— Ничего не случилось! Просто я хочу вернуться! Хочу увидеть бабушку! Кота своего! Хочу к папе сходить! Хочу прежнюю жизнь! Ты все испортила!
— Не смей так разговаривать с матерью, — вдруг послышался холодный голос Андрея. Он почему-то вернулся домой раньше времени. И все слышал.
От его тона у меня внутри все похолодело и я обернулась. Отчим стоял на пороге, в своем идеально выглаженном деловом костюме и смотрел на меня с ледяным презрением. Мне стало не по себе.
— В моем доме с моей женой ты так разговаривать не будешь, — все тем же пугающе спокойным голосом сказал Андрей.
— Она еще и моя мать, — тихо сказала я, и его глаза яростно блеснули.
— Перечишь? Мне следует тебя по-отечески наказать.
— Ты мне не отец, — вырвалось у меня. И это была большая ошибка.
— Вот как? — поднял он бровь и медленно стал надвигаться на меня. Ярость в его глазах была такая, будто бы я его оскорбила. Я испугалась — вдруг решила, что он ударит меня.
— Андрей! — испуганно воскликнула мама. — Ты что собрался делать? Не трогай Полину!
Она встала между мной и ним, загораживая меня спиной. Андрей усмехнулся и расслабил галстук на шее.
— Не смей ее трогать!
— Дана, ты меня разочаровала. Ты так защищаешь свою дочь, будто боишься, что я сделаю ей что-то? Вот как ты ко мне относишься, да? Не доверяешь?
Мама растерялась.
— Андрей, я…
— Дана, ты действительно решила, что я ее ударю? — вкрадчиво спросил Андрей. — Нет, дорогая. Я не трогаю детей и женщин. Но, как я понял, ты думаешь обо мне иначе. Что я из тех уродов, которые могут поднять руку на ребенка. Это так мило. Видимо, я действительно произвожу впечатление такого человека. Заслужил.
С этими словами отчим развернулся и ушел. Мама побледнела.
— Андрей! Ты не так подумал! Андрей, вернись! — она побежала за ним, но не успела. Хлопнула входная дверь. Отчим ушел.
Мама вернулась в гостиную сама не своя. Я к этому времени немного успокоилась, а вот она, напротив, едва не плакала. Андрей слишком сильно влиял на нее. И я все больше убеждалась, что их отношения — нездоровые.
— Мам…
— Он ушел, — безжизненным голосом сказала мама и направилась в спальню.
— Мама, я не хотела!
— Дай мне побыть одной. Хорошо?
— Мама! Прости меня!
— Я обидела его, оскорбила, — вдруг сказала она и взглянула на меня глазами, полными слез. — Вдруг он больше не вернется? Что я тогда буду делать?
— Глупости, мам! Он просто тобой манипулирует! — воскликнула я.
— Не говори так о нем. Он старается ради нас! Ради тебя и меня!
Она ушла, а я осталась в одиночестве, не понимая, что делать. Вернулась в свою комнату и, не став делать уроки, легла в кровать. Одиночество было таким острым, что слезы вновь наворачивались на глаза сами собой. Но плакать я больше не стала — решила быть сильной. А что делают сильные люди в любой непонятной ситуации? Идут спать. Так всегда говорила бабушка.
Андрей пришел поздно, почти ночью. Я проснулась из-за того, что они разговаривали на кухне и осторожно прокралась по коридору, пытаясь понять, помирились они или нет.
Помирились. Они сидели друг напротив друга, мама тихо плакала, а Андрей держал ее за руку и тихо говорил:
— Дана, пойми, ты выставила меня чудовищем. Бросилась защищать ее, будто бы я мог что-нибудь сделать ей. Но я ведь не такой.
— Любимый, я не специально! Это материнский инстинкт, понимаешь? Защищать своего ребенка.
— Понимаю. Ты хорошая мать, Дана. Но не надо защищать своего ребенка от меня. Я не чудовище. Я принял тебя с твоей дочерью и пообещал воспитать ее. И все делаю для тебя и для нее.
— Прости меня, — прошептала мама. — Я не хотела тебя обидеть. Я не знаю, как так вышло. Ты не чудовище.
— Конечно, не чудовище, — кивнул Андрей. — Иди ко мне, Дана. Ты для меня все.
— И ты для меня все, — повторила мама и всхлипнула.
Он обнял ее, а она доверчиво уткнулась лицом ему в грудь. А я так же тихо ушла обратно в свою комнату. С одной стороны я была рада, что мама помирилась с Андреем, а с другой… Он напоминал мне змея-искусителя, который перекладывал всю вину с себя на нее. Делала ее виноватой во всем, выставляя себя героем-спасителем.
Отчим ни разу не назвал меня по имени. Она, ее, для нее. Как будто бы он забыл, что меня зовут Полиной.
Глава 19. Одинокие сердца
В школу Барс не пошел. Позвонил классной, наговорил, что заболел, лежит с температурой и кашляет.
Вообще в таком случае ученики должны были нести либо справку от врача, либо записку от родителей, но Ольга Владимировна знала, что родителей у него нет. И разрешила не приходить. Она вообще была наивной, хоть и казалась строгой. Барс порой даже не чувствовал, что классная старше — она казалась ровесницей, которую поставили главной среди них. Но Ольга Владимировна была единственной учительницей, которая ему нравилась. Потому что заступалась за него.
Все знали, Дима Барсов — хулиган, шпана, неблагополучный. И с него взять нечего, кроме наглых выходок. Его ненавидели, но терпели — просто потому, что его отцом был тот самый Владимир Сперанский, и директор взял его в школу только по его личной просьбе. А Ольга Владимировна пыталась не только терпеть, но и помогать.
Вообще Барсу плевать было на ее помощь. Он сам кому угодно поможет, если надо будет. Но…в глубине души все равно было приятно, что классная заботится о нем.
В ее класс он перешел пару лет назад, после того, как в старой школе участвовал в массовой драке. Такие называют стенка на стенку. Взрослые тогда решили, что он — главный зачинщик, и Старик был в ярости, потому что драку сняли на телефон, выложили в сети и отправили в местный телеканал. Он в то время баллотировался в депутаты Заксобрания, и это могло повлиять на выборы. Разумеется, его имя всплыло — мол, незаконнорожденный сын Владимира Сперанского пошел в отца, организовывает побоища среди подростков и вообще полный моральный урод. Да и сам Сперанский в девяностые непонятно чем занимался, а теперь считается добропорядочным бизнесменом. Еще и депутатом стать хочет.
В итоге дело замяли. Старик все-таки стал депутатом. А Барса перевели в новую школу, где Ольга Владимировна принялась перевоспитывать его. Даже как-то вызвала отца в школу. Но после того, как он при ней ударил Барса, поняла, что лучше Сперанского не трогать. Только хуже будет. И Барс был благодарен ей за то.
— Надеюсь, ты не врешь и действительно болеешь, — сказала классная напоследок, а Барс только хмыкнул. Врал, конечно. Но у него сегодня крутая подработка была — не до школы. В «Галактике» открывался новый крутой гипермаркет, и нужно было кучу всего перетаскать — за это обещали двойную оплату.
Он оседлал байк и домчался до торгового центра за четверть часа. Переоделся в рабочие штаны и куртку и вместе с остальными мужиками направился к машинам. Однако его поймал какой-то лощеный тип в модном пиджаке и с усами, как у сутенера. Видать, кто-то из руководства. И въедливым тоном поинтересовался:
— Тебе восемнадцать-то есть?
— Есть, — невозмутимо ответил Барс. Он знал, что выглядит старше своих лет. Еще и в спортзале качается.
— А ты уверен?
— Еще бы.
— Паспорт покажи, — потребовал он.
— На работу документы не беру.
— Все в порядке, Антон Валерьевич, — вмешался старший грузчик — мужчина в возрасте, которого Барс уважал. — Взрослый он. Не переживайте.
— Ну смотрите, — недовольно сказал Антон Валерьевич, чье имя у себя в голове Барс уже вполне интересно срифмовал. — Мы несовершеннолетних не нанимаем.
Он ушел, а старший грузчик потрепал Барса по плечу.
— Давай-ка работать, парень. Знаю, что школьник сопливый, но ты это, в университет-то поступи. Не всю жизнь тяжести ведь таскать, верно?
Барс пожал плечами. Про универ он не загадывал.
Домой он приехал уставший, как пес. Покормил животных, выгулял Лорда, себе, по обыкновению, купил шаурму. Сидел на подоконнике, пил энергетик и смотрел на окна синеглазки. Она тоже сидела на подоконнике, но его не видала. Сначала Барс не понимал, что с ней — даже обидно стало, что не замечает. А потом увидел, что она закрыла лицо руками. И, кажется, стала плакать.
