одновременно. Она – хватается руками за подлокотники, я – подпираю бедром спинку. Кресло, покачнувшись и жалобно скрипнув, фиксируется в одном положении. А малышки, наконец, успокаиваются и испуганно замирают, осознав, что чуть не свалились на пол.
Садятся на попы, примерно сложив ручки на коленях, и виновато опускают головы под наш общий облегченный вздох.
- Отменная реакция, молодец, - ровным тоном подхваливаю Веру, а она морщит веснушчатый носик с таким недовольством, будто я оскорбил ее. В каждом моем слове ищет скрытый смысл. Впрочем, правильно делает. - Вот видишь, ты просто создана для работы няней, - ухмыляюсь, припечатав ее очередным аргументом.
- Я всегда считала себя кондитером, пока какой-то му… - воспламеняясь, едва не выпаливает ругательство, но вовремя осекается, покосившись на притихнувших детей. – Какой-то мужик нехороший не забрал у меня все, - поспешно исправляется. Но добрее не становится.
В расширенных от гнева глазах – вулкан эмоций, маленькие руки сжимаются в кулаки, а вполне милое личико внезапно каменеет и ожесточается.
- Соглашайся, Вера, и мы накажем этого нехорошего мужика, - равнодушно выдаю, несмотря на то что у самого внутри разгорается пожар.
С кем я связываюсь? Фурия! Но она подходит мне, а я нужен ей. У нас обоих нет выбора, и пора бы ей признать это, потому что я устал уговаривать.
- В чем подвох? – спрашивает прямо, не скрывая своего отношения ко мне. Не верит. Я ей тоже. И это нормально. - То есть ваша «оговорка».
Короткий зрительный контакт, от которого воздух вокруг электризуется, и, пока ничего не закоротило, я приседаю рядом с дочками.
- Солнышки, идите наверх, - подаю им ладони, чтобы помочь спуститься с шаткого кресла.
- Мы не ляжем спать без мамы, - вдруг заявляет Ксюша и, сложив руки на груди и забавно надув губы, отползает вглубь кресла. Сестренка следует ее примеру.
А я изучаю двух рыжих обезьянок, и потом оглядываюсь на Веру. Вопросительно изгибаю бровь. Замечаю, что она опять побледнела. Но стоит нам пересечься взглядами, как краска негодования мгновенно приливает к ее лицу. Любуюсь смертельной внутренней битвой, что разворачивается в ней и отголоски которой мелькают в сине-зеленых водоворотах.
- Я зайду, - тихо сдается.
- А сказку? – торгуется Маша. Вера кивает. - Обещаешь?
- Обещаю, - улыбается тепло и искреннее.
При этом кардинально меняется сама: смягчается и сияет, будто окутанная солнечным светом. Ее улыбки хватает, чтобы двойняшки поверили и подчинились. Они сами соскакивают с кресла и, чмокнув меня в обе щеки, степенно покидают кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь. Готовы быть послушными детьми, лишь бы «няня-мама» опять не потерялась.
- Вам надо поговорить с ними по поводу их мамы, - вкрадчиво лепечет Вера, проведя пальцами по щеке, будто смахивая слезы. Хотя откуда. – Вы должны объяснить им…
- У них нет матери, - грубо, со злостью обрываю ее.
- Умерла? – жалостливо округляет глаза, и лишь раздражает сильнее.
- Не с моей удачей, - хрипло бросаю, как проклятие.
- Ясно, - голос мгновенно леденеет, а от сочувствия не остается и тени. Так лучше. Проще продолжать деловую беседу.
- Так вот, Вера, - обхожу кресло и подаюсь к ней, упираясь кулаками в стол. – Завтра же жду твои документы. Собери все, что только есть. Порой какая-то мелочь может повернуть дело в противоположное русло. Скорее всего, у меня могут возникнуть к тебе дополнительные вопросы. И здесь ты должна быть максимально откровенной. Как на исповеди.
- Л-ладно, - выслушав меня, тянет после паузы. – Мне скрывать нечего.
- Если же хоть где-то всплывет обман. Если попытаешься обвести меня вокруг пальца… Я сразу же останавливаю процесс и отказываюсь от дела. Но это тебя не освободит от работы на меня, - отталкиваюсь от стола и меряю шагами пол. – Если тогда в кабинете ты сказала мне правду, то я помогу тебе восстановить справедливость. В рамках закона, - подчеркиваю. Вряд ли я стану прибегать к своим уловкам ради Веры, но посмотрим по ситуации.
- Договорились, - уверенно кивает. - Но… у меня тоже есть условия, - добавляет дерзко.
Мы невероятно раздражаем друг друга – я это чувствую. Неприязнь с первого взгляда.
- Хм, слушаю, - падаю в кресло, вальяжно развалившись.
- Я не буду жить с вами, - выдает с такой презрительной интонацией, будто я ей секс предлагаю. И я зажимаю пальцами переносицу. Самоуверенная бестия. - Я согласна приходить в определенные часы и выполнять объем задач, прописанный в договоре. Неофициально я у вас работать не намерена.
- Я тебя оформлю, подпишем договор. Но в нем будет указано твое проживание здесь, - бодаюсь до последнего. Проверяю, кто из нас – больший баран. - Не понимаю, почему ты артачишься. Чем тебе не угодил мой дом? Места много. Комнату тебе отдельную выделю. Питание, водителя, если надо. Полный пансион. Будешь как в санатории, только детском, - усмехаюсь. – Это ведь лучше, чем снимать квартиру, - напоминаю с намеком.
- Мне есть, где жить. Раз уж вы согласились стать моим юристом, то больше нет надобности продавать квартиру.
- Я всегда могу переиграть свое решение, - резкой фразой стираю ехидную ухмылку с ее лица.
- Вы же джентльмен, Константин Юрьевич. А джентльмены слов на ветер не бросают, - не унимается Вера.
- Кто тебе сказал такую глупость? – отвечаю в такой же язвительной манере. С усмешкой. - Я юрист. Слова – мое оружие, а любую ситуацию я способен повернуть в свою пользу.
- Я думала вы хотите мне помочь, а не крутить мной из стороны в сторону, - хмурит рыжеватые брови.
Ее мимика дезориентирует. В совокупности с внешностью напоминает мне дочек. А на них я не умею злиться. И никогда не повышаю голос.
- Это должно быть взаимовыгодное сотрудничество, - объясняю тише и спокойнее. - Чего ты боишься, Вера? Переживаешь, что стану домогаться? – обезоруживаю ее прямым вопросом. - Выбрось эту чушь из головы. Я умею четко разграничивать личные отношения от официальных. Более того, я убежден, что каждый должен заниматься своим делом и выполнять его безукоризненно. В той сфере, в которой он разбирается. Ты хорошо готовишь и прекрасно ладишь с моими детьми. Твои функции этим и ограничатся, - произношу абсолютно искренне. У меня нет никаких планов на Веру. Да и в принципе я наелся отношениями. - Если мне приспичит, то