, подошла ближе. Теперь мать в упор глядела мне в лицо. — Я знаю, что его сердце открыто для меня. Я нашла там уголок. Он так нежен со мной, в голосе его столько любви, а в глазах столько желания, что меня пробирает дрожь. — Мама говорила как школьница, признающаяся подружке в первой любви. Но ведь это мать обращается к дочери! — Сначала я изо всех сил пыталась удержать себя. И твоему отцу я не изменяла. Я твердила, что я замужняя женщина, что должна прежде всего заботиться о семье и детях… но чем больше мы общались с Тони, тем слабее становилось мое сопротивление, пока, наконец, мне не пришлось сдаться. Я была вынуждена признаться себе в своих чувствах. Как-то вечером, закончив работу, переоделась, чтобы ехать домой, но Тони удержал меня, предложил прогуляться по берегу. Вечер был на редкость теплый. Сразу я не решилась согласиться, но Тони умолял, обещал потом отвезти домой… я поддалась на уговоры, и мы пошли к океану. С небольшого пригорка мы смотрели на бескрайнюю гладь. Солнце висело низко, его красный шар почти касался воды… Дух захватило от такой красоты. Неожиданно Тони сжал мою руку, и сердце у меня в груди закричало, взмолилось… чтобы его услышали. Именно тогда я призналась, как несчастлива с мужем, но предупредила, что не могу бросаться очертя голову в новую жизнь. Он был очень деликатен, но и настойчив.
