чувством мести за отношение к ней и испорченную жизнь, о последствиях она подумала в самую последнюю очередь. И чего добилась в итоге?
— Какого хера ты творишь? — громко рыкнул мужчина, словно разъяренный зверь.
Однако она молчала. Не отвечала. Смотрела куда-то в пол, залившись краской. От неловкости? Нет. От стыда. Раньше она никогда не позволяла себе подобного, никогда не срывалась во все тяжкие, никогда не позволяла пялиться на себя и расхаживать перед мужчинами в подобном виде. Все время была скромной и слегка стеснительной, а сейчас эти чувства сыграли против самой Леры. Она не должна показывать свою слабость, не должна отворачиваться от него.
Она не должна была затевать эту авантюру в принципе, но думать и жалеть об этом уже поздно...
Мужчина за пару шагов преодолел расстояние между ними, не в силах более играть в молчанку и ждать, когда же у нее развяжется язык. Тряхнул. Хорошенько тряхнул, заставляя ее поднять свой растерянный взгляд бездонных голубых глаз на него.
— Какого. Хера. Ты. Творишь, — отчеканил каждое слово, буквально выплюнул ей в лицо своей претензией, а она все равно молчала. Смотрела на него со страхом в глазах. В больших голубых глазах. Казалось, еще немного и польются слезы. — На, оденься, — он стянул с себя пиджак, который зачем-то надел до того, как узнал плохую для него новость, почувствовав холод в доме.
— Не надо. В гардеробе полно одежды, — сказала она практически бездушным голосом, не имеющим какую-либо интонацию.
— Тогда бегом одеваться! — вновь рявкнул, но почему-то у мужчины возникло ощущение, что его ярость никак не пронимает девчонку.
— Я сама решу, когда мне одеваться, а когда нет!
— Ты хочешь меня на прочность проверить? — опять замолчала. Или ей так нравилось издеваться над Егором? — Отвечай!
— Не ваше дело! — «Опять решила показать свою смелость? — подумал про себя Егор. — Ну уж нет. Я вырву все остатки решительности, чтобы больше не пыталась мне перечить!»
— Мое, девочка, мое! Ты находишься в моем доме и под моей ответственностью. Я не позволю творить тебе всякую хуйню! Только я могу решать, как жить, как дышать и чем заниматься. Это ясно?
Ее злили слова Мороза, которые он повторял вновь и вновь, напоминая о ее статусе. О безнадежном положении, из которого невозможно выбраться так легко, как ей казалось. И теперь они вновь обожгли ей душу, открыли еще не затянувшиеся раны в сердце. Она сама не ожидала, что поступит именно так, что решится, что ярость, пустившая в ее тело корни, обернется против нее самой.
Не предполагала, что сможет плюнуть мужчине в лицо. Буквально...
Почему-то от этого действа ей не стало стыдно, она не покраснела и не испытала чувство вины, а о своей частичной наготе совсем забыла, ослепленная не самым положительным чувством. И она не жалела о нем, ни кали. Даже в тот момент, когда его лицо исказилось гримасой злости, стоило мужчине тыльной стороной ладони вытереть ее слюну. Даже в тот момент, когда он взял ее за плечи и потащил в сторону выхода и, не дойдя до него, остановился. Даже в тот момент, когда она старалась вырваться из его цепких лап, запереться в ванной и ни за что в жизни не впускать этого мужчину в помещение, в свою жизнь. В душу. Должна была, но почему-то он оказался сильнее, а намерения настырнее. Теперь же, приплюснутая к стене его сильным телом, не смогла сделать и шага, пока он снимал с брюк ремень и завязывал ей руки. Конечно, во время осознания происходящего она не сразу поняла, что он собрался с ней делать, однако громкий колокольчик тревоги в голове начал звонить именно сейчас. Когда уже поздно. Когда уже ничего сделать нельзя.
Егор резко впечатал Леру в стену и поднял завязанные руки наверх, словно вешал ее на вешалку. Хотя в какой-то степени так оно и оказалось, стоило девушке вспомнить, что на этом самом месте прямо над ее головой находился крючок для верхней одежды. Она бы с удовольствием освободилась от оков, только этот самый крючок висел слишком высоко, а девушке пришлось стоять на носочках, едва удерживая равновесие. Ремень на руках сковывал движения и оказался сильно затянут Наверняка останутся следы, хотя Лера в этом не сомневалась.
Она стояла перед ним практически голая, обездвиженная со всех сторон, ощущая обнаженными участками кожи тело рядом находящегося мужчины. Ощущала его частое дыхание, его жар, слегка трясущиеся от злости руки, хоть и находящиеся с двух сторон от ее лица. Лера боялась. По-настоящему. Казалось, раньше легкий холодок, исходящий от Егора, лишь слегка трепал нервишки и заставлял вздрогнуть от любой резкости, сейчас же девушка готова провалиться сквозь землю, испариться, надеть каким-то волшебным образом шапку-невидимку, только бы ее здесь не было. Однако она не исчезнет, не испарится без желания хозяина. Да, теперь хозяина, Потому что именно от него зависела ее жизнь. От него зависели последствия совершенного проступка. Именно проступка. А раньше она считала себя умной и продуманной девушкой, но, видимо, этого недостаточно для подобной дальновидности.
— Смелая девочка. Дерзкая, — тихо прорычал он, едва не выпуская свои клыки. — Мама не учила, что со старшими себя так не ведут? — мороз по коже прошел. Нет, не легкий холодок, как раньше, а именно мороз. Табун мурашек бежал по всему телу, вызывая непонятную реакцию на его слова. Страшную. В какой-то момент Лере хотелось расплакаться, сказать, чтобы перестал мучить, лишь бы больше не запугивал и не делал с ней ничего. Лишь бы оставил в покое. Только вот он не позволил бы этому совершиться. Не отпустит, не пощадит, не пожалеет.
А наказание должно свершиться...
В его глазах Лера видела лишь злобу и ярость, поглощающую его душу, лишь черные зрачки, слившиеся с темным цветом глаз. Пока в один прекрасный момент он коварно не улыбнулся, пока она не поняла, что эта затея ей сейчас не понравится.
Девушка не сразу почувствовала, как на ее талию опустилась мужская рука, как она медленно разминала мышцы, гладила изгиб. А она теплая — рука — широкая, жесткая, чуть шершавая. Касается ее нежной бархатной
