Напоследок, перед самым уходом, он вернулся в гостиную, вытащил из корзины фиалки и, швырнув их ей в руки, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Или он что-то сказал? Она была в отчаянии: все его жесты и слова перемешались у нее в голове, и она не могла разложить их по полочкам. Только в одном она была теперь уверена: завтра цветов ей не доставят.
Мирелла так расстроилась, что зарыдала в голос. Наконец слезы высохли, она выпила стакан воды и посмотрела на свое отражение в зеркале. Ужас! Глаза покраснели и распухли от слез, по бледным щекам растеклась тушь. Но сильнее всего ее потрясло выражение собственного лица, на котором отразились боль, отчаяние и опустошенность.
Ужасный вид привел ее в шок и помешал ей снова расплакаться. Она прижала ладонь ко лбу, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. У нее раскалывалась голова. Дрожащими руками она открыла дверцу аптечки, нашла аспирин и проглотила сразу три таблетки. Затем она подобрала полотенца, которые Адам разбросал по полу. Она уже решила, что пришла в себя, как вдруг почувствовала его запах, витавший в ванной комнате. Сердце ее сжалось от боли. Она вдруг осознала, что хочет, чтобы этот запах не исчез никогда.
Что с ней теперь будет? Ее жизнь на глазах рушится, превращается в хаос. Как с ней могло такое стрястись? Как она допустила, чтобы встреча с мужчиной повлекла за собой такой всплеск эмоций, а тем более выбила ее из колеи? Дина – вот кто ее поймет. Она должна поговорить с ней. Ничего более разумного ей в голову не приходило.
Мирелла встала под душ, который согрел ее и возвратил нормальный цвет коже. Она дотянулась до бутылки с миндальным гелем для душа и растерла его по телу. Эта процедура вернула ей бодрость, а кожа стала шелковистой и ароматной, как после прогулки по саду цветущих миндальных деревьев. Она вылезла из ванны, завернулась в махровый халат, обвязала голову махровым полотенцем и поспешила в спальню, чтобы немедленно связаться с подругой.
Было восемь часов, когда Дина позвонила в дверь, Моузез впустил ее.
– Привет, Моузез! Как дела? Кто сегодня готовит – ты или Мирелла? Надеюсь, что ты. Я умираю с голоду, – выпалила она на одном дыхании, стянув со лба бандану и вытерев ею пот с лица. – Слушай, наступит наконец день, когда со всеми ее причудами будет покончено? Это закончится когда-нибудь, Моузез? Мне страшно подумать о том, что я буду возиться с ее душевными проблемами до конца своих дней. – Она поморщилась, прижав ладонь к боку и стараясь отдышаться после марафонского бега от Центрального парка до дома Миреллы.
Моузез положил ей руку на плечо, а другой рукой начал осторожно массировать ей шею.
– Постарайся восстановить дыхание, девочка моя. Как дела, спрашиваешь? Ужасно. Кто готовит? Я. Возиться с ее причудами ты перестанешь тогда, когда заведешь себе мужа. А для тех, кто не считает это причудами, они не кончатся никогда.
– О Боже! Кто бы мог подумать, что в этой горе мускулов кроется талант психотерапевта! Сама виновата. Не стоило просить культуриста о такой услуге. Кстати, как твои дела в клубе бодибилдинга для детишек в Гарлеме?
– Отлично. Спасибо, что интересуешься. Я в последнее время несколько потерял форму: ты же знаешь, как серьезно я отношусь к фитнесу и проблемам физического воспитания. Ладно, мисс Дина, пошли. Мисс Мирелла в кухне.
– Неужели все так плохо, Моузез? – спросила она, следуя за ним. – Что такого страшного стряслось в этом доме? Неужели Мирелла допустила, чтобы сюда просочилась какая-то гадость? Это на нее не похоже. Ладно, раскалывайся. Ты же знаешь, что Мирелла мне все равно расскажет.
– Вот пусть и расскажет, а сплетничать я не люблю. Единственное, что я могу сказать: может быть, ружье должно было выстрелить.
– Ружье? – От изумления глаза Дины Уивер едва не вылезли из орбит, когда она вошла в кухню.
Мирелла сидела на стуле, упершись ногами в старинный ящик для хранения продуктов, и сушила волосы. На обеих ее глазницах были налеплены тонкие дольки огурца.
– Господи, да что же здесь происходит?
– Она мне ничего не сказала, – расслышала Мирелла голос Моузеза, выключив фен. – Но предполагаю, что дело либо в «несвоевременном любовном свидании», либо в «несвоевременном испытании богатством».
– По-твоему, это смешно, Моузез? – Мирелла сняла огурцы с век. – Так вот, это не так. Денег я еще не получила, а что касается свидания, то это тем более не смешно.
– Хорошо, хорошо. Оставим этот разговор, но признайтесь, что выстрел из ружья пришелся бы вполне кстати.
Раздражение в ее взгляде пропало, и она улыбнулась. Через минуту она уже смеялась, и Моузез вместе с ней.
– Черт, надо было видеть в этот момент ваши лица! – воскликнул он, хлопнув себя по бедру. – Могу представить, как по-дурацки я выглядел.
– А что же ты? – сквозь смех вымолвила Мирелла. – Прославленный герой Шестьдесят пятой улицы, который забыл – уж не знаю, по оплошности или по какой другой причине – зарядить ружье!
Моузез, красивый чернокожий гигант средних лет, подошел к Мирелле, положил ей руки на плечи и улыбнулся.
– Ну, теперь легче? – Он по-отечески обнял ее.
– Да, спасибо, теперь легче, – отозвалась Мирелла с улыбкой и подумала о том, как ей повезло, что дядя Хайрам подкинул ей Моузеза, заверив, что лучшего друга и более ответственного эконома ей не найти. Как же он был прав!
– Эй, вы помните, что я здесь? Может быть, кто-нибудь расскажет мне, что у вас происходит? Ружье, деньги! Заладили одно и то же. Ты только посмотри на свои глаза! От такой припухлости не избавишься при помощи двух долек огурца. Нужны чайные пакетики, много спитых чайных пакетиков… Мирелла, серьезно, в чем дело? Когда Пол бросил тебя, у тебя и то не было таких страшных глаз.
– Дина, ты всегда была образцом чуткости и благоразумия, настоящим дипломатом. Если бы у нас в ООН был такой человек, я давно бы осталась без работы. – Мирелла подошла к подруге и поцеловала ее в щеку. – Нет, я ничего не заладила. Мне так много нужно тебе рассказать. Я рада, что ты пришла. Ты предпочитаешь сначала пообедать или послушать, что случилось за последние четыре дня с тех пор, как мы виделись в последний раз?
– А совместить нельзя?
– Нет! – возмутился Моузез. – Никаких серьезных разговоров за едой, иначе вы не оцените по достоинству мое кулинарное искусство. А я приготовил кое-что особенное. Так что решайте: либо обед, а потом беседа, либо наоборот. Так как, леди? И еще, вы будете обедать здесь, или подать вам еду наверх?
Женщины переглянулись и одновременно потянулись за тарелками.
– Сначала еда, потом разговоры.
Дина обняла подругу за плечи и сочувственно спросила: